– Сентиментальная дешевка! – прогудел новый голос. – Чересчур много прилагательных.

Стоявший в дверях етун был рослым человеком – он прямо-таки нависал над своими посетителями. Он все еще пытался совладать с пояском домашнего халата, какие были в моде полвека назад, но на благородных сединах красовался берет, в точности похожий на головной убор художника. Мерцание свечей выдавало глубину его морщин, хотя типично массивная челюсть и орлиный нос в полной мере сохранили свою властность и значительность. Вопреки явному возрасту, он держался прямо и уверенно и вдобавок определенно был не в духе.

– Д-доктор Сагорн! – пролепетал Акопуло.

– Ты всегда был самодовольным паразитом, Акопуло. Вижу, совсем не изменился, надоедливый ты тунеядец.

– И вы тоже, правда? Ни на один день!

– Что ты хочешь сказать? – Сагорн шагнул в комнату, направляясь к столу.

– Что вы весьма хорошо – невероятно хорошо! – сохранились.

– Чистые помыслы и чистый образ жизни! Возраст не улучшил твоих манер. – Ученый принялся собирать разбросанные по столу бумаги, словно испугавшись, что гости захотят в них заглянуть, – как оно и произошло, конечно.

– А юность не изменила к лучшему вашего нрава, Сагорн.

Етун удивленно уставился вниз, на своего тощего посетителя, после чего молниеносным движением вырвал стихи Джалона из его рук.

– Ты что же, оторвал своего юного дружка от бала-маскарада затем только, чтобы заявиться сюда и устроить драку? Может, у тебя все-таки были на то более существенные причины?

Ило сделал шаг вперед и отсалютовал.

– Доктор Сагорн, я личный сигнифер его императорского величества Эмшандара Пятого, который нуждается сейчас в вашем мудром совете по вопросу государственной важности. – Пряник обычно достигает своей цели быстрее и легче кнута, хотя это может и не касаться человека, живущего в таком мусорном баке.

По лицу старого ученого едва заметно скользнуло удивление, после чего он приподнял длинную верхнюю губу для зевка.

– Передайте ему, пусть напишет письмо. – Сагорн с сомнением уставился на стопку бумаги в своей руке, после чего попросту отправил ее всю за спинку стоявшего в углу стула.

Скрипнули доски над головами.

Акопуло нервно подпрыгнул:

– Кто это?

Сагорн раздраженно хмыкнул:

– Это ваши зверюги в латах, они обыскивают мой дом!

– Данный вопрос не терпит отлагательств и не может быть изложен на бумаге, – терпеливо продолжал Ило.

Етун перевел на него сердитый взгляд.

– Ишь ты! В моем возрасте я не выйду из собственного дома в такую ночь, пусть меня призывали бы все Четверо!

– Император сам вскоре будет здесь, – пояснил Ило, – и Четверо, судя по всему, уже никого не призовут все вместе.

Бледно-голубые глаза етуна, казалось, вспыхнули недобрым огнем, пока он впервые серьезно изучал стоящего перед ним Ило.

– У тебя есть какая-то капля мозгов, красавчик.

Хорошо, ты завоевал мое внимание. – Ученый осторожно опустился в кресло, потер ладони и приставил указательные пальцы к уголкам губ. – Изложи проблему, но будь краток.

Акопуло тоже сделал шаг и встал рядом с Ило.

– Сначала, еще до появления здесь его величества, мы обязаны утрясти вопрос о волшебстве. Вам придется объяснить нам свою поразительную молодость.

Белые брови Сагорна взлетели на лоб.

– Что, неужели все так плохо? Что ж, слушайте. Сам я – не волшебник, но водил с одним из них дружбу некоторое время назад, – и он наложил на меня чары, укрепляющие здоровье. Вот и все. Я забыл, когда болел в последний раз. А теперь ваша очередь: что стряслось со Сводом, если вас так беспокоят волшебники в присутствии императора?

Не успел Акопуло ответить, как в комнату ворвался Хардграа. В коридоре остались двое гусаров со светильниками.

– Где художник Джалон? – с подозрением выкрикнул центурион.

Улыбка Сагорна напоминала загадочный оскал древних статуй.

– Мой дом имеет несколько выходов, солдат. Грубо сколоченное лицо Хардграа потемнело, – Он угрожающе двинулся вперед.

