— Разве тебе хотелось, чтобы мы помирились?

— Нет, конечно! Знать их больше не желаю. Но я думала, ты именно для того и остался.

Джон спокойно сидел в горячей ванне, а жена прижигала ему йодом ссадины на шее и спине.

— Я все-таки вызову врача, — настаивала она. — Вдруг у тебя что-нибудь отбито.

Он покачал головой.

— Не выдумывай. Не хватало еще, чтобы по всей округе пошли сплетни.

— Ума не приложу, как все это вышло.

— Я тоже. — Он невесело усмехнулся. — Опасная, видно, штука, эти детские праздники.

— Слушай, — радостно спохватилась Эдит. — У меня ведь к завтрашнему обеду есть бифштексы.

— Ну и что?

— Приложишь к глазу. Вот повезло — чуть было не заказала телятину.

Спустя полчаса, полностью одетый, только без воротничка, который не застегивался на распухшей шее, Джон стоял перед зеркалом, осторожно двигая руками и ногами.

— Надо бы привести себя в форму, — задумчиво проговорил он, — Видно, старею.

— Чтобы в следующий раз отколотить его?

— Я и так отколотил. Во всяком случае, ему досталось не меньше, чем мне. И никакого следующего раза не будет. Ты брось эту привычку оскорблять людей. Видишь, назревает ссора — надевай пальто и уходи. Ясно?

— Да, милый, — кротко отозвалась она. — Теперь я понимаю, что вела себя ужасно глупо.

Когда они вышли к лестнице, Джон остановился у двери в детскую.

— Она спит?

— Спит, и еще как крепко. Зайди, если хочешь, погляди, — ну, вроде бы попрощаешься на ночь.

На цыпочках они вошли в детскую и склонились над кроваткой. Эди-маленькая, разрумянившись, сцепив розовые ручонки, мирно спала в прохладной темной комнате. Джон перегнулся через перила кровати и осторожно провел рукой по шелковистым волосам.

— Уснула, — удивленно пробормотал он.

— Еще бы не уснуть после такого дня.

— Миссис Эндрос, — донесся с лестницы громкий шепот цветной служанки. — Там внизу мистер и миссис Марки. Спрашивают вас. Мистера Марки так отделали — страсть глядеть, мэм. Лицо — прямо отбивная. А миссис Марки, похоже, шибко сердится.

— Удивительная наглость! — воскликнула Эдит. — Скажите, что нас нет дома. Ни за что на свете к ним не выйду.

— Выйдешь, — твердо, не терпящим возражений тоном сказал Джон.

— Что?

— Ты к ним немедленно спустишься. Более того, как бы ни вела себя эта женщина, ты попросишь прощения за все, что сегодня ей наговорила. А после хоть вообще с ней не общайся.

— Но, Джон, я… я не могу.

— Надо. И подумай, чего ей стоило прийти — наверное, было в сто раз трудней, чем тебе спуститься.

— Мне идти одной? Ты останешься здесь?

— Я через минуту буду.

Джон подождал, пока закрылась дверь, потом нагнулся над кроваткой, взял дочку вместе с одеялом на руки и, крепко прижимая к себе, сел в качалку. Эди пошевелилась, и он затаил дыхание; однако спала она крепко и тут же успокоилась, удобно положив головку на сгиб его локтя. Тогда он склонился и осторожно прикоснулся щекой к светлым волосам.

— Девочка моя, — прошептал он. — Моя маленькая девочка…

Джон Эндрос наконец понял, за что он так отчаянно дрался сегодня вечером. Теперь все это было в нем, останется с ним навсегда, и какое-то время он так и сидел в темноте, медленно раскачиваясь взад-вперед.

1925

Перевод М. Зинде.