Кэтти с грохотом спустилась вниз, неся перетянутую резинками мятую картонную, коробку.
– Они лежали в самом низу, – сказала она. – И еще там был этот снимок.
Она показала карточку Кристине, потом передала мне. Это была любительская фотография: крепкий мужчина, улыбаясь, сидел на верхней ступеньке крыльца старого дома. Безмятежная хорошенькая женщина в пестром платье сидела рядом. Мужчина одной рукой обнимал смущенную русоволосую девочку лет пяти, прижимавшуюся к нему. Младшая устроилась на коленях у матери, пальцы во рту.
– Прежние времена, – сказала Кэтти задумчиво. – Представь, кто-то пришел бы к нам в тот день и рассказал, чем все это кончится. Думаешь, что-нибудь изменилось бы?
– Хотела бы я, чтобы этот кто-то явился прямо сейчас, – сказала Кристина. – Я бы сумела воспользоваться его сведениями. Мы заждались удачи, сестренка. Мы обе.
Я встал:
– Поеду по своим делам и на обратном пути заберу тебя, Кэт.
– Ждать вас к обеду? – спросила Кристина.
– Лучше не надо. Не знаю, на сколько придется задержаться.
Город на Кэндл-Ки вытянулся вдоль скоростной автострады. Остров в этом месте сужался. Неподалеку начинался мост, по которому машины выезжали с острова и мчались на юго-запад. Город здорово потрепало в 1960-м, но он выглядел свежим и начищенным, с новыми бензоколонками, прибрежными мотелями, ресторанами, магазинами сувениров и морских снастей, причалами и почтовыми отделениями.
Я остановился у большой бензоколонки. Управляющий составлял у стойки опись имущества. Это был сутулый сморщенный человечек, бледный, как утопленник, с неопрятной черной шевелюрой. Звали его Ролло Уртис. Он встретил меня настороженным взглядом, какой бывает у продавцов.
– Мистер Уртис, моя фамилия Макги. Я пытаюсь разыскать некоего Амброза Аллена. По нашим сведениям, он несколько месяцев работал у вас.
– Джуниор Аллен. Точно. Да, он здесь работал. А в чем, собственно, дело?
– Да дело-то известное. – Я достал из бумажника клочок бумаги, посмотрел на него и положил обратно. – Вот тут неоплаченный счет, двести долларов двенадцать центов. Из отеля «Прибрежный» в Майами. Еще мартовский. Они передали его в наше агентство, а в отеле он отметился как приезжий из Кэндл-Ки.
Управляющий обнажил в ухмылке крупные зубы:
– Это для него теперь мелочь, мистер Джуниор Аллен нынче не обращает внимания на такую ерунду. Если удастся его разыскать, скорее всего расплатится сразу, крупными купюрами, и обронит: «Сдачи не надо, это вам за труды».
– Я вас не совсем понял, мистер Уртис.
– Он уволился в феврале и внезапно разбогател.
– Получил наследство?
– Не уверен, что это точное слово. Люди разное болтают. Его не было около месяца, а вернулся на собственном большом катере, одетый с иголочки, с золотыми часами на руке не меньше долларовой монеты. Я сказал бы: устроил все так, что одна женщина сама отдала ему деньги. Он из тех, кто вынуждает женщин делать вещи, которые при трезвом размышлении им бы вовсе не понравились. Приехав сюда, сразу поселился у сестер Бэрри. Крутой, как сама жизнь. Тогда, в прошлом году, еще была жива их мать. Девчонкам сильно не везло, и той и другой. Кэтти хороша, как картинка, но он быстро заморочил ей голову. А когда получил деньги, бросил ее и переехал к миссис Аткинсон. Это моя давняя клиентка, и я готов был поклясться, что она на такие штучки не клюнет. Но клюнула. И в результате у меня стало одной клиенткой меньше. Бог знает, где Джуниор сейчас. Возможно, миссис Аткинсон знает, но вряд ли вам сообщит. Это для нее больная тема.
Уже больше месяца Джуниора Аллена тут никто не видел, вот что я вам скажу.
– Как работник он вас устраивал?
– Если бы не устраивал, я бы его не держал. Нет, вполне годился. Расторопный, хороший ремонтник, просто незаменимый, когда время подпирает. Коллеги его любили. Все время улыбался и всегда находил, что нужно починить или подправить. Разве что был слишком вежлив с женщинами, которых обслуживал, имею в виду – с хорошенькими женщинами. Ну, втирал иногда очки. Но никто не жаловался. Откровенно говоря, я огорчился, когда он уволился. В нынешние времена люди не хотят работать.
– В денежных делах на него можно было положиться?
– Я думаю, да. Не верится, чтоб он остался кому-либо должен после того, как уволился, и если даже и задолжал, то наверняка сумел расплатиться через месяц, когда вернулся. По-моему, он каким-то образом вытянул эти деньги из миссис Аткинсон. Если так, она может жаловаться, а мне не на что.
– Где я могу ее найти?
– Видите вывеску впереди на шоссе? Сразу после нее поверните направо, поезжайте прямо до набережной и опять направо. Ее дом по правой стороне второй. Белый, невысокий и длинный.
Это был один из тех флоридских домов, которые я ненавижу. Всюду камень, кафель, стекло, алюминий. Ледяная, прямо-таки больничная атмосфера. Все эти дома кажутся просто сложной системой коридоров, тамбуром перед так и не построенным вместилищем настоящего тепла и уюта. Попав в эти комнаты, начинаешь ловить себя на мысли, что все время ждешь чего-то плохого. Чувствуешь, вот-вот распахнется дверь, тебя вызовут и прежде, чем тебя наконец отпустят, произойдет что-то ужасное. В таком доме жильцы не оставляют следов, и после их отъезда помещение выглядит так, словно здесь лишь недавно смыли кровь.
Чахлые высохшие кусты заполняли палисадник. Грязно-белый «тандерберд» примостился в двойном гараже. Свежая красно-белая вывеска гласила, что Джефф Бока будет счастлив продать это владение кому угодно. У главного входа я остановился и нажал пластиковую кнопку. В доме раздалось треньканье, потом послышалось приближающееся глухое шлеп-шлеп сандалий по кафелю. Белая дверь распахнулась, и я отбросил все, что успел навоображать о внешности миссис Аткинсон.
Она оказалась высокой стройной женщиной, на вид чуть за тридцать. Кожа резко белела в полумраке, словно изображение на мелкозернистой пленке, и чуть светилась, как у ребенка или у манекенщицы. Форма длинных прекрасных рук и хрупких запястий, темная волна волос и нежные подвижные черты точеного лица производили впечатление чего-то слишком тонко сработанного, слишком тщательно взращенного, слишком красиво изображенного и совершенно несовместимого с естественными жесткостями человеческого существования. Глаза большие, чуть раскосые, очень темные и широко расставленные. На ней были темные бермуды, сандалии и накрахмаленная бело-голубая блузка. Никаких украшений. Губы лишь слегка тронуты помадой.
– Кто вы? Что вам нужно? Кто вы?
Она говорила тихо, быстро и напряженно, прекрасные губы подрагивали. Казалось, она на грани нервного срыва и держит себя в руках с огромным трудом. От нее исходил густой и тяжелый запах бренди. Впрочем, и без того ее выдавали неуверенные движения и бегающий взгляд, который она явно не могла сфокусировать.
– Миссис Аткинсон, меня зовут Тревис Макги.
– Ну? Ну? Что вам нужно?
Я попробовал принять обезоруживающий вид. Это я умею. У меня подходящее лицо. Загорелый американец. Светлые глаза и ослепительно белые зубы на смуглой скуластой физиономии. Удачные морщинки народного героя в уголках глаз и застенчивая подкупающая улыбка, если потребуется. Мне говорили, что, когда меня вынуждают применять силу, я становлюсь похожим на дьявола, выскочившего из самых жутких закоулков ада, но мне об этом ничего не известно. В зеркале я неизменно вижу лицо этакого молодого инженера из старых фильмов, строящего мост через реку, несмотря на всевозможные напасти, вплоть до отравленной стрелы, торчащей из его мужественного плеча.
Так что вид у меня был совершенно обезоруживающий. Когда тебе что-то дано, грешно этим не пользоваться. Многие грабители выглядят как люди, заслуживающие абсолютного доверия.
Ты используешь свое лицо, чтобы строить гримасы, играть роли, подхватывать реплики. Ежедневно при каждой встрече с любым другим человеком становишься таким, каким, по твоему мнению, тебя хотят видеть или, если у тебя другие цели, как раз таким, каким не хотят. Будь это не так, спрятаться было бы невозможно.