Аббат удалился, что еще он мог сделать? Как только исчез, д'Эон рассмеялся — и графиня поняла, что неверность ее прощена. Уже через минуту они улеглись рядом, им было что вспомнить…
Разумеется, весь Версаль узнал об этом приключении от восхищенной камеристки.
В конце сентября д'Эон вернулся в Россию. Елизавета была так счастлива его видеть, что сделала все, что он хотел. Посланник Людовика XV сразу же воспользовался своим положением: по его просьбе арестовали канцлера Бестужева, находящегося на жалованье Лондона, выслали в Сибирь двух ненавидящих Францию генералов, а с ними — тысячу восемьсот их сторонников. Наконец, по его указке Воронцов, друг Франции, был назначен в канцелярию.
Несколько месяцев кавалер прожил в Летнем дворце. Днем служил он Людовику XV, а ночью — императрице. В конце концов она предложила ему остаться атташе при русском дворе. Д'Эон вежливо отказался.
Когда почти минул 1760 год, он окончательно покинул Санкт-Петербург, оставив Елизавету в слезах, и вернулся в Версаль. Людовик XV назначил ему месячную пенсию в две тысячи ливров из королевской казны и дал звание капитана драгун. Вскоре д'Эон ушел на войну и храбро сражался.
Но последняя миссия кавалера оказалась бесполезной, так как через несколько месяцев после его отъезда императрица Елизавета умерла, оставив трон Петру III и Екатерине, которые поспешили выйти из франко-австрийского «союза». Выход России ускорил наше поражение, и Семилетняя война, стоившая нам стольких жизней, закончилась подписанием губительного Парижского договора.
Вот тогда-то Людовик XV заметил исключительно вредное влияние м-м де Помпадур, вспомнили, что именно она развязала эту войну. Уединившись в своем кабинете, он задумался о том, как исправить положение без ведома министров и особенно — надоедливой маркизы. В голову ему пришла мысль о реванше (дерзкая идея, позже подхваченная Наполеоном и Гитлером), конечно! Десант на южных берегах Великобритании. К тому же он задумал реставрацию Стюарта и возрождение Ирландии.
Чтобы воплотить этот проект, королю опять потребовался д'Эон. Кавалер был снова призван к его величеству.
— Вы, я думаю, знаете новую королеву Англии Софи-Шарлотту?
— Да, сир!
— Вы были ее любовником, когда она была Меклембург-Стрелитцкой принцессой?
— Да, сир!
— Где вы с ней встретились?
— В Германии, во время моего первого путешествия в Россию.
— Как вы думаете, сохранила она к вам свое расположение?
— Разумеется, сир.
— Превосходно.
Людовик XV дал кавалеру официальное поручение в Англии, которое позволяло ему свободно перемещаться и отмечать все полезные для высадки французских войск сведения. Король уточнил, что никто, кроме графа де Брогли, возглавляющего Тайный отдел, и месье Терсье, его личного секретаря, не должен знать об этом деле — никто, даже м-м де Помпадур.
Д'Эон, получив код переписки, отправился в Лондон, где он намеревался выразить свое почтение Софи-Шарлотте. Молодая королева встретила его исключительно любезно, предоставила комнату во дворце и даже, говорят, была столь гостеприимна, что однажды вечером навестила его в постели <Некоторые историки утверждают даже, что король Георг IV, родившийся через девять месяцев после этой встречи, был сыном д'Эона.>. Подобное гостеприимство должно было значительно облегчить кавалеру выполнение задания.
Через несколько месяцев м-м де Помпадур, у которой повсюду были шпионы, проведала о тайной переписке короля и д'Эона. Ее, стало быть, держали в стороне от политических дел, это разгневало маркизу. Она приняла все усилия, чтобы узнать содержание получаемых Людовиком XV писем. Обыскав понапрасну все шкафы и секретеры, она задумала нечто другое. Вот как рассказывает об этом д'Эон:
«Мадам де Помпадур заметила, что Людовик XV всегда носил при себе золотой ключик от элегантного секретера, что стоял в его личных апартаментах. Фаворитка никогда, даже во времена наибольшего своего влияния, не могла добиться, чтобы король открыл его. Это было что-то вроде святилища, где обитала воля монарха. Людовик XV управлял лишь этим секретером, он оставался королем лишь этой мебели. Это была единственная часть его владений, не захваченная и не оскверненная куртизанкой.
«В нем государственные бумаги», — так отвечал он на все ее расспросы. Эти бумаги были не что иное, как наша переписка с графом де Брогли. Маркиза стала догадываться. Однажды вечером, во время ужина со своим монаршим возлюбленным, она вдруг сделалась предупредительной, любезной, обворожительной — как никогда… Продажная, давно уже утратившая женскую честь, супруга эта, бывшая супруга Ле Нормана д'Этиоля, призвала на помощь все свои ловушки и чары — между нами говоря, порядком уже поблекшие, — чтобы подчинить себе монарха. Для пущего эффекта она принялась его подпаивать, что должно было разгорячить не только глаза, но и голову его величества.
После всех этих излишеств, этой оргии, когда потерявшая всякий стыд куртизанка хладнокровно выполняла все желания старика, ею же разожженные, обессиленный монарх забылся глубоким летаргическим сном. Этого только и ждала коварная вакханка. Пока король, разомлевший от действия вина и бурных ласк, был погружен в сон уставшего животного, она вытащила у него заветный ключ, открыла шкафчик и нашла там полное подтверждение своих домыслов. С этого дня мое падение было предрешено».
Эту историю подтверждает депеша мсье Терсье кавалеру от 10 июня 1763 года: «Король сегодня утром вызвал меня к себе. Бледный и возбужденный, с тревогой в голосе он поделился со мной своими опасениями, что тайна нашей переписки раскрыта. Он рассказал, что, поужинав несколько дней назад наедине с м-м де Помпадур, не без ее помощи в результате некоторого изящества заснул. Маркиза скорее всего воспользовалась этим, чтобы завладеть ключом от заветного секретера который его величество держит от всех закрытым, и узнала о ваших отношениях с графом де Брогли. Его величеству дал повод для этих подозрений тот небольшой беспорядок, в котором оказались бумаги. Вследствие чего монарх поручает мне посоветовать вам соблюдать величайшую осторожность и сдержанность по отношению к его послу, отправляющемуся в Лондон. Он считает его преданным герцогу де Праслеку и м-м де Помпадур».
Людовик не зря опасался мести своей фаворитки…
В течение нескольких дней маркиза с хмурым видим прогуливалась по Версальскому дворцу, что заставляло дрожать министров и придворных. Глаза ее пожелтели, рот дрожал, подбородок перекашивался от тика. Короче, как сказал один мемуарист того времени, «она казалась жертвой зверски скверного настроения, которое поднималось откуда-то снизу к лицу и страшно его изменило».
Английское дело, по правде говоря, было не единственным поводом к неудовольствию фаворитки. Вот уже некоторое время Людовик XV был в постоянной любовной связи с девушкой из Гренобля м-ль де Роман. Он поселил эту красотку в доме на улице Пасси и проводил с ней бурные ночи, о которых говорил весь Париж. «Иногда по вечерам, — пишет современник, — их игры становились такими шумными, что напуганные соседские собаки начинали лаять». Людовик XV, очарованный такой страстностью, вскоре оставил своих содержанок из Парка-с-Оленями и полностью посвятил свое время м-ль де Роман. Он так был ею увлечен, что многие придворные видели уже в ней будущую официальную фаворитку: уважительно здоровались, посылали поэмы, прошения…
Появление соперницы вызвало у м-м де Помпадур болезненную ревность. Она лишилась сна, высохла и стала похожа на затравленное животное. В конце 1763 года страхи ее подтвердились: тщеславная м-ль де Роман предпринимала усилия, чтобы узаконить своего сына от Людовика XV. Она уже добилась, что кюре в своем приходе представил его под именем Людовика Бурбонского; требовала, чтобы его называли «монсеньер».
Однажды чуть ли не потерявшая рассудок от ревности и тревоги м-м де Помпадур вознамерилась посмотреть на ребенка, который мог стать причиной ее опалы. Вместе с верной м-м дю Оссэ отправилась она в Булонский лес и, хорошо осведомленная благодаря своему другу Беррье, лейтенанту полиции, остановила карету недалеко от тропинки, где обычно прогуливалась юная мать. Спрятав лицо под вуалью и накинув платок, маркиза вышла из кареты. Послушаем, что об этой сцене рассказывает м-м дю Оссэ — ее доверенное лицо:
