Последним упомянутым плодом Евхаристии является «в дерзновение еже к Тебе», согласно значению греческого слова parrhesia. Это слово означает, на самом деле, свободу от страха. Оно появляется, например, в Деяниях Апостолов, когда Пётр и Иоанн возвращаются в маленькой общине, чтобы передать им, что им сказали первосвященники и старейшины во время суда; община молится Богу, чтобы апостолы могли «со всей уверенностью» проповедовать Слово Божие (meta parrhesias, Деян., 4, 29). Такая христианская уверенность есть естественное следствие нашего усыновления. Дух Святой учит нас взывать «Авва, Отче»; мы живём в Его доме, в Церкви, и мы наследники Царствия. Мы знаем, что Бог так возлюбил этот мір, что отдал Сына Своего Единородного, так что мы можем через веру избежать погибели и получить вечную жизнь. Таким образом, мы полностью, без какого-либо страха, доверяемся Его отеческой любви к нам.

Последнее прошение в этой серии, «не в суд или осуждение», если рассмотреть его с т. з. логики, должно, похоже, находиться не здесь, но в молитве перед «Отче наш», где оно повторяется. Очевидно, что действительное схождение Духа Святого на Дары не может быть источником осуждения — причиной подобному может быть лишь наше плохое расположение, или недостоинство, препятствующее Ему действовать. Но в Эпиклезисе не стоит вопрос о субъективном расположении участников, только о плодах Духа. С другой стороны, молитва перед «Отче наш», являющаяся молитвой приготовления к Святому Причащению, просит Бога о даровании нам чистой совести для достойного принятия Святых Таин, так, чтобы они принесли должные плоды, не в суд или осуждение. В этом контексте данное прошение полностью оправданно.

Оригинальна ли эта ектения? Она начинается с возгласа: «Вся святыя помянувше, паки и паки миром Господу помолимся». Слово «святые» здесь, возможно, понимается в своём первоначальном смысле, как «все христиане», что связывает эту ектению с предшествующими поминовениями.

Два следующих возгласа, по сути, являются одним: «Об принесенных и освященных Святых Дарех, Господу помолимся, яко да Человеколюбец Бог наш… вознисполет нам Божественную благодать и дар Святаго Духа». Здесь мы видим старый способ составления ектений, из трёх частей: первая — намерение («о Святых Дарех»), вторая — воглашение («Господу помолимся»), и третья — цель («Яко да Человеколюбец Бог наш…») В третьей части вновь вспоминается Дар Святаго Духа, т. е. Дух Святой, Дар Бога, как плод Евхаристии.

Все остальные прошения ектении взяты из великой или просительной ектении и не относятся к этому месту. Единственным оригинальным прошением является последнее, заканчивающее ектению и предваряющее молитву «Отче наш»: «Соединение веры и причастие Святаго Духа испросивше, сами себе, и друг друга, и весь живот наш Христу Богу предадим». Эта часть Литургии, подготовительная к Святому Причащению, более и более настаивает на мотиве единения: здесь мы взываем к Богу с просьбой двойного единства — в вере и любви — тех связях, которые составляют и поддерживают Церковь Божию.

Молитва священника после ектении связана с этим последним возглашением. Оно заканчивается словами: «…весь живот наш Христу Богу предадим», молитва же начинается: «Тебе предлагаем живот наш весь и надежду, Владыко Человеколюбче…». Это молитва подготовки к Причастию, о которой мы уже говорили в контексте Эпиклезиса. Эта молитва не имеет славословия, поскольку продолжается возгласом перед «Отче наш» и самой молитвой «Отче наш».

