Только не после прошлой ночи, когда она смогла быть такой сильной. Такой уверенной в себе.

В том, чего хочет.

А сейчас, днем, она вряд ли сможет противостоять этому доброму, кроткому Майклу. Чудеса, да и только.

И это по-настоящему плохо.

«Дорогой М.!

Теперь ты уже наверняка слышал новости, где бы ты ни находился. Я погибла. Герцог сделал все, что мог, чтобы избавить меня от позора, но это Лондон, и подобные попытки, разумеется, тщетны. Он женился в течение недели — брак по любви, ни больше ни меньше. Мама (что неудивительно) просто вне себя, воет и стонет, как хор плакальщиц.

Плохо ли, что я чувствую себя так, будто с меня сняли какую-то тяжесть? Вероятно.

Жать, что тебя тут нет. Ты бы знал, что сказать.

Без подписи.

Долби-Хаус, ноябрь 1823 года».

Письмо не отослано.

Пенелопа сидела на деревянной скамье и смотрела на замерзший Серпентайн, где собралась чуть не половина Лондона. Необычно холодная зима привела к тому, что небольшое озеро покрылось толстейшим льдом, какого не было уже десятилетие, и на нем толпились люди, жаждавшие провести день, катаясь на коньках.

От бдительных глаз общества скрыться некуда.

Выгрузившись из кареты, их отряд конькобежцев поднялся на холм, плавно спускающийся к озеру Серпентайн. Они по очереди садились на скамью, чтобы прикрепить стальные с деревом лезвия к подошвам обуви. Пенелопа оттягивала свою очередь как можно дольше, остро осознавая, что катание на коньках с Майклом превратится в настоящее испытание, поскольку он наверняка воспользуется шансом продемонстрировать всему Лондону, как сильно они любят друг друга.

В сотый раз она прокляла этот нелепый фарс, глядя вслед сестрам, рука об руку спускающимся вниз с холма, и снова напомнила себе о главной цели, ради которой идет на такие душевные терзания.

Занятая своими мыслями, она никак не могла прицепить лезвия коньков на обувь, и после третьей попытки Майкл отбросил собственные коньки, присел перед ней на корточки и взял ее за щиколотку раньше, чем она успела что-нибудь сообразить. Пенелопа отдернула ногу, он потерял равновесие, чуть не упал на спину и едва удержался, упершись руками в снег и привлекая к себе внимание группки молодых женщин, стоявших неподалеку.

— Что это ты делаешь? — прошипела Пенелопа, наклонившись вперед. Ей совсем не хотелось устраивать публичную сцену.

Он поднял на нее глаза, полные фальшивой невинности, и просто ответил:

— Помогаю тебе надеть коньки.

— Я не нуждаюсь в твоей помощи!

Она отлично сама наденет эти чертовы коньки.

— Спасибо, не надо. — Пенелопа торопливо нацепила на ботинки хитроумное изобретение, тщательно затянула ремешки и проверила, правильно ли все сидит. — Вот!

И увидела, что Майкл смотрит на нее каким-то странным, непонятным взглядом.

— Отлично.

Он встал и протянул руку, чтобы помочь ей подняться.

— По крайней мере это ты мне сделать позволишь, Пенелопа? — прошептал он.

Перед такой мягкой просьбой она не устояла и вложила свою руку в его.

Майкл помог ей встать и придержал, пока она, пошатываясь, приноравливалась к конькам.

— Я помню, ты никогда не умела ходить на коньках так же хорошо, как кататься.

Пенелопа моргнула, едва не упала и вцепилась ему в руку, пытаясь обрести равновесие.

— Ты же сказал, что ничего не помнишь!

— Нет, — отозвался он негромко, поддерживая ее, пока они спускались с холма к озеру. — Это ты сказала, что я не помню.

— А ты, значит, помнишь?

Уголок его рта приподнялся в грустной усмешке.

— Ты поразишься, узнав, сколько всего я помню.

В этих словах прозвучало что-то... что-то мягкое, чуждое ему, и подозрения вспыхнули снова.

— Почему ты себя так ведешь? — Он наморщил лоб. — Еще одна возможность доказать всем, что наш брак — по любви?

В его взгляде что-то промелькнуло и тут же исчезло.

— Любая возможность, чтобы подтвердить это, — негромко сказал он и посмотрел куда-то в сторону.

Пенелопа проследила за его взглядом и увидела Пиппу и Оливию. Держась за руки, они ковыляли ко льду. Любая возможность устроить браки сестер.

— Я должна пойти к ним, — сказала Пенелопа, подняв к Майклу лицо и посмотрев в его красивые карие глаза. Только сейчас она сообразила, как близко он прижал ее к себе и как благодаря плавному склону холма она оказалась почти вровень с ним. Уголок его рта подергивался.

— Твои щеки похожи на вишни. Я почти уверен, что ты покраснела. Но из-за мороза не могу сказать точно о причине.

Пенелопа не смогла сдержать улыбку, наслаждаясь этим добродушным подшучиванием и на какой-то миг совершенно забыв, что все это не взаправду.

— Как печально, что ты этого так и не узнаешь.

Он поднес ее руки к губам, перецеловал обтянутые лайковыми перчатками костяшки сначала на одной руке, потом на другой, и Пенелопа пожалела, что надела перчатки.

— Лед ждет, миледи. Я очень скоро присоединюсь к вам.

Она посмотрела поверх его плеча на многолюдный каток, туда, где на чудесном гладком льду ее сестер уже окружили светские молодые люди, и внезапно ей показалось, что стоять здесь с мужем занятие куда более волнующее, чем все, что может произойти на катке. Но увы, этого ей никто не предлагал.

Майкл помог ей спуститься на лед, Пенелопа оттолкнулась, исчезла в толпе и быстро отыскала сестер. Оливия взяла ее под руку и сказала:

— Борн просто чудесный, Пенни. Скажи, ты в восторге?

Пенелопа вздохнула, ничем не выдав истинных своих чувств.

— Превосходно! — воскликнула Оливия. — Просто отлично, Пенни! Мне кажется, этот наш зять хлеб ест не даром. Да еще и красивый, правда? О! Я вижу Луизу Холбрук!

Она неистово замахала рукой и заскользила к своей подруге через весь каток. Оставшаяся на месте Пенелопа негромко произнесла:

— Да, он красивый, — испытывая искреннюю благодарность за то, что хоть в этом ей не приходится врать.

Ее взгляд переместился на то место на холме, где они с мужем стояли всего несколько минут назад. Майкл не шевелился, внимательно глядя на нее, и у нее даже рука зачесалась, так захотелось ему помахать. Но это же будет глупо, правда?

Глупо.

Пока она размышляла, Майкл все решил за нее сам. Он поднял свою длинную руку и помахал ей.

Было бы грубо проигнорировать его.

И она помахала в ответ.

Он сел на скамью и начал пристегивать коньки. Пенелопа негромко вздохнула и заставила себя отвернуться, пока не наделала каких-нибудь глупостей.

— Кое-что произошло.

Сначала Пенелопе показалось, что Пиппа заметила странные отношения между ней и мужем. Чувствуя, как замельтешили в голове мысли, она повернулась к сестре.

— Ты о чем?

— Каслтон сделал мне предложение.

У Пенелопы от неожиданности широко распахнулись глаза. Она ждала, когда Пиппа объяснит ей, почему только сейчас решила поставить ее в известность, хотя они уже провели вместе немало времени. Пиппа ничего не сказала. Она спокойно скользила вперед по льду, словно они обсуждали погоду, а не ее будущее, и Пенелопа не выдержала:

— Что-то я не слышу особой радости в твоем голосе.

Пиппа наклонила голову:

— Он граф. Кажется мне довольно добродушным, не против моей нелюбви к танцам, и у него отличная конюшня.

Пенелопа бы, пожалуй; улыбнулась такой непритязательности — будто этих четырех черт характера достаточно для удачного супружества, если бы не уловила в голосе Пиппы нотку покорности судьбе.

И ей вдруг пришло в голову, что Пиппа нарочно выбрала эту минуту, чтобы сообщить старшей сестре о предложении, потому что вокруг множество народа, множество глаз и ушей — слишком много для серьезного разговора.

И все-таки Пенелопа сжала руку сестры, заставила ее остановиться прямо в центре катка, наклонилась к ней и негромко произнесла: