— Вы бы лучше предоставили вести переговоры мне и полковнику Джулиену. Ведь мистер Бейкер понятия не имеет о том, чего вы добиваетесь, — спокойно сказал Максим, а затем обратился к доктору:

— Кузен моей первой жены не удовлетворен судебным решением, а к вам мы приехали потому, что нашли в записной книжке моей жены запись о встрече с вами в последний день ее жизни и номер вашего телефона. Не могли бы вы проверить для нас эти данные.

Доктор Бейкер с сожалением покачал головой:

— Мне очень жаль, но я полагаю, что здесь вышла ошибка — я бы запомнил фамилию де Винтер.

Джулиен вынул из кармана листок, вырванный им из записной книжки Ребекки, и показал его доктору: свидание в два часа дня и номер телефона — Музеум 0488.

— Это все очень странно, — сказал Бейкер, — телефон правильный.

— Не могла ли она назваться чужой фамилией? — спросил Джулиен.

— Могло быть и так, хотя я, конечно, не одобряю такого поведения, — сказал Бейкер.

— Скажите, есть ли у вас какая-нибудь картотека или журнал записей, где вы могли бы это проверить для нас? Я прекрасно знаю, что неэтично задавать такие вопросы, но у нас случай исключительный — нам нужно установить, нет ли какой-нибудь связи между ее визитом к вам и последовавшим за этим самоубийством.

— Убийством, — поправил Фэвелл.

Доктор Бейкер взглянул на Максима и спокойно произнес:

— Я ведь не знал, о чем идет речь, а теперь я все понял и всячески готов помочь вам, сколько могу. Сейчас я принесу сюда записи, и мы вместе их разберем. Пока покурите, отдохните. Предлагать вам выпить, вероятно, еще не время.

У меня было впечатление, что Фэвелл хочет что-то сказать, но он не получил этой возможности, так как Бейкер вышел из комнаты.

— Мне кажется, что он порядочный человек, — сказал Джулиен.

— Почему он не предложил нам стаканчик виски с содовой. Наверное, держит их на замке. На меня он не произвел никакого впечатления, и нам он, конечно, ничем не поможет.

Доктор вернулся с большим журналом и картотекой.

— Я принес все материалы за прошлый год. Седьмого, восьмого, десятого… Вы сказали двенадцатого, в два часа дня? Вот!

Мы все застыли и молча смотрели на него.

— В два часа дня у меня была миссис Дэнверс.

— Дэнни! Как это могло случиться? — начал Фэвелл, но Максим прервал его и сказал:

— Вы припоминаете теперь этот визит, доктор?

Бейкер перебирал истории болезней в своей картотеке.

— Да, миссис Дэнверс. Я помню ее.

— Высокая, стройная и замечательно красивая? — спросил Джулиен.

— Да, сэр, да.

Затем Бейкер обратился к Максиму:

— Вы ведь знаете, вероятно, что профессиональная этика не разрешает нам выдавать наших пациентов, с которыми мы обращаемся, как священник с прихожанами в исповедальне. Но я согласен считать ваш случай исключением, поскольку ваша жена мертва, и вы хотите узнать от меня — дал ли ей мой диагноз какие-нибудь основания для самоубийства. Да! Женщина, которая назвала себя миссис Дэнверс, была очень тяжело больна.

Он замолк на мгновение и обвел нас всех глазами.

— Великолепно помню ее. Она пришла ко мне за неделю до этого дня, рассказала о своем недомогании, и я подверг ее рентгеноскопическому обследованию. В указанный вами день она пришла вторично, чтобы узнать результаты. У меня здесь нет рентгенограммы, но все занесено совершенно точно и подробно.

«Я хочу знать всю правду и не желаю, чтобы меня успокаивали лживыми надеждами. Я готова выслушать любой приговор».

Итак, она просила сказать ей правду, и я ей все сказал. С некоторыми пациентами нельзя обращаться иначе. Это не приведет ни к чему хорошему. А миссис Дэнверс, вернее, миссис де Винтер не принадлежала к типу людей, которых можно долго обманывать. Вы, вероятно, знали это. Она действительно не дрогнула, спокойно выслушала меня, заплатила за визит и также спокойно ушла. Больше я ее никогда не видел.

В тот момент боли, которые она испытывала, были еще незначительными, но область поражения была очень велика. Больная была уже неоперабельна. В таких случаях ничего не остается делать, как вводить морфий и ждать конца. Я прямо сказал ей, что через три-четыре месяца ей придется начать вводить морфий и так до самого конца.

Внешне она выглядела вполне здоровой женщиной, правда, худой и бледной, но, к сожалению, такова нынешняя мода. При просвечивании у нее также был обнаружен загиб матки, из-за которого она никогда не смогла бы иметь ребенка. Но это было вовсе не связано с ее болезнью и уже не могло иметь для нее значения.

Полковник Джулиен высказал благодарность за такую подробную информацию и спросил, нельзя ли получить выписку из истории болезни, если она понадобиться.

— Безусловно, можно, — ответил доктор Бейкер, — безусловно. Куда мне следует послать эту копию?

— Возможно, что она не понадобится. В противном случае я или де Винтер напишем вам об этом.

— Я очень рад, что смог помочь вам, — сказал Бейкер, — мне и на ум не приходило, что мисс Дэнверс и миссис де Винте — одно лицо.

— Да, конечно, — ответил Джулиен, — очень, очень вам благодарны. Прощайте.

И мы вышли из домика врача и остановились возле своих машин.

Фэвелл позеленел, и руки у него тряслись так, что он не мог зажечь спичку. Вдруг он повернулся к нам и дрожащим голосом спросил:

— Эти раковые болезни, знает ли кто-нибудь из вас, они заразны?

Никто не ответил ему. Он продолжал:

— У меня никогда не было ни малейшего подозрения, и она тщательно скрывала все, даже от меня и от Дэнни. Для меня это ужасный удар. Я вне себя, необходимо выпить. Рак! Боже мой!

— Не проще ли нам сейчас разъехаться в разные стороны, — спросил его Максим. — Скажите, в состоянии ли вы вести свою машину или нужно попросить Джулиена, чтобы он вас заменил?

— Одну минуту, — сказал Фэвелл, — я сейчас приду в себя, для меня это ужасный шок.

— Ради бога, возьмите себя в руки, — сказал Джулиен, — если вам так уж необходимо выпить, вернитесь в дом мистера Бейкера. Полагаю, что он знает, как бороться с шоковыми состояниями, а на улице нечего устраивать демонстрации.

— Вам-то, конечно, хорошо. Вы добились того, что вам было нужно, а Бейкер еще и напишет все это для вас черным по белому. Теперь вы, Джулиен, можете, по крайней мере, раз в неделю обедать в Мандерли и, я уверен, что вас пригласят в крестные отцы к первому же ребенку.

— Поедем, — сказал Джулиен Максиму. — Мы можем составить наши дальнейшие планы по пути. А вам, — обратился он к Фэвеллу, — я бы советовал поехать к себе домой и лечь в постель. Будьте очень осторожны на улице, а то угодите в тюрьму за убийство. И еще кое-что я вам хочу сказать. Как должностное лицо я имею некоторые права, которыми немедленно воспользуюсь, если вы вернетесь в Керритс или его окрестности. Шантаж — не очень почетное занятие. В нашей стране знают, как бороться с шантажистами. Так как я вас, вероятно, больше не увижу, то счел необходимым предупредить вас об этом.

Фэвелл взглянул на Максима:

— А вы оказались в выигрыше, Макс, и думаете, что совсем избавились от меня и от закона. Но я сумею справиться с вами, сумею одолеть вас.

— Если вы хотите еще что-нибудь сказать, говорите сейчас.

— Нет, я не буду вас сейчас задерживать, поезжайте! — И он насмешливо помахал нам рукой.

— Он ровно ничего не сможет сделать, — сказал Джулиен. — Эта издевательская улыбка и жест рукой были частью его блефа. Все эти парни одинаковы. У него нет никакой надежды возбудить против вас дело, и он сам это отлично знает. Я предчувствовал, что все объяснения мы получим от Бейкера. Страшная штука — эти злокачественные опухоли. И вполне достаточно того, что знала миссис де Винтер, чтобы молодая красивая женщина решилась на отчаянный шаг. Я думаю, вам самому это никогда не приходило в голову, де Винтер.

— Нет, — ответил Максим, — никогда.

— Ваша жена была очень смелой женщиной и ничего не боялась, кроме медленной и мучительной смерти. И она решила избавиться от такого конца. Предполагаю потихоньку и исподволь рассказать обо всей этой печальной истории в Керритсе и в округе, чтобы прекратить возможные сплетни. Очень досадно, что в сельских местностях так любят сплетничать. Люди любят распространять самые невероятные слухи, лишь бы для этого был маленький повод.