Интересно сравнить, как предваряется «Отче наш» в византийской и римской Литургиях. В последней священник говорит: «Спасительными заповедями наученные, и Божественными наставлениями вдохновлённые, дерзаем говорить». В византийской Литургии та же тема дерзновения, но естественно проистекающая из предыдущих молитв о плодах Евхаристии: «И сподоби нас, Владыко, со дерзновением неосужденно смети призывати Тебе, Небеснаго Бога Отца, и глаголати». Мы вновь просим об уверенности сынов Божиим перед тем страшным фактом, что Господь Небес позволяет нам называть Его Отцом. Основной акцент здесь вновь падает на действенное принятие Святой Евхаристии как сыновней уверенности в присутствии Бога Отца, а не рабского страха осуждения.

«Отче наш», не только потому, что Сам Господь дал нам её, как образец совершенной молитвы, но и потому, что она очень сжато подытоживает плоды Евхаристии, составляя основную молитву подготовки к Святому Причащению. Я хотел бы подчеркнуть две особенности «Отче наш», которые непосредственно соотносятся с их местом в Литургии. Первое — это греческое слово epiousion, которым в обоих Евангелиях (Мф., 6, 11; Лк., 11, 3) описывается хлеб. На английский[16], оно, под влиянием латинского текста переведено словом daily, т. е. «ежедневный». Однако в самой Вульгате оно переведено как quotidianum («ежедневный») у Луки, у Матфея же использовано странное слово super substantialem («надприродный», «надсущный»). Последний перевод может соотноситься со значением греческого слова. Действительно, похоже, что слова, которое Господь говорил на арамейском языке, имело значение «будущий», т. е. хлеб будущего Царствия Божия. Так как мы живём в первой фаза эсхатологического времени, мы может с уверенность соотносить хлеб, о котором говорится в «Отче наш» с Евхаристическим Хлебом. «Дай нам сегодня наш будущий хлеб» не может иметь иного значения, чем Евхаристия, которая заключает в себе Жизнь будущего Царствия.

Вторая особенность вытекает из первой. «И остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим». Прощение грехов представлено как плод небеснаго Хлеба; и в то же время, оно требует от нас общего прощения всех наших врагов, за все нанесённые нам раны. Евхаристия не принесёт своего плода, если мы предварительно не простим каждую обиду. Мы думаем, эти два прошения в «Отче наш» явились основаниями для введения этой молитвы практически во все Литургии, и именно как элемент подготовки ко Святому Причащению. Это молитва, которая заставляет нас прощать других и каяться в своих грехах, чтобы получить пользу от плода Евхаристии, который мы готовимся принять. Так что «Отче наш» является центром покаянного акта перед Святым Причащением.

Славословие в конце «Отче наш», хотя и отсутствует в критическом тексте Евангелия, находится в Дидахи (без тринитарного вставки), т. е. относится к первому веку. Сам Господь должен был использовать какое-либо славословие в конце молитвы, так как это было чуждо иудейской ментальности заканчивать молитву упоминанием лукавого, как в Матфея, или искушения, как у Луки. Все восточные обряды имеют славословие в конце «Отче наш».

Следующее за молитвой приветствие «Мир всем» предваряет благословение народа. Златоуст говорит нам, что перед каждым благословением епископа или священника было приветствие «Мир всем». Затем диакон призывает народ: «Главы ваша Господеви приклоните». После того, как люди приклонят головы, священник благословляет их, читая молитву благословения и, согласно древнему обычаю, простирая руки над народом. Сейчас, однако, священник кланяется вместе с народом, обратясь к престолу, и молитва читается тайно, так что смысл благословения оказался потерян.

Благословение в этом месте имеет в виду приготовление ко Святому Причащению. Текст молитвы в Литургии Златоуста, однако, не ссылается на Евхаристию. Текст её, в точном переводе с греческого, гласит: «Ты убо, Владыко, предлежащая всем нам во благое изравняй, по коегождо своей потребе: плавающим сплавай, путешествующым спутешествуй, недугующыя исцели, Врачу душ и телес». Эта молитва, без сомнения, является древней молитвой благословения, но не отсюда, а с окончания службы. В Литургии свт. Василия и Литургии Преждеосвященных Даров молитва благословения после «Отче наш» ссылается на принятие Святого Причастия.