Госпиталь оказался грубой, крытой соломой хижиной, едва ли более приличной, чем домик скромного, не слишком процветающего крестьянина в Андалузии. Она заметила его еще с площади, на которой столпилось много народа. Рыбак-галисиец торговал свежими крабами и омарами, которых поймал на рассвете этого дня. Вдыхая их запах при такой сильной жаре, Магдалена усомнилась в правдивости его зазываний. Два таинца, темная кожа которых блестела от пота, знаками изъяснялись с торговцем из Гуэлвы, пытаясь получить несколько нитей бисера в обмен на медный браслет.

Один торговец дешевой кумачовой одеждой из хлопка завлекал таинскую женщину своим товаром и жестами назначал ей цену. Потасканная шлюха из Барселоны демонстрировала свои прелести прямо на берегу, фланируя от одной группы праздных моряков к другой. Несколько индейских женщин бесстрастно сидели за грудами ямса и папайи, желая получить дешевые безделушки в обмен на еду. Свиньи хрюкали, а цыплята пищали и как бешеные носились по переполненной площади, добавляя еще шума и помета этому и без того хаотичному и зловонному месту.

Аромат хлеба из кассавы, этого грубого сухого пирога, сделанного из измельченных корней маниока, щекотал ее ноздри. Ей не нравились этот кислый вкус и рассыпающаяся консистенция, но на Эспаньоле это заменяло пшеничный хлеб. Магдалена увернулась от пары собак, яростно преследовавших дрожавших цыплят, и подошла поближе к женщине, чтобы посмотреть, как она кладет пироги из кассавы на горячие угли, орудуя грубой деревянной лопаткой.

К ней подошли двое солдат, небрежно одетых в просторные льняные рубашки и кожаные рейтузы. Один, с тусклыми темными волосами, цвет которых не поддавался описанию, грубо схватил ее за косу и потянул к себе. Она чуть не задохнулась от его смрадного дыхания. Его спутник улыбнулся, обнажая пеньки гнилых коричневых зубов на изрытом оспой лице.

– Что тут у нас, Хуанес? Новенькая из Кастилии? Посмотри-ка на волосы! Говорят, у королевы такие же рыжие волосы, как эти, – сказал ее обидчик приятелю.

Хуанес слегка покачнулся влево, а потом снова приложился к бурдюку, который держал в своей замызганной лапище.

– Давай спросим, какую цену она назначит, чтобы обслужить нас обоих, но только пускай не мнит о себе слишком много. Она не королева.

– Но я придворная, ты, паршивый остолоп! Отпусти меня, а не то брат адмирала отрубит твои грязные руки и ты не сможешь держать окровавленными обрубками свой бурдюк.

Хуанес отступил назад: его пропитанные вином мозги смутно уловили шелестящий выговор образованной знатной дамы, но захватчик решил не так просто расстаться со своим трофеем.

– Она всего лишь шлюха, как и все прочие, что приезжают на кораблях из Кадиса и Палоса, – убеждал он приятеля, дерзко шаря рукой по ее груди.

Повинуясь природному инстинкту, Магдалена с отвращением пнула его в голень своей остроносой туфлей. Когда он немного ослабил хватку, выругавшись от изумления, она оттолкнула его и нервно потянулась к кинжалу, висевшему у нее на поясе.

Хуанес, у которого к этому времени прояснилось в голове, увидел сверкнувшее лезвие и отпрянул назад, но его соотечественник Альфредо снова с ворчанием попытался схватить ее:

– Ты что, не можешь разоружить маленькую потаскушку?

Она вывернулась и ударила его своим оружием. На руке Альфредо сквозь грязь просочилась кровь – сквозь то, что когда-то было рукавом белой льняной рубашки. Это привело в действие Хуанеса, который обхватил ее одной лапищей, прижимая ее руки к бокам, и на мгновение сковал руку с кинжалом. В это мгновение она пнула его в ногу и рванулась, лишив его равновесия, так что они оба упали на пыльную красную землю. Он оказался внизу, а она наверху. Альфредо оказался на ней как раз в тот момент, когда Хуанес ослабил хватку, но она снова выбросила вперед кинжал и на этот раз открыто ударила его в грудь, прежде чем он попытался разоружить ее.

К этому времени собралась толпа полюбоваться зрелищем. Несколько местных проституток подбадривали ее, в то время как два палосских моряка бились об заклад, кто из солдат Маргарита первым овладеет ею.

