— Сколько готов в поселке? — напряженно поинтересовался Макс.

— Мои мальчики двадцать восемь насчитали. Еще на корабле парочка постоянно дежурит, а по ночам даже тройка. Похоже, не ошиблись — цифра хорошая: ровно тридцать получается. Почему ты спросил?

— Мне интересно знать — как мы справимся с тридцатью готами? Со мной пришло тринадцать человек, с вами шестеро. Итого — девятнадцать. А у них тридцать воинов — с оружием отличным, с доспехами. И главное — они умеют воевать. А мы нет. Да и какие из нас воины? Детей вон сколько и три девчонки. На острове мы пятерых с трудом убили, далеко не самых лучших. А здесь…

— Раз уж ты снизошел до математических расчетов, тогда добавь в свое уравнение еще тройку противников. Люц — опаснейший тип; Миша — хоть и мальчик, но, как я понял, убивать умеет и даже любит этим заниматься; а еще Оля. Она, правда, в интересном положении и вообще темная лошадка. Эй! Барышня! Эта Оля — она противник достойный или у вас ради ширмы была?

— Какой ширмы?

— Ну… от беременной подвоха не ждали. Никому в голову не придет, что будущая мамочка может ввязаться в авантюру. Наличие в группе такой особы играло на доверие — никто не заподозрил в вас диверсантов. Разве не знаешь, что такое ширма?

— Она ждала ребенка от Люца.

— Ты же говорила, что он девушек э… не любит, — удивился Олег.

— Ну да, так и есть. Но он решил, что ему нужен продолжатель рода. Дитя Антихриста. Он ведь свихнулся на своей божественности. Выбрал эту… из-за бедер широких. Решил, что от нее ребенок крепче получится. Не знаю, как он ей мозги прополоскал, но она в него по уши втрескалась. В извращенца… Хотя ее согласия и не спрашивали, но любовь получилась… Вот так и жили: Оля, Люц и Мишаня.

— Какая милая семейка, — ухмыльнулся Олег.

— Ага, — кивнула Дина. — И еще: Люц надеялся, что Олю, как беременную, у вас к кухне приставят. У нее порошок с собой был — если такой в еду или воду подсыпать, не умрешь, но вялым станешь. Сонным. Так что если вы хотите узнать, сколько врагов в поселке, то и ее считайте. Она гадина настоящая. Не смотрите, что на вид добродушная: с головой у нее что-то от этой любви случилось. Люц ее тоже заставлял людей убивать, и она убивала. Ей вроде даже понравилось. Может, тоже выжить пыталась любой ценой, но не верю… разве что поначалу, а потом втянулась — и пошло-поехало…

— А тебя не заставлял? — неожиданно спросил Олег.

— Пытался… — нехотя ответила девушка.

— И?..

— Я сказала, что согласна быть шпионкой, но остальное — нет.

— И он ничего тебе не сделал?

— Нет.

— Странно… я был о нем более высокого мнения…

— Не мог он уже ничего сделать: через неделю мы должны были отправляться к вам. Ведь замены мне быстро не найти. Он ведь два месяца учил меня с копьем драться, говорить одно и то же без запинки, на Большой остров посылал и в другие места — чтобы привыкла ходить помногу и знала все тонкости экспедиций.

— А это… С тобой он тоже, как с Оленькой? Пытался размножаться? Может, потому и пощадил после отказа? — скабрезно уточнил Олег.

— Нет, — вспыхнула Дина. — Я разве похожа на корову? Другие его не устраивали — он считает, что чем толще, тем для младенца лучше. А просто так женщинами не интересуется. Он ведь извращенец. Ему противно все нормальное. В смысле, нормальные… отношения. И вообще, он с женщинами даже не разговаривает. Только с девушками. У него бзик такой — если с мужчиной была, он брезгует с такими общаться. Полностью ненормальный…

— О! Раз с тобой разговаривал, значит, ты девушка?

— А тебе-то какое дело?

— А я вот мальчик. Знаю, после моих рассказов ты не поверишь, но клянусь твоим здоровьем: врал безбожно. Я это не просто так говорю. Понимаешь, Эн, похоже, решил нас всех прикончить, бросив в пешеходную атаку на толпу готов. Так неужели мы позволим умереть друг другу невинными?

