— Слушаюсь, сэр, — губы Каттера тронула скупая улыбка.

Первый помощник вышел, а Дерек в глубокой задумчивости все еще стоял и смотрел на закрытую дверь. Потом резко повернулся и тут же сморщился от острой боли в плече, задетом неделю назад оторвавшимся рангоутом. Медленно согнув руку и осторожно двигая поврежденным плечом, Дерек подошел к пузатой печурке, что стояла посредине каюты. Топилась она просто из рук вон плохо, хотя в щель неплотно прикрытой дверцы и можно было видеть весело пляшущие языки огня. В памяти всплыло знакомое лицо в обрамлении рыжих волос.

«Ты не сможешь забыть меня, Дерек. Я не дам тебе меня забыть. Я вокруг тебя, я везде, где ты. Оби привязало тебя ко мне, милый. Твое плавание будет нелегким, и посреди воя ветра и бушующего моря ты увидишь меня, зовущую к себе».

Мрак в душе Дерека сгустился еще сильнее.

Нет, черт возьми! Он больше не встретится с ней! Так же как никогда не поверит во все эти оби, гри-гри и другие благоглупости, которыми пользовалась Эммалина в своих попытках завоевать его вновь!

Выкинув из головы навязчивый образ, а заодно и завораживающий грудной, мелодичный голос, Дерек с суровым видом подошел к столу. На нем лежал раскрытый вахтенный журнал, а рядом стопка документов, переданных ему перед отплытием.

Вахтенный журнал был зеркальным отражением всех дней их пребывания в морском аду. Документы же несли в себе потенциальную угрозу. Потрепанный корабль и сходящий на нет провиант — смертельное сочетание!

Усевшись за стол, Дерек устало провел растопыренными пальцами по волосам, взял перо и положил журнал перед собой. Он понял, что устал намного сильнее, чем ему казалось. Покосился на влекущую к себе койку, помотал головой, обмакнул перо в чернильницу и склонился над журналом. Он дотошно записывал все: печальные результаты осмотра судна после выхода из шторма, что было повреждено и потом починено; свои выводы о потерянном времени, о возможных штормах, ждущих судно впереди, о трудностях плавания по зимнему морю…

Эммалина…

Дерек напрягся, когда рыжеволосое видение вновь возникло в его воображении, чтобы быть неожиданно вытесненным высокомерным, с развевающимися светлыми волосами и горящими яростью глазами лицом.

Дерек аж простонал. Оба призрака были одинаково нежеланными гостями, и он боялся, что каждый из них в равной мере опасен.

Протянув руку и взяв с полки бутылку, Дерек плеснул в стакан приличное количество янтарной жидкости. Он сделал большой глоток и, снова взяв перо, прилежно склонился над журналом.

Джиллиан остановилась, чтобы хоть немного отдышаться. Она прошла гораздо дальше, чем надеялась. Ей легко удалось проскользнуть мимо похрапывающих во сне охранников и неслышно подняться по трапу на палубу. Ее первым за две недели глотком свежего воздуха стал ледяной порыв ветра, от которого девушку просто затрясло.

Не зная точно, куда идти, Джиллиан прошла до конца палубы и открыла первую попавшуюся дверь. Она оказалась в узком коридоре, по обеим сторонам которого находилось еще несколько плотно закрытых дверей.

Ясно сознавая, что успех всего предприятия и, возможно, даже жизнь Одри зависят от правильно выбранной двери, Джиллиан продолжала стоять в нерешительности.

Позади нее раздались шаги. Девушка торопливо отступила в темный закуток и задержала дыхание. Худощавый моряк появился в противоположном конце коридора. Она узнала его: этого человека ударил Джон Барретт тогда, в лондонском порту. Звали его, кажется, Каттер. Он остановился у ближайшей к Джиллиан двери и постучал. Услышав неразборчивый ответ, он вошел и, не удосужившись прикрыть за собой дверь, начал докладывать:

— Ребята попросили поблагодарить вас за ром, капитан, Они сказали, что выпьют за ваше здоровье.

Вновь неразборчивый ответ, Каттер шагнул обратно в коридор и исчез в том же направлении, откуда появился.

