— Студента на допрос. Немедленно! — приказал серый и уселся поудобнее.
— Слушаюсь! — вытянулся дежурный и тут же исчез так же быстро, как и появился. Взяв конвой, он поспешил в тюремный блок, где в одиночке сидел нехеец. — Открывай одиночку! — приказал он коридорному стражу и, пока тот возился со связкой ключей, ища нужный, сердито прикрикнул, — шевелись, морда, егобродь ждет. — Наконец, стражник нашел нужный ключ. открыл замок и, отварив дверь в камеру, крикнул, — заключенный, на выход!
Но в ответ ему была одна тишина. Он вошел во внутрь, поднял факел и обомлел. Камера была пуста!
— Тут никого, — еле слышно, испугано проговорил он. — Господин дежурный, камера пуста.
— Ты что мелешь, морда пьяная, как пуста? — дежурный оттолкнул стража и вбежал в камеру. Мерцающий свет факела выхватил из темноты кучу соломы, стены с вделанными кольцами и все. Больше ничего и никого в камере не было.
Дежурный ошарашено огляделся, его прошиб пот, а губы, дрожа выговаривали растеряно: — Как же так? Где он?
— Открывай другие камеры-одиночки, — заорал он на стража, потом с криком. — Ааа, дай сюда! — вырвал связку ключей и выбежал их камеры. Суматошно тряся ключами, выискивая нужный, устремился к следующей камере. Но и они были пусты. Он в ярости повернулся к стражу.
— Продался, гад! Выпустил преступника! — и огрел со всего маха связкой ключей стража по лицу. Тот схватился за голову и с воем повалился. — В камеру мерзавца! — вымещая злобу на страже и избивая того ногами, орал дежурный. Он выметнулся из блока и ворвался к коронеру в кабинет.
— Беда Вашбродь! — орал он. — Побег! Студент сбежал.
— Как сбежал? Куда сбежал? — вскочил серый человек и с грохотом уронил стул. — Показывай, где он был! — приказал сбитый столку тайный стражник и поспешил за дежурным. Они пробежали коридор, спустились в нужный блок и запыхавшись, очутились в открытой камере. Их взорам предстала картина лежащего в крови стражника и склонившегося над ним узника в кандалах.
Юноша поднял голову и спросил:
— Вы тут совсем с ума посходили. За что стража избили и ко мне кинули? Ему глаз выбили, изверги.
…Я понимал, что мне надо спешить, ко мне в камеру могли заявиться в любой момент, поэтому, раздав указания, что и как делать оркам и моим родичам, сразу вернулся.
К моему удивлению, камера была открыта настежь, на полу валялся весь в крови и стонал стражник. В коридоре слышался топот множества ног и крики. Не мешкая, нацепил кандалы, наручники на себя и склонился над стражем. Применил малое исцеление, и в это время в проеме показались серый и надзиратель. Они пораженные уставились на меня. А я, не давая им времени опомниться, укоризненно и с долей возмущения в голосе спросил: — За что стража избили и ко мне кинули? Ему глаз выбили, изверги.
Молчаливая паузу затянулась. Они в столбняке смотрели на меня, я на них. Потом серый развернулся и маленьким кулачком заехал в глаз надзирателю.
— Пьянь! Все мозги пропил! — заорал он, — Я тебя в этой же камере сгною, сволочь. Повернулся ко мне и, не скрывая злобы прорычал, — ну, студент… — погрозил пальцем и приказал, — на допрос его.
В комнате дознавателя стояли два стола и два стула. За одним столом сидел серый за другим писарь. Под потолком магический светильник. Арестованным стул не полагался. Я и писарь находились на свету, серый тонул в полумраке.
— Итак, заключенный, — обратился ко мне серый, — готовы давать признательные показания?
— Прошу простить господин коронер, но я не являюсь заключенным, пока не проведено предварительное следствие и королевский прокурор не вынес постановление на арест. Сейчас я задержанный по подозрению. И только. Кроме того, хочу выразить протест по факту неподобающего обращения со мной. Меня били надзиратели, заковали в кандалы и в нарушении моих прав дворянина, держали в общей камере. Предупреждаю, что по выходу из тюрьмы, я вызову вас на поединок чести. Кроме того, королю будет отправлена нота от нехейских Баронств. И все, кто обращался со мной неподобающим образом будут наказаны согласно обычаям нашей страны.
