«Гитлер выступит против России весной будущего года».

Если бы Сталин и его присные приняли всерьез это предупреждение, прислушались к предостерегающему голосу нашего верного помощника, наверняка Красная Армия по-другому встретила бы фашистский вермахт, опьяненный блистательными победами в Европе и Северной Африке. Немцам не удалось бы устроить летом 1941 года гигантские «котлы», в которых переварились дивизии, армии и целые фронты советских войск.

Пакт о ненападении с фашистской Германией, в результате которого Советский Союз фактически без единого выстрела не только возвратил утерянные в лихолетье Гражданской войны и иностранной интервенции территории, но и приобрел земли, никогда Российской империи не принадлежавшие, ослепил тогдашних хозяев Кремля и притупил их бдительность. Они поверили в свое всемогущество, понадеялись на якобы никогда не подводившую их политическую интуицию и проигнорировали, как следствие этого, убедительную и достаточно точную информацию своей разведки, а также наделали много политических и военно-стратегических ошибок, которых могло бы не быть.

Но не нужно думать, что разведка Кремля шла от одной победы к другой, что ее путь был устлан красными розами. Анализ деятельности советских разведслужб за тридцатые годы, сделанный уже после победы над гитлеровской Германией, свидетельствует, что хотя они в целом справились с задачей выявить подготовку фашистской Германии ко Второй мировой войне и к нападению на СССР, но допустили немало просчетов, ошибок и провалов. Укажу на некоторые из них:

— не сумели заблаговременно добыть информацию о присоединении Австрии к Германии (март 1938 года);

— не получили данных о мюнхенском сговоре Германии, Великобритании и Франции (сентябрь 1938 года), не выяснили, чем он закончится (Чехословакия, как государство, перестала существовать), хотя для этого имелись неплохие возможности (по секретному договору 1935 года чехословацкие спецслужбы поддерживали контакт с советскими, а начальник разведслужбы Пражского Града Франтишек Моравец находился в агентурных отношениях с внешней разведкой НКВД);

— не смогли предупредить советское руководство о наступлений вермахта на Францию и вводе немецких войск в Бельгию, Голландию и Люксембург (май 1940 года);

— не сумели быстро добыть оригинал или копию директивы № 21 о плане «Барбаросса» (декабрь 1940 года);

— в январе — июне 1941 года получили много противоречивых сведений о дате нападения Германии на Советский Союз, но не смогли:

1) добыть документальное подтверждение политического решения Гитлера начать агрессию против СССР;

2) разобраться во множестве дезинформационных материалов немецких спецслужб, высшего руководства Германии и самого фюрера;

3) с августа 1940 по июнь 1941 года не обеспечили надежной радио- и иной связью свои резидентуры на территории собственно Германии и в оккупированных немцами европейских странах.

Главная причина этих и других срывов и неудач теперь полностью ясна: это результат жесточайших репрессий, обрушившихся на оперативный состав и руководи-тел ей центрального аппарата разведки, ее легальных и нелегальных резидентур.

В результате тотальной сталинской чистки 1937–1939 годов разведка Кремля потеряла несколько сот наиболее способных и опытных сотрудников. По новому партийному призыву их заменили безграмотные и неопытные оперативники, едва овладевшие азами разведывательного ремесла. Вот почему в канун войны и в первые военные годы в деятельности советских разведслужб, как политической, так и военной, при непредвзятом объективном анализе встречается немало промахов, ошибок и серьезных провалов. Пример тому трагическая история агентурных сетей в Германии и оккупированных ею европейских странах, созданных внешней (политической) разведслужбой НКВД и Разведуправлением Красной Армии в предвоенные годы, которые ныне хорошо известны под кодовым названием гестапо «Красная капелла» или «Красный оркестр».

Название «Красная капелла» вошло в международный обиход после войны. До этого времени мы его не знали и не пользовались даже в кругах специалистов разведывательного дела. Я впервые пришел в политическую (внешнюю) разведку НКГБ 1 марта 1944 года. Принявший меня на работу начальник 1-го отдела Первого управления ведомства госбезопасности полковник (позднее генерал-майор) Александр Михайлович Коротков направил меня в немецко-австрийское отделение. В своем коротком напутственном наставлении он порекомендовал:

«Внимательно изучите дела-формуляры на Корсиканца-Балтийца и Старшину. Недавно нам стало известно, что фигуранты, с которыми у нас два года не было связи, арестованы гестапо и казнены. В них, этих делах, вы найдете много полезного для себя, что поможет вам быстрее освоить основы профессии разведчика».

Я последовал этой рекомендации. И действительно, внимательное изучение работы этих двух ценнейших агентов помогло мне лучше всякого учебника овладеть разведывательным ремеслом. «Красная капелла» в наших оперативных делах не встречалась. Оно и понятно: никакой «Красной капеллы» в природе не существовало. Это кодовое название, которое в гитлеровской военной контрразведке и гестапо дали агентурным сетям НКВД и Разведуправления Красной Армии, созданным в Германии, а также во Франции, Бельгии, Голландии, Чехословакии, оккупированных вермахтом. Резидентуре Доры в Швейцарии, подчинявшейся советской военной разведке, в немецкой службе контршпионажа дали другое кодовое название — «Красная тройка», потому что эта разведточка использовала для связи с Центром три радиопередатчика.

Эти названия прочно прилипли к резидентурам двух главных советских разведслужб, так как немцы не стали тратить время на то, чтобы узнать, кому принадлежат провалившиеся советские шпионские организации — Центру на Лубянке или на Знаменке. Главное, эти подпольные рации надо было как можно скорее уничтожить.

Коротков Александр Михайлович (1909–1961). Оперативные псевдонимы — Длинный, Крит, Степанов, Александр Эрдберг. Генерал-майор (1956).

Родился в Москве в семье банковского служащего.

В 1927 году окончил среднюю школу. Затем работал подручным электромонтера. Через год был принят в ОГПУ в качестве монтера по лифтам хозотдела этой организации. В начале 1933 года был рекомендован на работу в Иностранный отдел ОГПУ и в том же году по линии нелегальной разведки направлен в Париж. Он вошел в состав оперативной группы «Экспресс», задачей которой была разработка Второго бюро (разведка) Генерального штаба, проведение вербовок среди его сотрудников. Выдавая себя за австрийца чешского происхождения Районецкого, А. Коротков поступил в Сорбонну на курс антропологии. Одновременно записался в школу радиоинженеров. Однако вскоре он попал в поле зрения французской контрразведки. Чтобы избежать провала, был временно выведен в Германию, а оттуда в СССР. С 1935 года — он уполномоченный 7-го отделения ИНО ГУГБ НКВД.

В апреле 1936 года под прикрытием должности представителя Народного комиссариата тяжелой промышленности при торгпредстве СССР в Германии направлен в долгосрочную командировку в Берлин. Принял там на связь нескольких ценных агентов. В декабре 1937 года получил задание выехать во Францию для нелегальной работы. Там А. Коротков возглавил группу, созданную для ликвидации нескольких предателей.

В 1936 году его отозвали в Москву и зачислили в резерв назначения. Через год уволили из органов НКВД. Однако он отправил новому наркому внутренних дел Л. П. Берии личное письмо, где доказал, что его увольнение является ошибкой. Грозный нарком быстро отреагировал на такой экстраординарный шаг и восстановил разведчика на работе. С апреля 1939 года А. Коротков стал старшим оперуполномоченным, а с мая того же года — заместителем начальника 1-го (немецкого) отделения 5-го отдела ГУГБ НКВД.

В августе 1940 года А. Короткова направляют в Берлин в качестве заместителя легальной резидентуры под прикрытием должности третьего секретаря полпредства СССР в Германии. Он активизировал связи с такими ценными агентами, как Брайтенбах, ответственным сотрудником гестапо, резидентами Корсиканцем и Старшиной и некоторыми членами из их резидентуры. От них была получена наиболее важная информация о подготовке Германии к нападению на Советский Союз. В первые дни войны, когда здание полпредства в Берлине было оцеплено гестаповцами, А. Коротков, рискуя жизнью, сумел несколько раз выехать в город для встреч с агентами, постановки перед ними новых задач и передачи им радиостанций, чтобы обеспечить бесперебойную связь с Центром. Вскоре в числе интернированных сотрудников полпредства СССР в Германии он вернулся в Москву.