Мeарана была благодарна как сокращению имени, так и паузе.

— Я не собираюсь насмехаться над священным местом. Думаете, Чинвемма будет сегодня?

— О нет, нет, нет. «Чинвемма» — название магазина. Так звали мою мать. По ее словам, имя на каком-то древнем языке означало «Бог владеет всем прекрасным», и я подумала, что это будет отличный девиз для ювелирного магазина.

Уховертка Мeараны молчала, поэтому ей пришлось согласиться. В мире существовали настолько позабытые языки, что переводчики даже не знали их названий. От них остались только обрывки фамильных традиций — имена людей и городов да пара каких-нибудь фраз.

— А что насчет Энвел… Эневела… вашего имени. Оно тоже что-то значит?

— Мне есть что сказать.

Мeарана подождала, но затем поняла, что Энвии уже ответила, и снова засмеялась.

— Как и всем нам. Был бы только тот, кто выслушает…

— Мэхвии. А разве… Простите. Спасибо, сэр. Это будет стоить пять фунтов, четыре диннера… гладиольские векселя? Конечно, мы принимаем их.

Энвии проверила обменный курс и выдала человеку сдачу. Она провела статуэтками через упаковщик и вернула их обратно.

— Заходите еще.

Когда мужчина ушел, Энвии улыбнулась.

— Комплект из трех невзрачных стальных конусов. Но это копия знаменитых Железных конусов Арфалуна. Так написано у них на дне. Конус Момада, конус Финмакула и конус бен Хомера. Стоят всего пять с половиной фунтов. Позволю вам угадать, во сколько обходится их изготовление для Уимбли и Чаттерджи.

— Вы не особо пытаетесь мне что-то продать.

— Вы ведь не пришли сюда что-то покупать?

Мeарана достала медальон.

— Узнаете его? Я о работе, а не самом украшении.

Энвии взяла его в руки и положила под увеличительное зеркало.

— Хм. Нет, не могу сказать, что узнаю… Конечно, я не настоящий ювхарри, полагаю, вы уже сами догадались. Садд! — позвала она стоявшего неподалеку паренька. — Солнце бьет в окна. Будь хорошим мальчиком и опусти створки.

Когда парень поплелся прочь, Энвии прошептала:

— Его отец — мелкий ’харри с улицы Алгебры, что в Каспере. Он отправил его сюда в ученики, чтобы мальчик попробовал вкус бизнеса — и, может, поглядел на святую землю. Я прожила на Арфалуне большую часть жизни, но я простой переселенец. Моя мать была югуртанкой, отец ’линианином — только представьте такую парочку! — поэтому кто я такая? Садд — хороший малый, но он ’лун, и приходится присматривать за ним, чтобы он… Ого! А это что? Тут на задней стороне надпись. Секундочку, Садд. Пока не закрывай створки. Солнце высвечивает ее… Вот, глядите… — Энвии выпрямилась и моргнула. — Как вас зовут?

— Люси. Люси Томпсон.

— Забавное имя. Без обид. Это ведь Ди Больд. Как там у вас говорится? «Ди Больд, живи, больдец!» Вот, видите надпись? Давайте выведу на экран. Свет должен упасть под правильным углом. Вот.

На золотом обороте медальона, до сих пор казавшегося плоским и безликим, теперь появились крошечные тени букв.

— Что там написано? — спросила Мeарана.

— Без понятия. Никогда такого не видела.

— Можете сохранить изображение? Мой партнер знает кое-какие языки.

Энвии коснулась увеличителя, и из принтера выехал листок.

— Томпсон, — произнесла она, чуть нахмурившись. — Звон колокольчика.

— Звон?.. Простите. Я не знаю этой идиомы.

— В смысле, я слышала это имя раньше… — Владелица магазина наклонила голову. — Где-то лет пять назад.

Сердце Мeараны подскочило.

— У нее тоже были рыжие волосы?

— Не знаю. Никогда не ложился на нее глаз.

— Не ложился?..