Вдруг с края толпы донесся крик, и Бартоломе Колон, меча громы и молнии, ворвался в плотное кольцо зевак, расталкивая мужчин и женщин. Он держал меч наготове, но мог убить без его помощи одним только взглядом налитого кровью лица.

Альфредо отпрянул от Магдалены, прижимая окровавленную руку к раненой груди. Он дрожал от ярости, смешанной со страхом. Магдалена отшатнулась от мерзкого зловония Хуанеса, стараясь глотнуть воздуха, а Бартоломе тем временем позвал двух охранников из губернаторского дома, чтобы бросить этих мужчин в тюрьму.

– Донья Магдалена, ваша страсть к приключениям не приведет к добру. Вам надо было дождаться меня. Я предупреждал вас, насколько это грубый город.

Он помог ей подняться, а двух солдат повели прочь, подгоняя кончиком меча. Она не удостоила их взглядом, но посмотрела на свое разорванное платье, измятое, истерзанное, покрытое пылью и залитое кровью. Она тщетно попыталась разгладить его, а потом привести в порядок спутанные волосы. И в этот миг незнакомый голос заставил ее рывком поднять голову.

– Похоже, Бартоломе, я не могу оставить ни одного из братьев своим заместителем на время моего отсутствия в Изабелле, иначе здесь начнутся бесчинства из-за смазливой девки.

Магдалена уставилась на высокого худощавою человека с седеющими рыжими волосами и пронзительными, с веселым блеском, голубыми глазами. Адмирал вернулся!

Магдалена стояла за дверью комнаты для приемов. Нервы ее были напряжены до предела. Она искупалась, вымыла волосы и вытерла их досуха, а потом заплела в них нарядную, украшенную жемчугом ленту. Она выбрала довольно старомодное платье из коричневого шелка с высоким вырезом, из которого были видны лишь оборочки ее белой льняной сорочки. Она надеялась, что Бартоломе будет думать, что под платьем у нее надет медальон с перстнем внутри.

Она подготовила обращение к адмиралу, в котором просила его позволить ей остаться на Эспаньоле. Магдалена не хотела ни слова говорить об Аароне, но боялась, что Бартоломе уже рассказал командору о ее любовнике и обругал ее. Если Кристобаль Колон – верный друг своего маршала, он быстро решит выселить ее из своих владений назад в Севилью и в монастырь. Глубоко вздохнув для смелости, она постучала в дверь, и сильный чистый голос приказал ей войти.

В отличие от плотного кряжистого Бартоломе его старший брат был худощавый и почти хрупкий, но светло-голубые глаза его смотрели зорко, а на лице, несмотря на пухлый рот, было суровое выражение. Мучительная болезнь суставов обезобразила его руки и вызвала небольшую сутулость прежде высокой и прямой спины, и все же он был самым представительным мужчиной, которого когда-либо встречала Магдалена.

– Добрый день, адмирал! – сказала она в ответ на его улыбку и приглашающий войти жест.

Кристобаль отметил, как она осмотрела большую комнату и на мгновение задержалась на ее защитнике Бартоломе.

– Добрый день, донья Магдалена! Вы выглядите намного лучше, чем утром, когда мы с вами увиделись в первый раз. Надеюсь, вы уже отошли от этой… гм… стычки?

Магдалена почувствовала, как щеки ее запылали, «Ну и способ встретить человека, v которого в руках моя судьба!» – подумала она.

– Со мной всев порядке, благодарю вас, адмирал Колон.

– Ты увидишь, что донья Магдалена – в высшей степени находчивая молодая женщина, Кристобаль, – сухо заметил Бартоломе.

Я желал бы, чтобы она не рисковала жизнью ради грубых и опасных солдат и других еще более неприятных жителей Изабеллы, – с легким укором глядя на Магдалену, произнес адмирал.

Я попыталась пройти в госпиталь доктора Чанки через площадь. Думаю, здесь много больных, а я умею за ними ухаживать.

Кристобаль посмотрел на нее с откровенным изумлением, потом на липе его отразилось огорчение.

– Верно, донья Магдалена, вы как придворная дама не захотите заниматься такой трудной и опасной работой? Бартоломе больше часа провел здесь, изо всех сил стараясь избежать объяснений, почему вы все-таки здесь. Это не похоже на Севилью.