Дорогой читатель!

Ты наверняка любишь играть в компьютерные игры, «лазить» по Интернету, читать про Гарри Поттера, смотреть «Человека-паука» и не очень любишь изучать историю, «тексты» по литературе, учиться писать грамотно. Тебе не очень нравится, когда старшие пытаются воспитывать и читают мораль о том, каким ты должен быть и каким они тебя хотят видеть.

Однако когда ты подрастешь и окончишь школу, получишь аттестат зрелости, поступишь в вуз, то вдруг обнаружишь, что ты недостаточно зрелый, потому что мало читал, не так много знаешь, не можешь себя назвать эстетически грамотным читателем и образованным человеком. И ты поймешь, что упустил то время, когда книга должна была стать твоим другом, когда ты мог жить с героями книги одной жизнью, переживать, любить, учиться сострадать. А сострадание, по словам академика Д. С. Лихачева, есть сознание своего единства с человечеством и миром (не только людьми, народами, но и животными, растениями, природой). Хорошо, если ты это осознаешь и многое успеешь наверстать.

Для поколения твоих родителей, дедушек и бабушек и для многих прошлых поколений книга всегда была другом. Недаром А. С. Пушкин, умирая, обратился к своим книгам на книжных полках и сказал: «Прощайте, друзья!» Ибо не только писатель, но и любой культурный человек не может обходиться без книг. Важно помнить, что талантливым читателем человек не рождается, читательский талант, культура чтения воспитываются. В одной старой книге написано: «Чти отца своего и матерь свою, и долголетен будешь на земле». Это относится и к целому народу, и к одному человеку. А почитание отца и матери следует понимать широко — как почитание всего нашего лучшего в прошлом, что является и отцом, и матерью нашей современности.

Величайшее нравственное значение памяти в том, что она преодолевает время. Очень важно воспитываться в атмосфере памяти: памяти семейной, памяти народной, памяти культурной, в уважении к труду наших предков, к их трудовым традициям, к их обычаям. А такую атмосферу создают книги.

Мне хочется надеяться, что, увидав эту книгу на книжной полке библиотеки, ты возьмешь ее и прочтешь о жизни твоих сверстников, которые жили в середине прошлого века в советской стране в нашем Алтайском крае. Из книги ты узнаешь о жизни в деревне, о природе, о любви автора к своей малой родине, а автор книги — мой отец, Николай Николаевич Чебаевский.

Он прожил трудную и достойную жизнь, и об этом он сам рассказывает в «Автобиографических заметках», которые я обнаружила в его архиве после его смерти и которые были опубликованы в журнале «Барнаул» (№ 4, 2003 г., № 1, 2004 г.) Автобиография писателя интересна тем, что это своеобразный исторический и художественный документ эпохи: как в капле воды, в судьбе одной его семьи отразилась тяжкая судьба многострадальной России XX века — коллективизация, репрессии, Великая Отечественная война…

Мой отец родился 27 марта 1917 года в г. Елабуге Татарской АССР в семье землеустроителя. В своих «Автобиографических заметках» он рассказывает о том, как местные кулаки, обозленные на его отца, искалечили его, сбросив с высокого яра на штабель с лесом, о тех страданиях, которые он вынес еще ребенком. Описывает поездку с риском для жизни в далекую Сибирь, о которой они слышали только по рассказам и куда семья отправилась, спасаясь от голода. Просто и скупо он повествует о том, что почти без помощи учителей, так как не мог посещать занятия из-за своей инвалидности, он самостоятельно окончил 10 классов только на отличные и хорошие оценки.

Отец описывает, как в 1937 году арестовали его отца, моего деда, который работал в Тогульской средней школе учителем. За ним пришли ночью: «…Наконец, Куклин (начальник районного НКВД) поднялся со стула, сказал отцу:

— Все-таки придется вам с нами пойти…

— Зачем? — растерянно спросила мать. — Ночь ведь.

Куклин ничего не ответил, а отец стал успокаивать мать:

— Не волнуйся, если нужно, значит, нужно.

И стал одеваться, делал все вполне спокойно, но как-то не по порядку. Сначала надел шапку, затем пальто, глянул на ноги, а на них — шлепанцы, взял с печки пимы, засунул в них ноги. Но тут, же стал снимать.

— Может, лучше сапоги надеть? — спросил, глянув на мать, но обращаясь, наверное, к Куклину.

— На улице ведь холодно, — сказала мать.

— Ночью морозно, а днем солнце припекает, мокро будет… — сказал Куклин.

— А разве он надолго с вами уходит? — еще больше обеспокоилась мать.

— Обстоятельства покажут, — сухо ответил Куклин.

— Нет, в сапогах он ноги простудит. Пусть тогда наденет пимы с галошами… — и мать принялась шарить под моей кроватью, где была вся наша обувь.

Куклин как-то скупо усмехнулся, а когда отец натянул на пимы галоши, неопределенно сказал:

— И ружье возьмите.

Странно, но ни отец, ни мать не поинтересовались, зачем брать ружье. Мать даже как-то заметно успокоилась, когда отец повесил себе на плечо ружье. И вышел он последним, и по улице шли… — впереди милиционер, за ним — Куклин, а сзади всех с ружьем на плече отец. Ночь была светлой, лунной, за окном нашего дома улица просматривалась далеко, и мы с матерью долго смотрели, как уходил от нас отец. Но не знали, что уходил он навсегда…

Мы даже не верили, что отец арестован. Думалось: разве так арестовывают? Но утром пришел милиционер, сказал, что Куклин забыл взять какие-то географические карты, которые он положил на подоконник.

— Да вот они, тут, же и лежат.

Этот милиционер был нам хорошо знаком, жил на нашей же улице, и мать спросила запросто, не знает ли он, куда увели отца и когда он вернется. Милиционер явно смутился от такого вопроса, но потом ответил:

— Как тут, Мария Ивановна, сказать, это как следствие покажет…

— Какое следствие? — побелела мать.

— Обыкновенное. Когда арестовывают, то всегда следствие проводят, разбираются, стало быть, в вине, а там уж и решают.

— Господи, да какая может быть вина, в чем тут разбираться?

— Этого я не знаю… — милиционер направился к двери, но на пороге обернулся, сказал утешительно:

— Да шибко не переживайте, Мария Ивановна. Не одного ведь Николая Алексеевича арестовали. И военкома, и директора льнозавода, и директора школы, и аж старика Ухова, хоть ему под восемьдесят.

«Утешительная» эта новость была такова, что мать почти без сознания рухнула грудью на стол, заревела, вернее, стала захлебываться в рыданьях…

Брат и сестренка тоже заревели в голос, и я, сам перепуганный, никак не мог их успокоить, без конца повторяя:

— Не надо реветь, не надо!.. Разберутся, ясно, разберутся… ошибка это, отпустят отца скоро.

Опомнилась мать, конечно, не от моих слов. Наверное, она, как всякая мать, и в своем страшном горе помнила, прежде всего, о детях, спохватилась — не переполошить бы их до падучей. Обняв сестренку с братом, прижав к себе, она принялась уже успокаивать их». (Николай Алексеевич был расстрелян в том же году, а семья моего отца ждала долгие 10 лет его возвращения, так как им сообщили, что он осужден на 10 лет.)

В 1944 году геройски погиб в боях с немецко-фашистскими захватчиками брат отца — Валентин. Прочитав «похоронку», мать потеряла сознание. И не приходила в себя трое суток.

Мой отец остался единственным кормильцем в семье, несмотря на то что не мог ходить — он работал чертежником в Тогульском райзо, затем художником в районном Доме культуры, начал зарабатывать литературным трудом, его рассказы печатались в журналах в Москве. В 1948 году в альманахе «Алтай» были опубликованы его первые рассказы, на которые обратил внимание известный писатель А. Коптелов, отметив их выразительность, умелое построение сюжета, богатство языка. Спустя 10 лет В. Астафьев пожелал молодому писателю творческих успехов, подарив свою книгу «Перевал» с надписью «Н. Чебаевскому — сибиряку, человеку большого мужества, писателю с искренними пожеланиями больших творческих удач». В своих «Заметках» он пишет о том, что положительные отзывы известных писателей и читателей вдохновили его, он почувствовал уверенность. В 1952 году в альманахе «Золотые искорки», выходившем в Новосибирске, была опубликована первая повесть Чебаевского «Юные хозяева».