– Но на снегу нет никаких следов!

– Он также граничит с несколькими домами в квартале. Попробуйте простучать каждую стену – и извлечете оттуда великое множество народу. Я, конечно, не могу себе представить, чтобы вы верно восприняли неловкость ситуации, но тем самым вы можете собрать небольшую толпу зевак, а, как мне показалось, его Величество намеревался сохранить эту встречу в тайне.

– Я хочу знать, куда подевался художник!

– Тогда от меня вы не услышите ни слова. А теперь помолчите в присутствии старших по летам и по званию. Начинайте, господин Акопуло.

– Да я разнесу эту грязную халупу!

Хардграа следовало бы лучше разбираться в психологии етунов. Будь Сагорн помоложе, он выбросил бы центуриона из окна и прыгнул бы следом, но старик лишь плотно стиснул зубы:

– Тогда я отказываюсь сотрудничать с вами в любом смысле этого слова.

– Забери отсюда своих людей, центурион, – сказал Ило, – и подожди за дверями.

Хардграа надувался, пока его панцирь не затрещал по швам.

– Быстро! – гаркнул на него Ило.

Он не слишком надеялся, что этот трюк сработает, но все получилось удачно. Три пары сандалий простучали по ступеням, и входная дверь громко хлопнула, приглушая печальный трезвон.

Акопуло хохотнул и подарил Ило признательную улыбку. Он снял со второго стула небольшую стопку грязной посуды, смахнул рукой крошки и мышиный помет и уселся, составляя в уме свою повесть.

– Когда пришла весть о смерти старого императора, – помолчав, начал он, – принц сидел на Опаловом троне…

Наконец Акопуло умолк, поведав Сагорну все. Погруженный в раздумье, ученый не поднимал опущенной на руки головы. Ило тихонько грезил о пышной груди жены трибуна Утурсо, прислонясь к кабину. С него совсем сошло недавнее опьянение, и Ило ощущал неловкую тоску, обычно приходившую после битвы, – осознание того, как коротка и бессмысленна жизнь и как жалко тратить ее понапрасну.

Колокольный звон донесся громче, предупреждая об открывшейся входной двери. Ступени вновь вознесли к небесам привычные жалобы, но на сей раз ступавших по ним ног было больше.

– Запасные свечи лежат в угольном ящике, сигнифер, – заметил Сагорн, с трудом поднимаясь на ноги.

В дверь заглянул Хардграа, после чего его лицо исчезло, – и вошел Шанди. На нем были обычный плащ и засыпанная снегом широкополая шляпа, которую он не стал снимать. Сагорн поклонился. Император подошел к старику вплотную и протянул было руку для пожатия, но вместо этого поднял пальцы повыше – для поцелуя.

Акопуло вернулся к своим обязанностям и запоздало представил ученого старца. Затем в комнату вошла Эшиала, несшая спящую девочку – принцессу Империи. За ними виднелась фигура запыхавшегося, багроволицего лорда Ампили; он напоминал жирного медведя в своей бесформенной шубе, усыпанной снегом. Последовали новые представления.

– Прошу вас садиться, доктор. – Шанди усадил за стол жену, не выпустившую сонную Майу из объятий, и взял себе третий стул, оставив остальных стоять. Зажженные Ило новые свечи хорошо справились с полумраком, осветив комнату. Хардграа прикрыл за собой дверь и заскрипел вниз по лестнице.

– Нам требуется ваш совет, доктор Сагорн. – Шанди устало откинулся на спинку стула и потер глаза. – Я вознагражу вас, как только смогу, но вы должны понимать, что в данный момент все мои обещания имеют куда меньше веса, чем мне бы того хотелось.

Широкая улыбка растянула морщинистое личико етуна.

– Воистину, сир. Хотел бы я чем-то поддержать вашу веру в ценность моего совета, однако, признаюсь, я и сам несколько растерян. Если вы настаиваете на краткости, тогда я вынужден предложить вашему величеству уносить ноги, пока не поздно.

Шляпа отбрасывала на лицо Шанди непроницаемую тень, но его кулаки сжались.

– Я не хотел обидеть вас, сир! – поспешно сказал ученый. – Но вам нельзя более полагаться на Свод, защищавший вас от магических Сил. Против волшебства не устоит ни одна армия, сколь бы многочисленна она ни была.