Говорить они умеют всего лишь три слова: «Поспело, покоричневело, готово». Как только выговорят — мигом все разбухает, созревает, разрывается: каштаны лопаются, у Буренки заводится бурый теленок.

Только вот никто не знает, как этих человечков звать. Коричняк? Коричневень? Поспелик? Готовень? Готовяша? А ты случайно не знаешь?

Синий рысак в сизых овсах. Синий конь-рысак в васильках, в овсах. Еще вчера я видел его. Он жевал синие васильки, и теперь я знаю, почему он синий.

Собрались однажды кони со всей земли. На Вселошажьем собрании белые и вороные, чалые и гнедые, сивые и саврасые, пегие и в яблоках — сказали: «Братцы! Может статься, машины возьмут верх повсюду на земле и тогда переведется наше лошадиное племя. Уже и теперь с каждым годом все меньше у нас жеребят. А коняг-стариков на фермах вообще отдают лисицам на растерзание. Так пусть хоть один из нас станет бессмертным». И было решено, что быть вечному коню цвета мечты — синим, как гиацинты и незабудки. А появляться он будет повсюду, где только мечтают люди. И дали ему синие крылья и назвали Синим Конем Надежды.

И еще постановило Вселошажье собрание, что Синий Конь Надежды будет всегда одинок: ведь сильнее всего тоскуют в одиночестве. И потому не знать ему ни друга, ни подруги, как и не знать ему своих синих жеребят. Он будет одинок и бессмертен.

Погрустнел синий конь. Но остальные сказали, что грусть — она тоже синяя и очень ему идет. И решения своего не изменили.

«Ты — конь мечты», — сказали ему. «Ты можешь есть и пить все, что и мы, обыкновенные лошади», — сказали ему. «Но помни: если ты станешь есть только то, что едят все, то слиняет твоя синева и тогда тебе конец. Ты — конь мечты и тебе положено есть незабудки. И вообще любые синие цветы — самый лакомый твой корм. Если небо синее — ступай и вываляйся в небе. Если море синее — ступай и выкупайся в море. А захочешь пить — ступай ищи Синий Родник Надежды. Там, в синем лесу, за синей горою, стоят три ольхи. Под ними и укрылся синий родник. Там три синих сполоха синими саблями вспугнули русака. Там в синей бочке вздремнули три синих тучки. Там… Впрочем, как-нибудь сам отыщешь. А не отыщешь, то пей лишь из синих ведер, синих мисок, синих кружек, из блюдец с синей каемкой.

Не забывай, что ты одинок и не положено тебе жить рядом с другими, а назначено жить в синей дали. Люди живут надеждой и подолгу вглядываются вдаль. Там синеет далекое небо, там синеет далекое море, там синеет дальний лес. Там-то твое место. И ближе тебе ни к кому подходить нельзя. А если и подойдешь, то лишь в синий час: в рассветной дымке или вечернем тумане».

Так сказало Вселошажье собрание. Оттого редко можно увидеть Синего Коня Надежды, если вообще можно.

А люди все тоскуют по далям. Ранней весной, когда прилетают грачи, когда под орешиной зацветает синяя перелеска, смотри во все глаза: не видно ли где следов синего коня? А то еще случается по весне, кто-то объедает в саду синие гиацинты… Летом же, в ту пору, когда цветет лен или когда во ржи засинеют васильки, тихо пройди полями: где-то там пасется синий конь. Однажды он объел у Инты с зонтика все синие цветы. Пришла она как-то весною на опушку и села зубрить геометрию: экзамены на носу! Зонтик положила в сторонке, а сама с головою ушла в свои теоремы. А как идти домой, глядит — да это же не ее зонтик! Синие цветики с зонтика точно кто языком слизнул, остались одни желтые! И как только он, губастый, их, таких крохоток, так чисто выщипал?

Как-то в туристической поездке расстелили мы на траве чудесную клеенку, всю в синих сливах. Поели — и купаться. Возвращаемся, а все до единой сливы с клеенки съедены! Значит, и здесь побывал синий конь. Но, конечно, для него ничего нет вкуснее синих девчачьих бантиков.

