Томми кивнул:

— Я тоже. Но я буду присылать твоим детишкам подарки из заморских стран.

Детишкам. Ей нужно увидеть Майкла. Немедленно!

— Смотри не забудь, — велела она. — А я буду радовать их рассказами про дядюшку Томми.

— О, Майклу это особенно понравится! — расхохотался Томми. — Думаю, они пойдут по моим стопам, станут знаменитыми рыбаками и посредственными поэтами. Иди уже, ищи своего мужа.

Пенелопа улыбнулась:

— Так я и сделаю.

Майкл поднимался в «Адский дом», перескакивая через две ступеньки, так ему не терпелось увидеть жену, и ругал себя последними словами за то, что не запер ее вчера ночью в клубе. Пусть бы сидела там, пока не поверит, что он ее любит. Ну как она могла ему не поверить? Как она может не видеть, что он отчаянно хочет ее?

Едва он добрался до верхней ступеньки, дверь отворилась, и предмет его мыслей выскочил из дома, чуть не опрокинув его с лестницы. Пенелопа так резко остановилась, что зеленый плащ на ней закрутился, подол задел Майкла по ногам. Они уставились друг на друга.

При виде жены у Майкла перехватило дыхание. Да как он вообще мог думать, что она не красива? Сейчас, среди февральской слякоти, она казалась настоящим драгоценным камнем — розовые щечки, голубые глаза и очаровательные губки, при взгляде на которые ему захотелось немедленно отнести ее в ближайшую постель. В их постель. Потому что им пора наконец завести общую постель. Он решил, что нужно просто разломать стенку между их спальнями, чтобы больше никогда не смотреть на эту Богом проклятую дверь.

Пенелопа прервала его размышления.

— Майкл...

— Погоди. — Он боялся услышать, что она может сказать. Не раньше, чем выскажется сам. — Прости меня. Давай войдем в дом. Пожалуйста.

Она вошла в дом следом за ним. Стук большой дубовой двери, закрывшейся у них за спиной, эхом отдался в отделанном мрамором холле. Пенелопа глянула на сверток у него в руке.

— Что это?

А он и забыл. Это же его оружие!

— Пойдем со мной. — Он взял Пенелопу за руку, жалея, что оба они в перчатках — так хочется прикоснуться к ней, кожа к коже! — и повел вверх по лестнице на второй этаж. Войдя в столовую, Майкл положил сверток на длинный стол красного дерева. — Это тебе.

Пенелопа с любопытством улыбнулась, и Майкл, не желая торопить события, с трудом удержал порыв поцеловать ее. Он не хотел ее спугнуть. Она осторожно начала разворачивать бумагу, отогнув краешек ровно на столько, чтобы заглянуть внутрь. Посмотрела вверх, наморщила лоб и развернула до конца.

— Это же...

— Погоди. — Майкл чиркнул спичкой и поджег содержимое.

Пенелопа засмеялась. Майкл слегка расслабился — ее смех прозвучал для него музыкой.

— Это же инжирный пудинг!

— Я не хочу больше лжи, Шестипенсовик. Хочу, чтобы была только правда. И хочу, чтобы мы с тобой полюбили друг друга над инжирным пудингом, — дрогнувшим голосом произнес он. — В тебе я вижу мое сердце, мою цель в жизни... мою душу.

Наступила гробовая тишина. Пенелопа вспоминала тот первый раз, когда он произнес эти слова, а он с ужасом думал, что опоздал. И что этот дурацкий пудинг оказался слишком мал.

И тут она бросилась к нему в объятия, целовала его, и он вложил все свои чувства, всю нежность в эту ласку, наслаждаясь тем, как ее пальцы теребят волосы у него на затылке, как она негромко ахает, потому что он слегка прикусил ее нижнюю губу. Пенелопа чуть отодвинулась и открыла прекрасные голубые глаза, поймав его взгляд. Но Майкл не отпустил ее, не украв сначала еще один поцелуй, а затем поклялся:

— Я весь твой, любовь моя... твой, и делай со мной что хочешь. Когда я похитил тебя той ночью и объявил, что ты моя, разве мог я предположить, что сейчас — сегодня и навечно — это я стану твоим? Что мое сердце украдено?

Я понимаю, что не достоин тебя. Понимаю, что успел слишком многое натворить за свою жизнь и теперь должен как-то это исправить. Но клянусь тебе, я сделаю все возможное, чтобы ты была счастлива, любовь моя. Буду трудиться каждый день, лишь бы стать достойным тебя. Твоей любви. Пожалуйста... пожалуйста, дай мне этот шанс.

