«Мы гуляли по тропинке и увидели молодую даму, которая кормила ребенка. Ее иссиня-черные волосы были заколоты гребенкой, украшенной бриллиантами. Она пристально на нас посмотрела. Мадам любезно ее приветствовала и, тихонько касаясь моего локтя, прошептала:

— Поговорите с ней…

Я приблизилась и взглянула на малыша.

— Какой прелестный ребенок!

— Благодарю вас, мадам, как мать я могу это подтвердить.

Маркиза держала меня под руку, она дрожала. Я была в замешательстве. М-ль де Роман спросила меня:

— Вы живете неподалеку?

— Да, мадам, в Отей, вместе с этой дамой, страдающей сейчас от страшной зубной боли.

— Мне так ее жаль, я прекрасно понимаю ее — сама часто страдала от этого.

Оглядываясь по сторонам — я все боялась, что нас узнают, я осмелилась спросить, хорош ли собой отец.

— О да, он очень красив. Если бы я назвала его, вы сказали то же самое.

— Так я имею честь его знать, мадам?

— Думаю, что да.

Мадам, так же как и я, не желавшая кого-нибудь здесь встретить, пробормотала извинения за то, что помешала, и мы откланялись. Никем не замеченные, мы вернулись в карету».

Маркиза, потрясенная увиденным, вернулась в Версаль. Эта встреча подтвердила ее опасения: м-ль де Роман была очередной королевской прихотью, — Людовик XV любит ее: у нее вполне счастливый вид, и она так уверена в себе… При мысли о возможной немилости после восемнадцати лет славы у маркизы закружилась голова… Но она подумала о своей власти, которая пока еще была всемогуща, и невольно утешилась…

— Пусть король не любит меня больше… что ж… он ценит мое мнение, мои советы и политическое чутье, — так выразила она овладевшие ею чувства, поверив их м-м дю Оссэ.

Обнаруженная ею тайная переписка д'Эона и Людовика XV, доказывающая недоверие к ней монарха, еще больше расстроила бедняжку. Она почувствовала себя на краю пропасти и, желая вернуть прежнее положение и доказать свою власть тем, кто уже откровенно над ней насмехался, решила взять реванш, уничтожив д'Эона…

* * *

Уже через несколько дней один из ее хороших друзей, граф де Герий, выехал из Версаля и отправился в Лондон, куда его назначили послом Франции. Сразу после приезда он обратился к д'Эону:

— Вам больше нечего здесь делать. Передайте мне доверенные вам королем бумаги и возвращайтесь во Францию.

Это было сделано столь неловко, что д'Эон наотрез отказался уезжать из Англии:

— Я уеду лишь по приказу короля.

Тогда де Прослен, министр иностранных дел, преданный друг маркизы, прислал ему подписанное Людовиком XV письмо, которым отзывали его во Францию. Кавалер ослушался — и оказался прав: вечером того же дня он получил тайное послание:

«Должен предупредить вас, что король скрепил сегодня приказ о вашем возвращении во Францию грифом, а не собственноручно. Предписываю оставаться Вам в Англии со всеми документами впредь до последующих моих распоряжений.

Вы в опасности в вашей гостинице, и здесь, на родине, Вас ждут сильные недруги.

Людовик»

Итак, д'Эон остался в Лондоне. Сильно разгневанная м-м де Помпадур догадалась о личном вмешательстве короля и решила с этим покончить. Она поручила де Герию подослать к кавалеру юного Трейссака де Вержи, мелкого служащего, прозябающего в Англии, с заданием во чтобы не стало завладеть тайными бумагами короля. Де Вержи сразу же приступил к «работе», подсыпав д'Эону снотворное, когда он ужинал в компании знакомых. Вот свидетельство самого д'Эона: «Сразу, после ужина графиня с дочерью отправились в город с визитами. Некоторое время спустя я почувствовал недомогание и усталость. Когда я вышел из гостиницы, передо мною оказалось кресло с носильщиками, но я предпочел идти домой пешком. Устроившись в кресле у огня, я не в силах с собою справиться, так прямо и уснул, а когда проснулся, почувствовал себя еще хуже — внутренности мои словно горели. Пришлось улечься в постель. Проспал я до полудня следующего дня, когда де ла Розьер разбудил меня ударами ног в дверь. Это было тем более странно, что обычно я просыпался в шесть-семь утра. Впоследствии я узнал, что де Герий, у которого здесь свой хирург, подсыпал мне в вино по меньшей мере опиум, — он рассчитывал, что после ужина я крепко усну, и носильщики доставят меня не домой, а к Темзе, где скорее всего поджидал бы корабль, который увез бы меня в неизвестном направлении».

