Современный критик считал, что смысл таких произведений Чехова, как «Палата № 6», «можно выразить <…> его собственными словами» именно из книги «Остров Сахалин»: «Вот что он говорит <…> об интеллигенции на каторге: „<…> порядочные <…> люди шли сюда во нужде и потом бросали службу при первой возможности или спивались, сходили с ума, убивали себя, или же мало-помалу обстановка затягивала их в свою грязь подобно спруту-осьминогу, и они тоже начинали красть, жестоко сечь“» (В. Альбов. Два момента в развитии творчества Антона Павловича Чехова. Критический очерк. – «Мир божий», 1903, № 1, стр. 94.).

Первое упоминание о «Палате № 6» у Чехова встречается в его письме Суворину от 31 марта 1892 г.: «Пишу повесть. Прежде чем печатать, хотел бы прислать Вам ее для цензуры, ибо Ваше мнение для меня золото, но надо торопиться, так как нет денег». Но в марте он уже работает; замысел повести, как это всегда бывало у Чехова, сложился, несомненно, гораздо раньше. Возможно, это было в конце 1891 года, когда Чехов, усиленно трудясь над книгой о «каторжном острове», все лето и осень находился в кругу сахалинских впечатлений. Вряд ли он работал над повестью до марта – весь конец 1891 и начало 1892 года были заняты писанием других вещей (см. комментарий к рассказам «Жена» в VII т. Сочинений; «Попрыгунья», «В ссылке», «Рассказ неизвестного человека» – в наст. томе).

В начале апреля в работе был небольшой перерыв. «Рассказ еще не готов, – писал Чехов Суворину 8 апреля 1892 г. – С пятницы Страстной до сегодня у меня гости, гости, гости… и я не написал ни одной строки». Но, очевидно, вчерне повесть к этому времени была закончена – уже через неделю, 16 апреля, Чехов писал Ясинскому, что привез ее «теперь в Москву продавать в „Русское обозрение“». В письме к Л. Я. Гуревич от 22 мая 1893 г. Чехов говорил о том же примерно времени: «„Палата № 6“ была написана мною в марте прошлого года».

Но этот вариант был далеко не окончательным. «Месяц – два» Чехов хотел оставить себе «для поправок» (письмо Суворину от 31 марта). В двадцатых числах апреля повесть была в типографии «Русского обозрения» набрана (см. письмо С. И. Бычкову от 25 апреля); Чехов продолжал работу над нею уже в корректуре (письмо Авиловой от 29 апреля 1892 г.). Так, только в начале мая он послал в редакцию конец (письмо Суворину 15 мая 1892 г.).

Повесть для самого Чехова была не совсем обычной.

В обеих своих, данных по свежим следам, оценках повести он особо подчеркивает, например, что в ней «отсутствует элемент любви» (письма Суворину от 31 марта и Авиловой от 29 апреля 1892 г.). Чехов отказывался здесь, таким образом, от «элемента», роль которого в сюжете, как известно по другим его высказываниям, считал весьма существенной. Но, очевидно, дело было не только в этой особенности. Дважды в письме к Суворину он выражает опасения, что сделает что-то не так и высказывает желание поговорить о будущей вещи: «В повести много рассуждений <…> Есть фабула, завязка и развязка. Направление либеральное <…> разрешите мне прислать Вам корректуру. По нынешним временам эта предосторожность необходима <…> Живя замкнуто в своей самолюбивой эгоистической скорлупе и участвуя в умственном движении только косвенно, рискуешь нагородить чёрта в ступе, не желая этого» (31 марта 1892 г.).

«Палата № 6» была не совсем обычна для Чехова начала 90-х годов и по типу повествования. Обращения к читателю, персонифицированный рассказчик («как я уже сказал»), прямые его оценки («нравится мне он сам») – черты, давно ушедшие из его прозы и в таком явном виде никогда больше не повторявшиеся.

Но автора не удовлетворял не только тот вариант, который был написан в марте 1892 г. Уже после чтения корректур и исправления конца повести, буквально перед самым ее выходом в свет, Чехов не оставляет мыслей об ее переделке. «Я говорил Боборыкину, – писал он В. М. Лаврову 25 октября 1892 г., – что беру повесть от него только для того, чтобы подержать ее у себя год и переделать. Я ему не врал <…> В самом деле, „Палату“ следовало бы перекрасить, а то от нее воняет больницей и покойницкой. Не охотник я до таких повестей!..» (ср. письмо Н. М. Боборыкину от 20 сентября 1892 г.). В письмах Чехова этого времени повесть постоянно называется «скверной», «непервостатейных достоинств» и т. п. (письма Гуревич 10 сентября 1892 г., Суворину 10 октября 1892 г., И. Л. Леонтьеву (Щеглову) 24 октября 1892 г., И. Е. Репину 23 января 1893 г.).

Повесть в «Русском обозрении», в которое она первоначально предназначалась, опубликована не была. Сначала трения возникли по вопросу о гонораре – редакция не выполняла данных обязательств. «Порядки в московских редакциях изумительны, – писал Чехов брату И. П. Чехову около 12 мая. – Когда будешь в пятницу в „Обозрении“ и тебе не выдадут корректуры, то скажи, чтобы тебе немедленно возвратили рукопись и что я к подобному отношению к себе не привык <…>. В редакции скажи, что я беру назад рукопись потому, что князь не сдержал обещание, которое дал мне». 12 мая редактор Д. Н. Цертелев написал Чехову извинительное письмо. 20 мая Чехов был в редакции и получил аванс.

Однако это не уладило конфликт окончательно; причины его, видимо, лежали глубже. А. А. Измайлов считал, что консервативной редакции «очевидно, идейно не нравился рассказ», но она «не имела мужества заявить это прямо» (А. Измайлов. Чехов. М., 1916, стр. 383–384).

Книжки журнала задерживались (так, июньская книжка ожидалась только в августе – см. письмо П. М. Свободина от 19 августа 1892 г. – ГБЛ). Выход повести в свет все время откладывался. Это волновало Чехова. Он пишет в начале августа письмо Цертелеву, в котором, очевидно, снова подымает вопрос о возврате рукописи. Одновременно он просит Свободина зайти в редакцию «Русского обозрения» и узнать о состоянии дел. И Цертелев, который в это время уже вышел из редакции, и Свободин советовали взять рукопись из «Русского обозрения» (письма Цертелева от 17 августа и Свободина от 19 и 24 августа 1892 г. – ГБЛ). Это и было сделано (см. письма Чехова Боборыкину от 20 сентября 1892 г., А. А. Александрову и Лаврову от 22 октября).

В это самое время Чехов сблизился с журналом «Русская мысль». Туда он и отдал свою повесть.

«Русское обозрение» возвратило рукопись не сразу, то обещая, то настаивая на своих правах (письма Свободина Чехову в сентябре 1892 г. – Записки ГБЛ, вып. 16, стр. 230; Лаврова – Чехову, октябрь 1892 г. – ГБЛ; Чехова – Лаврову от 22 октября 1892 г.). В конце октября все наконец устроилось. 25 октября Лавров писал: «Ура! Дело с „Русским обозрением“ окончилось самым лучшим образом : рукопись Вашу и расписку в получении Вами 500 рублей отобрали обратно. Все это теперь находится в наших руках» (ГБЛ). В этом же письме Лавров просил разрешения по цензурным соображениям печатать «Палату № 6» «раньше „Рассказа моего пациента“, т. е. в ноябре <…>. Если мы получим Ваше согласие, то велим тотчас же набирать „Палату № 6“ и немедленно вышлем Вам корректуру» (ГБЛ). Чехов разрешил. «Палата № 6» была напечатана в ноябрьской книжке «Русской мысли».

Вскоре после того Чехов исправил текст «Палаты № 6» для сборника под тем же заглавием (над корректурой сборника Чехов работал во время своего приезда в Петербург в декабре 1892 – январе 1893 г.). При включении повести в сборник было изменено деление ее текста на главы. В журнальном варианте вся история Ивана Дмитрича Громова составляла одну главу. В сборнике каждый существенный период его жизни (детство и юность, начало болезни, жизнь в палате № 6) выделен в самостоятельные главы. То же сделано и с жизнеописанием доктора Рагина. Без изменения оставлены только III и заключительная, VI (они стали соответственно IX и XIX главами) главы, имеющие особое значение в развитии сюжета (III гл. – знакомство доктора Рагина с Громовым, VI гл. – смерть Рагина). В результате вместо шести глав стало девятнадцать; в последующих изданиях сборника и в издании А. Ф. Маркса количество это не менялось. Как видно из письма И. И. Горбунову-Посадову от 23 марта 1893 г., новому разделению на главы Чехов придавал большое значение. «Как жаль, – писал он, – что я не догадался посоветовать Вам набирать с суворинского издания! Там много перемен. Деление на главы совсем иное, и есть прибавки». Прибавки были небольшими. Так, в финале восстановлена фраза, мотивирующая предсмертное видение доктора (стадо антилоп, «о которых он читал вчера»). Эта фраза была пропущена Чеховым при переписке рукописи набело (письмо Горбунову-Посадову, 23 марта 1893 г.). При включении повести в издание Маркса исправления тоже были невелики. Текст повести почти полностью сложился сразу и, кроме изменений в делении на главы, существенной переработке при переизданиях не подвергался.