На глазах Пенелопы заблестели слезы, а когда она медленно покачала головой, у него чуть не остановилось дыхание. Неужели она откажется? Неужели не поверит?

Молчание затягивалось, и Майкл с нетерпением ждал приговора.

— Я так долго мечтала, — прошептала Пенелопа, пальцами касаясь его лица, словно пыталась убедить себя, что он тут. Что он принадлежит ей. — Хотела большего, грезила о любви. Ждала этой минуты. Мечтала о тебе. — По прелестной щеке покатилась слезинка. Майкл протянул руку, чтобы вытереть ее. — Думаю, я любила тебя с самого детства, Майкл.

Он прижался лбом к ее лбу, привлек ее к себе, стремясь оказаться как можно ближе.

— Я здесь. Я твой. И Боже милостивый, Пенелопа, я тоже о тебе мечтал. Очень!

Она улыбнулась, такая красивая.

— Как такое может быть?

— А как этого могло не быть? — возразил он голосом, хриплым от обуревавших его чувств. — Девять лет я думал, что меня спасет отмщение, но только ты, моя сильная, прекрасная жена, смогла доказать мне, что я ошибаюсь, что мое спасение — это любовь. Ты мое избавление, — прошептал он. — Мое благословение.

Теперь она плакала по-настоящему, и Майкл губами собирал ее слезы, а потом прильнул к ее губам в долгом страстном поцелуе, изливая в этой ласке всю свою любовь, и целовал ее, пока оба они не задохнулись. Он поднял голову.

— Скажи, что ты веришь мне.

— Я верю тебе.

— Скажи, что ты любишь меня, леди Пенелопа.

— Для вас — леди Борн. — Она положила руки ему на плечи, запустила пальцы в волосы. — Я люблю тебя, Майкл. Люблю просто отчаянно. И очень счастлива, что ты тоже решил полюбить меня.

— Разве я мог не полюбить тебя? — воскликнул он. — Ты мой воин! Не испугалась ни Бруно, ни Лэнгфорда и сражалась отвалено.

Пенелопа смущенно улыбнулась:

— Я не могла уйти. Не хотела стать твоим падшим ангелом. Я бы последовала за тобой в преисподнюю... только для того, чтобы вернуть тебя оттуда.

Эти слова окончательно посрамили его.

— Я не достоин тебя. Но боюсь, что отпустить тебя не смогу.

Серьезный взгляд голубых глаз не дрогнул, когда она спросила:

— Обещаешь?

— Обещаю. — Он обнял ее обеими руками, уткнулся подбородком ей в макушку и вдруг вспомнил. — Я же принес твой выигрыш, любовь моя! — Он вытащил бумаги и положил их рядом с пудингом.

— Это твоя собственность.

Майкл поцеловал ее в шею и улыбнулся, услышав, как она вздохнула под этой лаской.

— Нет. Твоя. Честно выигранная.

Пенелопа покачала головой:

— Из вчерашнего выигрыша я хочу только одно.

— Что именно?

Она потянулась к нему и поцеловала так крепко, что у него захватило дух.

— Тебя.

— Боюсь, скоро ты пожалеешь об этом выигрыше, Шестипенсовик.

Она серьезно покачала головой:

— Никогда.

Они снова поцеловались, забывшись в объятиях друг друга на долгие минуты, но любопытство победило, и Майкл первым поднял голову.

— А что у тебя было на Лэнгфорда?

Пенелопа фыркнула, перегнулась через него, поворошила лежавшие на столе документы и вытащила небольшой, сложенный квадратиком лист бумаги.

— Ты забыл преподать мне самое главное правило негодяев.

— Это какое же?

Она аккуратно развернула квадратик и протянула ему.

— Когда сомневаешься, блефуй.

В руках у Майкла оказалось приглашение в «Ангел».

Изумление сменилось хохотом, а затем гордостью.

— Моя грешница жена, любительница азартных игр! А ведь я поверил, что у тебя есть что-то по-настоящему убийственное.

Пенелопа улыбнулась ярко и дерзко, и Майкл решит, что разговоров на сегодня достаточно.

Он уложит жену на пол столовой и раздел догола, восхищаясь каждым обнажавшимся участком ее тела. Ее смех сменился вздохами восторга, а он напоминал ей снова и снова, как сильно ее любит.

Долгие годы на вопрос детей и внуков, откуда на столе «Адского дома» появилось это круглое черное пятно, маркиза Борн отвечала, что инжирный пудинг оказался неудачным... но маркиз всякий раз возражал ей, утверждая, что, по его мнению, это быт самый удачный инжирный пудинг на свете.