После этой неудавшейся попытки заполучить бумаги Вержи взломал дверь квартиры д'Эона, но так ничего и не нашел. Возмущенный кавалер написал тогда одному из своих преданных версальских друзей следующее письмо: «Помпадур воображает, что Людовик XV не в состоянии мыслить без ее позволения. Все эти напыщенные версальские министры, считающие, что король без них ничего сделать не может, были бы сильно удивлены, если бы узнали, что на самом деле король нисколько им не доверяет и считает их бандой воров и шпионов. Он позволяет им преследовать мелкую сошку вроде меня, а сам пытается тайно все исправить». М-м де Помпадур, естественно, была оповещена тайной полицией об этом письме.

В припадке ярости она приказала де Вержи заманить кавалера в ловушку и убить его. Но молодой авантюрист отказался: ему претили методы посланника и фаворитки. В конце концов он поведал обо всем д'Эону, и тот скрылся у надежных друзей.

М-м Помпадур, разумеется, не испытала удовольствия, узнав о предательстве де Вержи, но заменить неверного у нее не оставалось уже времени… Весной 1764 года она серьезно заболела — прошел слух, что это горячка. Несмотря на заботы Людовика XV, состояние ее здоровья ухудшилось настолько, что она перестала интересоваться политикой и полностью посвятила себя жизни душевной. Порядком перепуганная, эта непримиримая атеистка вызвала королевского духовника. Священник, не шелохнувшись, выслушал все тайны этой жизни и, дав ей последнее причастие, собрался было уходить… Маркиза с улыбкой остановила его:

— Минутку, мсье кюре, мы уйдем вместе…

В семь часов вечера она испустила последний вздох. Теперь и д'Эон мог вздохнуть свободно.

А многочисленные тайны м-м де Помпадур немного спустя легко уместились в недлинной придуманной народом эпитафии: «Здесь покоится та, которая двадцать лет была девственницей, семь лет — шлюхой, а восемь лет — сводницей».

ДЕВИЦА ЛЕГКОГО ПОВЕДЕНИЯ СТАНОВИТСЯ М-М ДЮ БАРРИ

Тротуар доведет куда надо, если с него не сходить…

Д-р Ж.-М. СЭРР

Вопреки свидетельствам иных историков — ведь они мало заботятся о достоверном описании событий — смерть м-м де Помпадур глубоко опечалила Людовика XV. Перед тем как уединиться у себя в апартаментах, он поведал своему врачу Сена:

— Сена, лишь я один могу понять, что только что потерял…

Маркиза вот уже десять лет, как не была его любовницей, но ей удалось стать ему советчицей, премьер-министром и лучшим другом. Она стала необходима Людовику XV…

Вечером того же дня во исполнение закона, запрещающего оставлять труп в королевском дворце, тело фаворитки на носилках перенесли в Эрмитаж. Двумя днями позже, когда останки м-м де Помпадур вывозили из Версаля в Париж, шел проливной дождь… Людовик XV не мог следовать за кортежем — он смотрел на процессию из окна и, как утверждают некоторые, прошептал:

— Не миновать маркизе плохой погоды во время последнего путешествия…

Эти слова без конца повторяют все историки, не имея на то никаких оснований. На самом деле было по-другому. Вот что рассказывает в «Мемуарах» очевидец этих событий Шеверни: «Было шесть часов вечера. Разыгрался страшный ураган. Король взял Шампло под руку. Подойдя к двери интимного кабинета, ведущей на балкон, он приказал ему закрыть входную дверь и вышел с ним на балкон, В гробовом молчании он провожал взглядом похоронный кортеж, пока тот не скрылся из виду… Ненастья и завывания ветра он, казалось, не замечал. Потом вернулся в апартаменты. Две крупных слезы скатились по его щекам, и он произнес лишь одну фразу: