Ворчун крепко держал штурвал огромными руками и, глядя Вдаль, старался запомнить расположение маленьких айсбергов, усеявших воду до самого горизонта. Джаспер вертелся рядом и бурчал про себя, что корабль вот-вот врежется в какой-нибудь из них и потонет, а то вдруг заявлял, что „Наковальня Флинта“ вынесет любые испытания. Гном понимал, что Ворчун не слышит его, но все равно продолжал трещать, словно звук собственного голоса внушал ему уверенность посреди бурных волн.

Оба надели на себя все что можно, стараясь защититься от настигшего их в море ледяного ветра, который дул из царства белого дракона. От холода лица их покраснели, а каждый новый порыв ветра заставлял вздрагивать.

Гном то и дело хватался за что-нибудь, пытаясь сохранить равновесие, – особенно когда Полулюдоед резко поворачивал штурвал вправо или влево, обходя очередную ледяную глыбу. Ветер набирал силу, и корабль раскачивался на высоких волнах. Джасперу уже казалось, что палуба ни секунды не стояла на месте с тех пор, как только они вышли из порта. И сухой она тоже не была: волна за волной на нее обрушивались потоки воды.

Гном думал только о том, как удержать в своем животе моллюсковый суп и темный ром – единственное венное, что он сумел проглотить после прохождения штормовых широт. Чтобы побороть тошноту, он применил новый прием: все время старался себя чем-то занять. Он дал себе слово научиться языку немых, на котором говорил Ворчун.

Пока что ему удалось выучить с десяток жестов. И хотя к морю гном не испытывал особой любви, именно это слово он выучил первым. Вытянув руки параллельно палубе, он замахал ими, изображая волны. Когда Джаспер дернул Ворчуна за жилет, Полулюдоед стоически перенес это и глянул вниз. Гном показал себе на живот, потом снова изобразил волну, одновременно надув щеки. Тут корабль качнуло, и он ухватился своими ручками за ногу Ворчуна.

– Джа-спер у-ка-чал-ся, – хмыкнул Ворчун. Полулюдоед научил гнома жестам, обозначавшим облако, ветер и бурю. Джаспер повторил урок – помахал пальцами у себя над головой и гордо произнес: „Облако“. Потом он принялся размахивать перед собой руками, имитируя ветер. То же самое он повторил, но только энергичнее, одновременно переступая с ноги на ногу: „Буря“.

Бросив взгляд назад, он увидел, что корабль обошел стороной поднявшийся шторм. „Наковальня“ взмыла на очередной волне, и Джаспер снова вцепился в ногу полулюдоеда. Когда его желудок вместе с кораблем – опустился вниз, гном ослабил хватку и посмотрел снизу вверх на Ворчуна. Тот снова уставился на воду.

– Интересно, каково это – ничего не слышать, размышлял вслух Джаспер. – Не могу представить, чтобы я не слышал волн или птиц. Или людских разговоров. – Гном подумал, что жесты полулюдоеда, вполне понятные Ригу и Шаон, являлись замечательным видом общения, красивым внешне и очень наглядным. Но он все равно не считал их равноценной заменой звукам.

Когда я узнаю побольше этих жестов, – рассуждал сам с собой Джаспер, – я спрошу его, каково это – жить за стеной молчания.

Блистер спала, свернувшись калачиком возле кабестана и накрывшись шалью. Какое-то время рядом с ней лежал Дикий, но глаза его были открыты. Потом волк начал беспокойно расхаживать по палубе, но в конце концов уселся около эльфийки, которая стояла у фальшборта.

– Никто в Кэрготе не захотел даже выслушать меня, – жаловалась Ферил Дамону, стоявшему в нескольких футах позади нее. Опершись на фальшборт, она бросила взгляд на запад, где была ее родная сторона и где сейчас садилось солнце. – Я не смогла никого уговорить. Даже Рыцари Такхизис Отказались выступить против такого страшного дракона. Но я не намерена сдаваться.

Она уставилась на высокие горные пики. Картина напоминала расплывшуюся акварель – мощный оранжевый солнечный свет буквально стекал по окутанным снегом вершинам. От этого яркого света земля казалась еще более холодной, пустой и неприветливой.

Ферил вздрогнула, и Дамон шагнул к ней. Ему хотелось обнять ее за плечи, но он вовремя остановился.

– Я жила на Южном Эрготе в те времена, когда снег там шел только зимой, – тихо вспоминала эльфийка. – Мой дом был на севере, возле руин Хая, на побережье.

– Мне казалось, не много найдется людей, готовых поселиться на бесплодных землях, – заметил Дамон.

– А там и не было людей. Я родилась в Вейле, деревушке Каганести у подножия гор, – продолжала Ферил. – Я была там счастлива… по крайней мере в молодости. Но когда я стала постарше, то начала предпочитать компании своих соплеменников одиночество. – Она задумчиво вздохнула и, опустив руку, почесала Дикого за ухом. – Вот я и направилась на север исследовать горы и пустоши возле Хая. По пути наткнулась на стаю рыжих волков, таких как этот. Я принялась их изучать, поначалу издалека, и, наверное, они тем временем изучали меня. Постепенно расстояние между нами уменьшалось, и однажды я подошла совсем близко. Мы прожили бок обок пять лет.

Дамон удивленно уставился на эльфийку. Солнце нежно осветило кончики ее развевавшихся локонов, создав подвижный бледно-оранжевый нимб вокруг головы.

– Ты жила среди волков? Ферил кивнула:

– Сейчас мне кажется, я понимала их лучше, чем своих соплеменников. Волки многому меня научили. За те годы я узнала, что у меня есть магические способности, и это повлияло на мой выбор татуировки. Хотя я и оставила свое племя, я по прежнему считала себя Каганести, и мне захотелось как-то это подчеркнуть.

– Ты имеешь в виду дубовый лист?

– Он символизирует мое любимое время года – осень. Он скручен, а это означает, что он давно оторвался от родной ветки, совсем как я, давно покинувшая свое гнездо. Перо сойки – знак того, что я люблю бродить по свету, словно перышко, подхваченное ветром, а еще оно олицетворяет мою любовь к птицам.

– А молния?

– Она красного цвета, как те волки, с которыми я бегала. Стая на охоте передвигалась быстро, как молния, так что жертва даже не успевала опомниться.

– То есть волк охотится, как удар молнии? спросил Дамон.

Ферил, рассмеявшись, кивнула:

– Вот именно. Я научилась разговаривать с волками, а потом и со многими другими дикими существами. Слова… как много у людей слов, обозначающих одно и то же. Корабль не просто корабль, это и галиот, и галера. Земля не просто земля, это равнина, или роща, или тундра. Для волков важны понятия и предметы, а не слова. Я теперь знаю, как смотреть на мир их глазами, я научилась проникаться их чувствами – поначалу было страшно, но потом пришло ощущение чуда. Такая магия пока не исчезла с Крина. Подобное волшебство нелегко отыскать, но его еще много вокруг.

Дамон приблизился к девушке еще на шаг. – А ты разве не скучала по своему племени? Ферил пожала плечами:

– Время от времени я возвращалась в Вейл, а еще побывала в других областях Южного Эргота отчасти из любопытства, отчасти для того, чтобы не терять связи с теми немногими друзьями, которых покинула. В мой последний приезд – это было весной, и климат уже успел поменяться, став значительно холоднее, – волки вели себя беспокойно, они чуяли какую-то беду.

Ферил припомнила, что дорога домой заняла больше двух недель, и чем дальше на юг она продвигалась, тем холоднее становился климат. Путь через горы был опасен – повсюду подстерегала коварная зима. Но наконец она добралась до дома хотя поняла это только через несколько дней.

– Поначалу я не нашла деревни. Все было закрыто белой пеленой. Ветер намел такие высокие сугробы, что казалось, будто у деревьев нет стволов. Не было видно ни жилищ, ни дорог, ни людей. Я продолжала искать и, когда разгребла гору снега, чуть не сошла с ума от увиденного. – Она помолчала немного, но потом продолжила под наплывом новых воспоминаний: – Под снежным одеялом лежали руины моей деревни, деревянные дома были разбиты в щепки. Под досками и обломками мебели я нашла обмороженные людские останки. На земле виднелись отпечатки огромных лап. Я попыталась проследить по ним, откуда пришло Зло. Но это было безнадежное дело – слишком много снега и льда покрывало землю. Поблизости я обнаружила кое-каких зверюшек – кроликов, барсуков и даже лосей – и, используя свой магический дар, до изнеможения пыталась увидеть их глазами хоть какие-нибудь следы той твари, что совершила все это. – И тебе это удалось?