Капитан…

Мгновение спустя Джиллиан уже стояла перед той же дверью, не зная, что ей делать. Как достучаться до сердца этого сурового, бесстрастного человека, который хладнокровно везет в рабство своих же соотечественников? Удастся ли ей найти искорку человечности, которую она сможет раздуть в пламя, или ее вскоре закуют в цепи на устрашение остальным, как и предупреждал Кристофер?

Единственное по-настоящему проигранное сражение то, которое не состоялось…

Джиллиан медленно выпрямилась, вспомнив слова своего горячо любимого отца. Ее рука не дрогнула, когда девушка взялась за ручку двери и медленно повернула ее.

Дверь неожиданно с размаху распахнулась вовнутрь, и Джиллиан наверняка полетела бы головой вперед, не удержи ее сзади за талию сильная мужская рука. Намертво сжатая в железном объятии, Джиллиан едва могла шевельнуться и вздохнуть. И тут такой знакомый глубокий голос прошептал ей в ухо:

— Отлично, мадам! Какой бы ни была ваша игра, ей конец!

Дерек сомкнул руку на талии своей пленницы. Его подбородок щекотали серебристо-белокурые волосы. Он понимал, что женщина ошеломлена, резко отодвинул ее от себя на длину вытянутой руки и оказался совершенно не готовым к ее ясному, полному сдерживаемой ярости голосу, зазвеневшему в каюте:

— Отпустите меня, слышите? Я требую немедленно отпустить меня!

— Вы требуете?.. — Дерек, внезапно узнав и голос, и тон, ослабил хватку и грубо повернул женщину лицом к себе. Даже в полумраке каюты ее нельзя было не узнать, и он бессильно уронил руки. — Так это вы!

Восхитительные голубые глаза превратились в две холодные льдинки.

— Неужели вы все еще помните нашу первую встречу, капитан? — Джиллиан Харкорт Хейг рассмеялась резким, неприятным смехом. — Как странно. Я скорее поверила бы, что вам нет до меня дела так же, как нет дела и до остального «груза» там, внизу.

Дерек молча смотрел на нее. Две недели, проведенные в трюме, оставили неизгладимый след на лице девушки, что стояла сейчас перед ним. Мятая, в грязных пятнах одежда, волосы в беспорядке, лицо бледное, уставшее и изможденное. И никакие рассерженные глаза, никакие повелительные взгляды были не в силах все это скрыть.

Но эта ведьма по-прежнему восхитительна.

— Что вы здесь делаете, мадам?

Голубые глаза загорелись неподдельным гневом.

— Я предпочитаю, чтобы меня называли моим полным именем, капитан. Меня зовут мисс Джиллиан Харкорт Хейг.

— Несомненно. Как я только мог забыть? — Его лицо посуровело. — Повторяю вопрос. Что вы здесь делаете, мадам?

— Все просто. Я пришла поговорить с самим Люцифером. Дерек, чуть помолчав и все, более раздражаясь от неприкрытой наглости этой женщины, коротко бросил:

— Объяснитесь, мадам. — Лицо Джиллиан вспыхнуло:

— Мне еще нужно что-то объяснять? Яснее ясного, что вас следует называть Люцифером и никем другим, потому что только дьявол мог обречь партию ссыльных на тот ад, в котором мы все находимся уже более двух недель!

— Мадам, я просил объяснить ваше присутствие здесь!

— Мисс Хейг.

— Объяснитесь, наконец, мадам, или у вас уже не будет такой возможности!

— Вы что, не слышали, что я вам только что сказала? Я пришла выразить протест против условий, в которых содержатся люди внизу. А мучения и страдания тех, из кого состоит ваш «груз», просто не поддаются описанию. Морская болезнь делает с людьми что хочет, а вы…

— Не переоценивайте мои возможности, мадам. Погода, хорошая или плохая, и морская болезнь, которую она вызывает, не входят в мою компетенцию.

— А мерзкие, кишащие вшами койки и дырявые одеяла, которые вообще не могут защитить от холода, тоже не входят в вашу компетенцию, капитан? А каменные сухари, протухшее мясо и вода, которую не будет пить даже скот? А как насчет куска мыла и воды, чтобы смыть грязь? А глоток свежего воздуха? Или вы решили, что мы не достойны, видеть даже солнечный свет, пока не достигнем берегов Ямайки? Если это так, тогда вы совершили ошибку, сэр. Потому что при таких условиях мы можем не доплыть до Ямайки!