А зимой его можно увидеть в сумерках — лишь там, где ели отбрасывают долгие синие тени. Лижет он тени, а сам до костей продрог. Если хочешь разглядеть или даже сфотографировать его, то выставь во дворе ближе к вечеру чугунок с черничными клецками: до черники он большой охотник.

Тому, кого носит на себе синий конь, весь мир кажется синим: зайцы-беляки для него синие, белый гриб — синий и даже черемуха в цвету — тоже синяя. Сам синь-конь — синее чудо, и кто ни поскачет на нем — синие чудеса видит. Правда, обычно подпускает он к себе только поэтов, только им удается его оседлать. Но если у тебя отыщется горстка синего овса… Ну как, отыскалась горстка синего овса?

Это — черная сказка. До того черная, что в ней не видно ни зги. Но все-таки там кто-то есть, только его не видно. Закрой-ка глаза и завяжи их потуже черным платком. Ну что, темно? Ни зги не видно. И передвигаться можно только на ощупь — темно, как в пекле, верно? Так ведь эта сказка и происходит в пекле. Нащупал такого косматого? Думаешь, это Янка? Ничего подобного. Это сам черт! Черный, точно сапожная щетка, — хоть бери и чисти им башмаки. Ну-ка, ткни ему пальцем в пасть. Чувствуешь? Там полно пепла. И нос у него забит пеплом. Но не вздумай пощекотать косматого, не то расчихается — и вся сказка развеется пеплом.

Вот мы и снова наткнулись на что-то в потемках. Похоже, ящик. Да это же телевизор! Черт смотрит телевизор! Черный телевизор, ничего в нем не видно. Видно или нет, но черт смотрит. А чертенята читают черные книги с черными буквами — ну абсолютно черные книги! И завидущи же эти чертовые дети! Сердце у них черное, а в сердце — черная зависть. Если, скажем, один чернявый читает дрянную книгу (а чем она дряннее, тем у них считается лучше), то, думаешь, сосед дает ему спокойно почитать? Не тут-то было! Стащит втихаря из книги все до единой буквы — и в рот! Давится, а лопает: лишь бы соседа без чтива оставить. Или, к примеру, заведется в дневнике у чертова сыночка двойка или кол (а у них это самые распрекрасные отметки, а хуже пятерки ничего не бывает), то другие рогатые у него эти самые колы и двойки из дневника прямо-таки выгрызают, выедают, выкусывают. Ну и детки! Один, глядишь, сидит, зубрит урок, а другой тем временем кисточку зубрилиного хвоста гвоздем к полу приколачивает!

У чертей все не как у людей, все шиворот-навыворот. Лакают они черное молоко, грызут черный сахар. Даже вода у них черная. Так и полощут рты черной водой — чтоб ни единой белой крошки в зубах не застряло. Однажды выбрался чертов сыночек в мир человеков, извозюкался в белом снегу. Вернулся в пекло, почистился, а уши помыть забыл. В школе чертов учитель тут же к нему прицепился: «Что еще за чертовщина! Белые уши! Вот так грязнуля!» — И опрокинул в чертячьи уши целую баночку черной туши.

Пробираемся в потемках дальше. Кто это тут расселся? А, дитенок-чертенок на черном ночном горшке. Осторожно, не толкни, а то еще заревет черным голосом.

Надо тебе сказать, что никакой свет в пекло не допускается. А дверей в пекле целых семь, и между ними — обязательно коридорчик кишкой. Всего получается шесть кишок. Отворять одновременно первые и вторые или вторые и третьи двери строго-настрого запрещено — чтобы свет не ворвался сразу в обе двери. Ну, а если он все-таки пробрался в первую коридорную кишку, черти мигом — дверь на запор и за черное дело — за све-то-вы-лав-ли-ва-нье! Вылавливают свет по лучику, лучи вяжут в снопы и заворачивают в черные газеты. И только когда до лучика выловят и снова станет темно, как в пекле, разрешается проходить в следующую кишку.

Но, как ты уже знаешь, солнце — великая сила. На свете так много света, что он прорывается-таки в самые дальние коридоры пекла. Послушать чертей, так дальше пятой кишки никогда ни лучик не просачивался. Когда же черти выбираются наружу, к людям, то каждый обязан прихватить с собой завернутый в черные газеты свет и выкинуть где ни попадя — лишь бы с глаз долой.