– Что, Пилле? – спросил папа Юри. Папа Юри всегда говорил Пилле, а не Пилле-Рийн.

– А Юри выйдет? – спросила Пилле-Рийн.

– Его нет дома, – сказал папа Юри.

– А когда вернётся, выйдет?

– Не знаю. Юри чинит часы.

– Как – часы? – удивилась Пилле-Рийн. – Разве он умеет?

– Старые часы. Говорит, что это пустяки. Вечером соберёт, и готово, – сказал папа Юри.

На это Пилле-Рийн не знала, что сказать. А почему бы ему не уметь? Может быть, и умеет.

Папа Юри отошёл от окна, а Пилле-Рийн упрыгала на улицу.

И вдруг Юри сам показался из-за угла.

– Ты гулять выйдешь? – спросила его Пилле-Рийн ещё издалека.

– Не знаю, – сказал Юри. – Наверное, нет. Я часы чиню.

– Выходи, – сказала Пилле-Рийн. – На улице чини.

– Я не знаю, – сказал Юри. – Песок может попасть. Ну ладно.

Они вместе вошли во двор Юри и остановились у крыльца. Юри вытащил из кармана коробку «Казбека».

– Ясь, уходи, – сказал он коту. – Брысь. Кот выгнул спину и убежал.

Тогда Юри открыл коробку. Там были всякие колесики и винтики, и маленький часовой ключ, как у дедушки, и циферблат. Юри вынул из кармана маленький нож и стал скоблить эти колесики.

– Тут больше и делать нечего, только почистить и собрать,- сказал он. – Хочешь, я приведу эти часы в порядок и дам их тебе?

У Пилле-Рийн даже сердце заколотилось. Она достала из кармана передника красный носовой платок и дала Юри.

– На, бери, им можно протереть. Он совсем чистый.

– Положи на угол ступеньки, – сказал Юри.

– Знаешь, – сказала Пилле-Рийн,- у меня есть конфета с белым медведем, хочешь, принесу?

И побежала к себе во двор, где на подоконнике подвального окна лежала завёрнутая в пёстрый лоскут конфета. Она развернула лоскут и дала конфету Юри.

– Я могу тебе ещё жёлтый шарик дать, – сказала Пилле-Рийн. – Завтра принесу.

Юри откусил половину конфеты, а другую половину дал Пилле-Рийн. Потом он снова занялся часами.

– Ну, к вечеру будет сделано. А Пилле-Рийн сказала:

– Давай так: один день часы будут у меня, а другой у тебя, ладно?

– Как хочешь, – сказал Юри. – Но ты можешь взять их и насовсем.

Взрослые люди всегда хорошие. По крайней мере, они знают, как быть хорошими, и поэтому учат детей: делайте так и не делайте эдак.

Пилле-Рийн средняя, потому что иногда она хорошая, а иногда плохая. Она бывает нарочно плохая – когда капризничает, но чаще она плохая нечаянно. А хорошая всегда нечаянно и только изредка – нарочно, когда хочет за это что-нибудь получить.

У взрослых людей за то, что они хорошие, есть всякие красивые вещи.

У мамы – светло-жёлтая тонкая чашка, у папы – фотоаппарат, у тёти Юули – белая собака Туке, которая лает на каждого чужого человека, а тёте Юули ничего не делает.

У папы, и у мамы, и у тёти Юули за то, что они хорошие, у каждого есть свой месяц.

Папин месяц август, потому что папу зовут Август. Мамин месяц май, потому что у неё, оказывается, есть имя, и это имя – Майя.

Раньше Пилле-Рийн вообще не знала, что у мам есть имена, но летом узнала, потому что тётя Юули называла маму по имени.

У тёти Юули тоже есть свой месяц – июль.

Только у Пилле-Рийн нет месяца, и это очень обидно. Правда, папа сказал, что если Пилле-Рийн будет хорошей девочкой и будет есть как следует, то он попросит, чтобы тому месяцу, который в небе, дали имя Пилле-Рийн, потому что он до сих пор без имени, как Пилле-Рийн без месяца.

Теперь этот день уже прошёл, но остались воздушные шары, и вот дедушка привязывает их к гвоздю за окном, чтобы им было прохладно и чтобы они не лопнули.

Воздушные шары кажутся Пилле-Рийн такими же праздничными, как и весь сегодняшний день. Хотя начался он совсем худо.

Но ведь и шары были совсем худые и жалкие, когда дедушка их принёс и они были ещё не надутые.

В этот день был парад, потому что это был Октябрьский праздник, хотя теперь уже ноябрь. Папа и мама не захотели взять Пилле-Рийн с собой на парад и сказали, что она ещё маленькая, а погода холодная. А сами ушли.

Пилле-Рийн сидела одна на своём белом стуле и плакала для собаки Понту. Как вдруг у входной двери прозвенел звонок.

Звонок! Пилле-Рийн сразу догадалась, кто это пришёл.

Она схватила Понту за хвост и помчалась в переднюю. А звонок прозвенел ещё раз: тнрр-тнрр…

Пилле-Рийн приложила ухо к двери и притаилась.

За дверью кто-то очень знакомо кашлянул, и Пилле-Рийн бросила Понту и крикнула в замочную скважину:

– Кто стучит ко мне в окно? – Хотя в окно ведь не стучали, потому что до окна Пилле-Рийн никому не дотянуться.

А грубый голос за дверью ответил:

– Это я, твоя мама-козочка, я принесла тебе молока!

Тогда Пилле-Рийн засмеялась и крикнула:

– Ты ведь де, ты ведь ду, ты ведь шка, ты ведь дедушка Пилле-Рийн!

И Пилле-Рийн открыла дверь.

А дальше всё пошло весело и без слез.

Дедушка вынул из кармана воздушные шары, только они были сначала смешные и сморщенные, и надул их. Один был синий, другой красный, третий жёлтый. Красный – самый большой. Потом дедушка сказал:

– Ну, мальчик, надевай брюки! – хотя ведь Пилле-Рийн была девочка.

Пилле-Рийн надела пальто и шапку. А папе и маме они вместе написали записку:

Хотя обеда в духовке не было, а папа и мама ведь были взрослые, а не дети.

Пилле-Рийн с дедушкой пошли к поезду.

Это была электричка. Все вагоны снаружи были зелёные и блестящие, а внутри жёлтые. Пилле-Рийн никогда не ездила на таком поезде. А может, он был потому такой новый, что Пилле-Рийн ехала на парад.

В городе, сразу у вокзала, началось интересное.

Дедушка поднял Пилле-Рийн к себе на плечи, Пилле-Рийн подняла над головой воздушные шары. Улица была полна людьми, она вся плыла и

качалась, и Пилле-Рийн плыла и качалась над улицей, рядом с красными флагами, цветами и воздушными шарами. Впереди гремел и сверкал оркестр. Дедушка знал, куда идти, и скоро отыскал людей со своей работы, и все улыбались Пилле-Рийн, и дедушка был такой праздничный и сказал, что сегодня день рождения целого мира.

Потом колонна двинулась с места, и шары Пилле-Рийн запрыгали вверх и вниз. У щеки Пилле-Рийн плыл и шелестел на ветру флаг, так близко, что она могла его потрогать рукой.

Громко звучала музыка, по обеим сторонам улицы стояли дети и с ними много взрослых людей, и все махала воздушными шарами и флажками и хлопали в ладоши, и было так весело, что Пилле-Рийн время смеялась

На краю площади было что-то такое, как огромный стол. И дедушка сказал, что это трибуна. Там кричали: «Да здравствует!» И когда второй раз кричали. Пилле-Рийн кричала тоже.

Потом шествие кончилось. Только позади еще слышалась музыка, и было видно, как идут, плывут, качаются флаги.

Дедушка поставил Пилле-Рийн на землю, и они пошли и сели на скамейку. И дедушка рассказал Пилле-Рийн, почему Октябрьские праздники в ноябре. Получалось так, что по старому календарю сейчас октябрь. Но как это так получилось, Пилле-Рийн не совсем поняла. Дедушка сказал, что он всё это расскажет снова, когда Пилле-Рийн будет ходить в школу.

Пилле-Рийн и дедушка шли по улице.