Писарь замер и посмотрел на серого. Тот усмехнулся и приказал ему, — этого не пиши!
Я тоже посмотрел на замявшегося писаря и приказал, — пишите, господин секретарь, или вы тоже разделите участь преступников.
— Не писать! — Приказал серый, в его голосе прорезались визгливые нотки. Писарь затравленно посмотрел на нас, выронил перо и упал со стула, бедняга от переизбытка впечатлений потерял сознание.
Я изучающе посмотрел на серого, с чего бы он такой смелый и уверенный, что я его не достану. На что надеется? На то, что сможет удержать меня в камере до моей смерти?
— Зря вы надеетесь избежать, господин коронер, справедливой расплаты. Преступления против нехейца срока давности не имеют. Поверьте, придет время, когда вы позавидуете мертвым.
— Вы мне угрожаете? — повертел он шеей, как будто ему воротник был тесен и натер ее.
— Не путайте понятия угрожал и предупредил о последствиях, — улыбнулся я. Серый опять побагровел и, набычившись, от чего стал выглядеть смешно, проговорил:
— Тебе еще надо будет выйти из тюрьмы, щенок. — Затем крикнул: — Дежурный! Увести заключенного.
…После ухода учителя Фома встал и словно растворился в общей атмосфере зала. Он стал незаметным, для простого взгляда, сливаясь с окружением, как атрибут неодушевленный, как стол, стул или барная стойка. Случайный взгляд брошенный на него стекал, не фиксируясь на нем, и видел не Фому, а предметы за ним, с права или слева.
Орк прошел вдоль столов, присматриваясь и прислушиваясь к посетителям, и выделил троих хуманов, что изредка бросали свои взгляды на их стол. Один из этой троицы поднялся и проследовал за учителем. Фома вышел за ним и увидел, как тот стал растерянно оглядываться, потеряв из виду наемника. Бросился влево, потом суматошно вправо, но улица была пуста и только редкие фонари толкали немую тень, освещая блеклым светом дорогу к крепости. Он вернулся и что-то стал говорить оставшимся двоим, затем кивая в знак согласия, выслушал какие-то указания и стремительно вышел. Фома снова последовал за ним и дошел до особняка, из закрытых окон которого пробивались лучики света. Долго человек там не задержался. В доме погас свет и оттуда вышло десять вооруженных человек, закутанных в черные плащи. Среди них Фома опознал одного мага. Они, не оглядываясь, направились к портальной площади и скрылись в темноте. Он не стал следовать за ними, понимая, что те готовят засаду. А вернулся в трактир, подсел к своим и стал рассказывать.
— У портальной площади засада, десяток наемников и маг. Бойцы серьезные, вооружены хорошо, у всех амулеты.
— Мы их возьмем на себя, — прорычал Грыз.
— Нет, гаржик, — покачал отрицательно головой Фома. — Нам не нужна громкая схватка. Твой отряд будет на подстраховке. Мало ли чего. Может, есть еще убийцы и они воспользуются суматохой и шумом. Мы сделаем, как учитель сделал в мертвом городе, загнав в портал тех тварей. Мы выманим бандитов на приманку, поэтому Гради-ил и Ганга пойдут одни и будут приманкой.
Грыз кровожадно оскалился, — согласен, Шарныга. Мой боец откроет портал. Остальные прикроют от неожиданностей.
Мы сами откроем порталы, — подправил план Гради-ил.
Луминьян не стал задерживаться в Бродомире, а, оставив повозку в крепости, поспешил к порталу, оттуда перенесся в Азанар. Нанял извозчика и прибыл в Академию В Азанаре был зимний вечер, хрустел под ногами снег. морозец щипал нос и щеки, а в жарко натопленной проходной на приходной скучал Гронд. Увидев Луминьяна, оживился, вышел из помещения, оглядевшись поймал за шиворот какого-то студента, на свою беду проходившего мимо и приказал ему посидеть сторожем.
— С возвращением, старина! Пойдем, пойдем, отметим это, — он подхватил его за руку и потащил вглубь академии.
Луминьян и Гронд сидели в теплом кабинете, потрескивал камин, старики попивали вино. Луминьян рассказывал о походе в степь, подробно со объяснением со своими комментариями тех моментов, которые могли быть не понятны при изложении тех или иных событий. А событий произошло много и рассказ магистра занял около часа. Все это время Гронд не проронил ни слова. Он погрузился в задумчивое молчание и за все время рассказа только два раза пригубил вино.