Кэтти лежала в шестиместной палате. Я пододвинул стул к кровати, поцеловал свою клиентку в лоб и сел рядом с ней. Надеюсь, она не заметила испуга на моем лице. Болезненно задумчивая симпатичная неуверенная мордашка исчезла. Передо мной был грозовой закат, спелый помидор, странно раздувшийся гриб. И единственная узенькая щелочка глаза. Левая рука – в бинтах.

– Привет, – проговорила она мертвым голосом, с трудом шевеля распухшими губами.

Я встал, задвинул занавески и снова сел, взяв ее за здоровую руку. Она так и осталась в моей – вялая, сухая и горячая.

– Джуниор Аллен? – тихо спросил я.

– Не стоит переживать за меня, мистер Макги.

– А я-то думал, что мы давно Кэтти и Трев. Почему он это сделал?

Невозможно уловить выражение того куска мяса, в которое превратилось ее лицо. Она наблюдала за мной из-под странной маски унижения и боли.

– Это не имеет к вам никакого отношения.

– Я хочу знать об этом. Ты мой друг.

Щелочка глаза надолго закрылась, и я подумал, что Кэтти уснула. Но вот она снова взглянула на меня:

– Он заглянул в «Багама рум». Тут-то все и завертелось. Он меня увидел. Может быть, случайно, а может быть, уже слышал, что я там выступаю. Ну вот. Я побежала одеваться и заторопилась за ним, когда увидела, что он уходит. Выскочила на улицу, заметила, что он пересекает стоянку, догнала и крикнула, что хочу с ним поговорить. Он заявил, что говорить нам не о чем. Почему? Мы можем обсудить финансовые вопросы, – прошептала я. Он заколебался, а потом зашагал к берегу. Я сказала, что если он даст мне немного денег, хотя бы тысячу долларов, я не стану больше создавать ему проблем. Он поинтересовался, что я имею в виду под проблемами. Тогда я напомнила, что он присвоил чужую вещь, ведь так? Он рассмеялся коротко и грубо и пояснил, что я плохо себе представляю, что значит иметь проблемы. И тут он прыгнул ко мне, схватил меня одной рукой за горло, а другой сильно ударил меня по лицу и раза два в живот. Я потеряла сознание, пока он молотил меня, а очнулась уже в больнице. Сейчас... Сейчас даже не очень больно.

– Кэтти, почему ты не обратилась в полицию?

– Я уже почти собралась это сделать.

– И?..

– Не потому, что я его боюсь. Но ведь тогда всплывет вся эта история. И я уж точно не верну себе ни гроша. И... это может смешать твои карты, Трев. Тебя же тоже потащат в полицию?

Ну что тут скажешь? Я поднес ее руку к губам и поцеловал разбитые пальцы.

– Ты молодец, Кэтти.

– Я почти умираю.

– Зато у меня неплохие новости. Никому не удастся выяснить, откуда взялись спрятанные твоим отцом сокровища и вернуть их прежнему владельцу.

– А что это было?

– Узнаешь все, когда отсюда выйдешь.

– Они не говорят, скоро ли меня отпустят. Но я все-таки встану на ноги! Даже в нищете, даже сбитая с ног, даже по шею в дерьме, я всегда держалась, как подобает настоящей леди! Так что, возможно, проваляюсь здесь не очень долго.

Когда я прощался с ней, она шепнула:

– Молодец, что навестил меня. Спасибо.

В тот вечер я долго разговаривал с Лоис, вкратце описав ей свои приключения. Затем отправился к себе. Засыпая, слышал, как она возится в душе.

Она плавно вошла в мой сон и оказалась в моей кровати, разбудив меня поцелуем. Как ни странно, я совсем не удивился, поскольку подсознательно ждал этого. Женщины – поразительные создания, такие утонченные, деликатные и чистые. На ней было нечто воздушное, державшееся на завязочках вокруг шеи, и оно с готовностью распахнулось, открыв моему затуманенному взору ее теплое и невероятно нежное тело. Она прерывисто дышала, одаривая меня сотней быстрых легких поцелуев. Ее ласки были мимолетными и трепетными, а тело пылало жаром и плавно скользило, словно изменяясь в этом захватывающе великолепном показе. Губы шептали «милый», а волосы были шелковисты и благоуханны. В темноте она походила на расположенную к вам кошку, упорно теребящую вас лапкой, мурлыкающую, трущуюся головой о вашу руку, настойчиво требующую внимания и ласки. Я хотел овладеть ею, лежа на спине, и осторожно готовил ее к этому, ожидая ответной реакции. Я ласкал ее тело, имитируя любовный танец, полный вопросов и ответов, требований и желаний, доводя его до кульминации, которую за неимением лучшего обозначения можно назвать пиком страсти.

Но вдруг что-то изменилось. Будто невидимая стена выросла между нами. Лоис пыталась разжечь в себе угасающее желание, но его вспышки стали все слабее и реже, и ее тело перестало чутко отзываться на мои прикосновения.

Наконец она шумно вздохнула и отстранилась, повернувшись ко мне спиной и сжавшись в комочек. Я дотронулся до нее. Она вся была словно натянутая струна.

– Лоис, милая.

– Не трогай меня!

– Милая, ты только...

– Гадкий, гадкий, гадкий! – сказала она дрожащим плачущим голосом, сильно растягивая гласные звуки.

Я попытался заставить ее выговориться. Она была в таком напряженном состоянии, которое обычно предшествует истерике.

– Гадкий и отвратительный, – простонала она. – Ты не знаешь всех этих мерзких штучек, и мне никогда больше не будет хорошо. А ведь я решила – будь что будет. Отважилась! И перестала сопротивляться.

– Дай себе время забыть, Лоис.

– Я... тебя... люблю... – всхлипнула она жалобно и протестующе.

– Ты пришла ко мне слишком рано.

– Я тебя хотела.

– Все еще впереди.

– Не у меня. Я не могу отключить память. Всегда будут всплывать воспоминания о том, что он со мной проделывал.

Я закинул руки за голову и погрузился в размышления. Ситуация, конечно, трогательная. Трепетная душа, которую отмыли, отскоблили, зашпаклевали и спрыснули духами, жаждала теперь награды за пережитые муки. Награды, достойно завершающей историю ее чудесного спасения.

Тогда, в темноте, Джуниор Аллен лишь издевался над Лоис, мгновенно растоптав все ее чувство собственного достоинства, так необходимое каждой женщине. Но Лоис упорно берегла свой дар, дар любви и нежности, и теперь мечтала осчастливить им меня. Однако он оказался вдруг кучей дерьма, упакованного в яркую блестящую обертку. Лоис слишком рано захотела отрешиться от прошлого, но я постарался, чтобы первые же мои прикосновения разочаровали ее: чем быстрее она столкнется с этой проблемой, тем менее тяжелыми будут последствия. Но хотел бы я знать, что легче: узнать правду сразу или перенести шок потом?

– Очень, очень плохо, милая Лоис.

– А?

– Печально. Навсегда потерянная и абсолютно безнадежная, с подмоченной репутацией, запятнанная на всю оставшуюся жизнь. Развращенная потаскушка из Кэндл-Ки. Господи, какая драма!

Она медленно и осторожно повернулась, сохраняя расстояние между нами и украдкой натягивая одеяло до подбородка.

– Не будь таким жестоким и отвратительным, – произнесла она бесцветным голосом. – Попытайся хотя бы посочувствовать.

– Это кому же? Здоровой тридцатилетней бабе? Не думаешь ли ты, что мне так нужна женщина, что я немедленно наброшусь на любую? Порой, когда я немного глупею или впадаю в депрессию, я поступаю именно так, но потом остается неприятный осадок. А все потому, что я неисправимый романтик и святи верю: отношения между мужчиной и женщиной не должны оставаться на уровне кроличьих инстинктов. Нет, дорогая, кролики нам не подходят. Милая моя, если бы я считал тебя клубком разврата, разве ты задела бы романтические струны моей души? Нет, Лоис, ты чистая и нежная, каждая клеточка твоего тела излучает свежесть и здоровье... И еще – ты очаровательная глупышка.

– Черт тебя подери!

– Я кое-что не сказал тебе, дорогая. Кэтти избил Джуниор Аллен. По ее словам, он схватил ее одной рукой за горло, а другой молотил по лицу, пока оно не превратилось в кровавую маску. Но она не стала ему мстить, и не потому, что испугалась. Кэтти подумала, что я ей помогал и, значит, тоже буду втянут в судебное разбирательство, а это может нарушить мои планы. Я сравниваю ее беду с твоими неприятностями, и на этом фоне ты выглядишь весьма бледно. Прикинь сама.