Родилась эта особа в Вокулере. Отец ее неизвестен. Ее звали Жанна, как тетушку, и Бекю, как мать. В пятнадцать лет, когда начинает разгораться известный огонек, неизвестно почему она взяла имя Манон Лапсон и обратила свой взор к любовным утехам. В 1760 году она поступила швеей в ателье Лябиля, торгующее модными новинками. Знаменитая Гурдан, управляющая самым крупным заведением в Париже, иногда приходила к нему набирать новых девушек. Эта сводница сразу же заметила прелестную девушку и пригласила ее к себе. В «Мемуарах» она рассказывает:

«Я привела ее в свои апартаменты, показала ей свои роскошные будуары, созданные для любви и удовольствий. Когда я обратила ее внимание на эстампы — обнаженные дамы в откровенных позах, всевозможные приспособления для возбуждения желаний, то увидела, как моя юная гризетка преобразилась, взор ее воспламенился… Я едва вытащила ее из зала, — выбор мой был правилен! Далее я проводила девушку в огромную гардеробную, где открыла перед ней несколько шкафов и представила ее изумленным взорам голландские материн, кружева, шелка, тафту, веера, шелковые чулки, бриллианты.

— Ну, что? — воскликнула я. — Дитя мое, хотите вы связать со мной свою судьбу? У вас все это будет! У вас будет та жизнь, какой вы пожелаете! Каждый день — спектакли или праздники. Ужины с самыми знатными и обходительными господами, с самыми богатыми в городе и при дворе. А ночью… ночью вас ожидает море радостей! О, каких радостей, душа моя! Их нельзя назвать иначе как райскими! Вы встретитесь здесь с князьями, генералами, министрами, священниками, — все они работают для того, чтобы прийти отдохнуть ко мне и насладиться такими цветками, как вы…

Я сунула ей в карман шестифранковую монету. Мы договорились: когда понадобится, я пошлю за ней женщину — «…вы поймете ее без слов, дитя мое, — только знаки…». Радостная, полная всех этих новых впечатлений, она обняла меня и ушла…»

Несколькими дням позже один прелат — скорее всего это был архиепископ д'Арра — пришел к Гурдан с просьбой прислать ему новенькую — он сам преподаст ей первые уроки наслаждения. Сводница сразу почуяла, что м-ль Лансон устроила бы его. Она вызвала девушку и позаботилась о том, чтобы придать ей видимость девственницы при помощи каких-то лосьонов собственного приготовления. «Я передала ее прелату, — признается она, — получив за сей цветок сто луидоров. Он был сильно ею очарован и хотел даже взять ее на содержание, но ему пришлось спешно вернуться в свою епархию. Да такой поворот и не входил в мои планы, этой пташке предстояло не раз еще выступить в роли девственницы, прежде чем я навсегда рассталась бы с ней».

Манон Лансон проработала так у Гурдан около года; потом, под именем м-ль Вобернье, она попала в Другое заведение, где и встретила графа дю Барри. Восхищенный красотой Манон, граф поселил ее у себя и дал еще менее подходяще имя — м-ль Ланж. В течение нескольких лет этот подозрительный субъект жил за счет прелестей своей протеже. Свидетельствует полицейский Марэ: «М-ль Вубернье и г-н дю Барри живут вместе душа в душу, вернее сказать, дю Барри пользуется этой девицей как золотой жилой, заставляет платить за нее первого встречного, не уступая, однако, ни йоты из своих прав — он ежедневно спит с ней. Днем он не претендует на ее покой, но следит, чтобы она не выходила за рамки его советов. Сегодня, например, только на один день, он продолжил прелести этой мадемуазель герцогу де Ришелье и маркизу де Вильруа».

Именно эту-то молодую проститутку дю Барри и решил предложить королю.

Однажды утром благодаря поддержке де Ришелье графа принял Лебель, первый камердинер и «устроитель королевских утех». Дю Барри без обиняков стал ему расписывать свою любовницу:

— Восхитительные ноги, месье Лебель, крепкая, красивая грудь, очаровательный рот…

— Как ее зовут?

— Мадемуазель Ланж

Лебель наслышан был об этой девице. Он скорчил гримасу и молча проводил дю Барри до двери: камердинер уважал его величество и не хотел допускать в королевскую постель ту, которая побывала и у Гурдан, и в других всем известных заведениях. Но граф дю Барри не унимался — десять двадцать раз он приходил к Лебелю… Через месяц тот не выдержал атаки:

— Хорошо, приведите ее.

На следующее утро граф представил Манон «устроителю утех», который не смог скрыть своего восхищения. Пока он изучал прелести молодой женщины, граф направился к двери, с достоинством заметив:

— Оставляю ее вам. Смотрите, решайте… Клянусь честью — это творение неземное… — И, взяв свою муфту <В то время элегантные мужчины носили муфты: зимой — из меха, в теплое время года — шелковые. Цвета для них в моде были самые экстравагантные. Генералы, прелаты, министры — все с большим достоинством носил этот аксессуар.>, он преспокойно вернулся домой.

Оставшись наедине с Лебелем, Манон потупила взор и приготовилась выпустить коготки

Камердинер, с течением времени перенявший манеры своего величественного хозяина, подошел, сдернул с нее корсаж и впился в сосок. Возражений не последовало… Он раздел ее, уложил на оттоманку и, подобно поварам, пробующим блюда, перед тем как подать королю, «попробовал» эту соблазнительную молодую блондинку, предназначавшуюся Людовику XV.

Манон, предварительно воспринявшая урок графа, оказалась на высоте — Лебель остался доволен: он изобрел изысканное блюдо для своего хозяина. Когда увеселения их были позади, Манон, уже одетая и спокойная, улыбнулась ему и задала лишь один, зато деловой вопрос:

— Вы думаете, это подойдет?

Восхищенный слуга заверил, что постарается устроить ее встречу с королем. Он сдержал слово: в тот же вечер протеже графа дю Барри оказалась среди женщин, блуждающих по дворцу в поисках своего места» под солнцем… Но монарх ее не заметил. Расстроенная Манон провела с Лебедем всю ночь, удвоив свои ласки в надежде на его помощь. На следующий день случай помог ей: король ее увидел — и был очарован. Через два часа она лежала уже в его постели, Манон достойно проявила себя. Первый раз в жизни Людовику XV показалось, что женщина увидела в нем мужчину, а не короля. Предыдущие его любовницы не могли избавиться от некоторого смущения — их как будто подавляло… уважение к нему. Манон же действовала как подлинная девица легкого поведения и позволила себе всевозможные дерзости. Новая для него, живая и непосредственная манера молодой женщины основательно задела чувства короля. На следующее утро он признался одному из своих приближенных, герцогу де Ноаю, что познал не испытанные ранее удовольствия.

— Сир, — со всей откровенностью ответствовал ему придворный, не моргнув глазом, — просто вы никогда не были в борделе.

Это несколько охладило пыл короля.

В дальнейшем Манон, поселившаяся в малом павильоне, умудрялась каждую ночь изобретать новые утехи, способные оживить увядшие чувства короля, — и возбудила у него подлинную страсть.

Связь монарха с бывшей девицей из заведения Гурдан шокировала Версаль. Однажды вечером Лебель, испугавшийся возможных последствий, почувствовал угрызения совести и направился к Людовику XV. Он почтительно заметил, что, по его мнению, эта молодая особа достойна быть лишь мимолетным увлечением, но не фавориткой. Королю это замечание не понравилось. Он вспылил, схватил щипцы и, угрожая камердинеру, воскликнул:

— Замолчи, или я тебя ударю!

Лебель всегда был впечатлителен… Ночью у него начались печеночные колики, и через два дня он умер.

Многие придворные разделяли точку зрения почившего камердинера, но особенно не беспокоились: не может же такая плебейка официально быть представлена ко двору. Король Франции не подарит титул своей любовницы какой-то Манон Лансон или даже м-ль Ланж. По существующему обычаю на эту роль позволено претендовать лишь даме замужней и благородного происхождения.

Граф дю Барри, не прекративший прилагать усилия для успешной карьеры Манон при дворе, не замедлил посчитаться с мнением двора. Сам он не мог сделать Манон своей супругой — был он женат и имел пятерых детей, но решился выдать ее замуж за своего брата, Гийома дю Барри. Братец этот, живший в Тулузе, был «настоящей винной бочкой, свиньей, день и ночь он проводил в самых грязных оргиях». Гийом охотно принял предложение, недолго думая, вскочил в дилижанс и прикатил в Париж, где встретил его взволнованный граф. Основания для волнений у него, несомненно, были: только что, в возрасте шестидесяти пяти лет, умерла добрая и благочестивая королева Мари Лещинска. Людовик XV был не на шутку опечален, и потому граф боялся, что монарх повернется лицом к религии и прогонит Манон. Но после похорон королевы граф дю Барри успокоился: молодая женщина по-прежнему жила в малом павильоне, а король продолжал навещать ее каждую ночь.