Эн, резко остановившись, развернулся, насмешливо произнес:

— Олег, вот знаешь, что меня в тебе поражает? Как может человек, думающий гениталиями, демонстрировать зачатки умственной деятельности? Успокойся, никто не умрет. Или почти никто — полной безопасности гарантировать не могу. Но надеюсь на лучшее. У меня есть план — если все получится, то малой кровью обойдется. Дойдем до этой проклятой скалы, и все расскажу. Да где же она… Устал я — последнее здоровье оставил, бегая по этим камням…

Вечерело. На плоской коралловой скале в кружок расселись все. Время ужина. Хоть все на нервах, хоть смертью попахивает, но молодые организмы требовали свое — стремительно исчезали последние крохи, прихваченные из поселка, трещала кокосовая скорлупа под ударами топорика — по рукам расходились куски белой мякоти. И все косились на Эна.

Тот не спешил. Этот человек знал себе цену, знал и то, что его собеседники в силу возраста падки на внешние эффекты, вот и нагнетал обстановку, дразня их любопытство. И без того сегодня несколько раз выходил из роли невозмутимого «шамана» — это грозит ущербом для имиджа. Неспешно дожевал кусок кокосовой мякоти, плеснул в наскоро изготовленную чашу воды из бутылки, отхлебнул, горестно вздохнул:

— Чай бы сейчас не помешал, — и тут же, будто продолжая прерванный разговор, резко спросил: — Максим, на какую глубину ты сможешь нырнуть? Максимально? Это очень важно — хорошо подумай, прежде чем ответить.

Макс на миг растерялся, но быстро собрался с мыслями:

— Не знаю… Я ведь в этом деле никогда за рекордами не гонялся. Просто плавал, а не экстремальным фридайвингом[7] занимался. Да и где искать? В бассейне? Или на пляже? В принципе если нырять по всем правилам, работая на максимум, без ограничений, то, наверное, метров на сорок — пятьдесят могу рискнуть. Или даже на шестьдесят. Нет — шестьдесят страшновато вообще-то. Хотя если не сразу попробовать, а постепенно наращивать… Тренер говорил, что у меня способности немалые: неделя-другая тренировочных погружений — и можно, если страховать будут.

— Отлично! Для того чтобы мой план сработал, надо нырнуть приблизительно на тридцать восемь. Всего лишь.

Макс едва не поперхнулся и поспешно проговорил:

— Стоп! Вы не так поняли! Знаете, что я имел в виду, сказав «нырять по правилам»?

— Не знаю, но, полагаю, ты сейчас об этом расскажешь.

— Я имел в виду погружение без ограничений. При этом как раз и получаются максимальные рекорды. Но такой способ не для нас. Я поясню. Сперва в море опускается трос. Затем погружаются аквалангисты — занимают позиции на разных глубинах возле троса. Ныряльщик, идущий на рекорд, вентилирует легкие, делает дыхательную гимнастику — тут уж у каждого своя методика, но не запрещается, по-моему, ничего: хочешь — чистым кислородом дыши; хочешь — смесью гелиевой; хочешь — стой на голове с утра до вечера. Затем спортсмен забирается на платформу специальную — она тяжелая и может скользить вдоль троса с большой скоростью. Сам он при этом даже не шевелится — замирает как статуя. Старт — и платформа начинает двигаться вниз. Быстро разгоняется. Ныряльщик ничего не делает — просто стоит, держась за раму руками и стоя ногами на нижней перекладине. Ни малейшего движения не делает, бережет силы. Любое сокращение мышц — это затраты кислорода: нельзя ему шевелиться. Когда решает, что с него хватит, останавливает спуск. Затем над платформой надувается шар, который вытягивает ее наверх с такой же скоростью. Глубина погружения платформы фиксируется — это и есть достижение. Иногда фридайверы используют подводный скутер, прицепленный к тросу, — он движется быстрее, чем платформа. У каждого способа свои плюсы и минусы — слишком быстрое погружение плохо сказывается на организме.

— А зачем там аквалангисты? — не понял Муса.

— Они страхуют спортсмена. Парадокс, но сейчас, с теми глубинами, на которых устанавливают рекорды, аквалангисты больше рискуют, чем ныряльщики, да и не могут сопровождать на всем протяжении.