— Никогда не видела ее. Так о чем это я?.. Простите. О, а вот и они. Должно быть, экскурсия закончилась. Дайте мне… — Она прошептала в микрофон, вызвала что-то на сенсорную стойку и протерла рукой. — Но нет. То была посылка, оставленная для Франсин Томпсон. Пять лет назад. Но вы говорите, вас зовут Люси? Интересно, здесь ли она еще. Сейчас вернусь, нужно помочь покупателю.

— Пять лет? Но в то время мать была на Чертополоховом Пристанище. Она не прилетала на Арфалун до… А, локальных лет! По метрическому времени это будет два года, верно? Тогда все сходится. Можете отдать ее мне. Я собираюсь встретиться с ней.

— Франсин Томпсон была вашей матерью? Думаю, вы можете это доказать. Возможно, я давным-давно выбросила ту посылку. Подождите здесь. Я скоро.

Подождать? Да ее словно пригвоздили к месту!

«О Донован! Мы отыщем ее! Я знала, что отыщем».

Мeарана порылась в кармане в поисках документов. А что, если Энвии откажется отдавать посылку? Что, если она уже выбросила ее?

Владелица магазина вернулась из подсобки с небольшим свертком в руках. Размером с ладонь, он был обмотан гладкой коричневой бумагой самого дешевого сорта. На прикрепленной к нему бирке было напечатано: «ФРАНСИН ТОМПСОН. ХРАНИТЬ ДО ВОСТРЕБОВАНИЯ».

— Я вспомнила имя только потому, что оно такое необычное, — сказала Энвии. — Могу ли я взглянуть на ваши документы? Полагаю, раз мы хранили посылку так долго, она должна попасть к нужному человеку.

Мeарана протянула голо.

— Это сойдет? Ее сделали в Дангчао-сити. Слева — я, на концерте; а вот мать. Франсин.

— Я же говорила, что прежде не видела ту женщину… — Она резко остановилась.

Голограмму сделали на званом ужине на Полустанке Данг-чао после концерта Мeараны. Бан Бриджит стояла рядом с дочерью, одетая в украшенный ленточками парадный китель и широкие брюки. Подобный наряд Гончие называли «служебное зеленое».

Энвии, заметно побледнев, оторвала взгляд от голограммы. Мeарана показала карточку, которую вручил ей Зорба, держа ее так, чтобы не увидели посторонние. Она полыхнула тусклым золотом, как значок в руке законного владельца.

— Забирайте ее, — сказала Энвии, отправив посылку через стойку. — Мне она тут не нужна.

— Вы все делаете правильно.

— Не важно. Дела Гончих? Это магнит для неприятностей. Не хочу быть замешанной.

— Я передам, что вы верно хранили посылку для нее.

— Лучше ничего не говорите. Вот…

Она взяла комплект стальных конусов и провела их через упаковщик.

— Мой вам подарок. Просто заберите… посылку отсюда. Воздушный автобус уходит… — Взгляд на часы на стене. — Через десять метрических минут.

Мeарана снова поблагодарила девушку и направилась к выходу. Энвии не предложила, чтобы она заходила еще.

Десять метрических минут составляло чуть меньше семи гроссударов в додека-времени, которое использовалось на Старых Планетах, или почти четверть часа по терранскому времени Донована. Арфистка успела прогуляться по платформе обозрения и посмотреть на знаменитые Железные конусы.

Закатный свет контрастно очерчивал их. По прерии протянулись длинные рыжие тени. Низовья поросли травой и кустарниками, но возвышенности оставались голыми, и из них выступал изломанный и ржавый металлоцен полупогре-бенных конструкций, грандиозных, не ниже окружавших их холмов. Энвии была права. Если это челноки, то это самые крупные челноки, о которых арфистка когда-либо слышала. В большинстве миров Периферии ходили собственные истории о первых кораблях, но она не слыхала, чтобы их описывали настолько огромными.

Челноки или нет, но конусы, вне всяких сомнений, крупнейшие артефакты, пережившие древние времена; скорее всего, это были жилые здания, заводы или даже гробницы первых правителей. В древней стране Старой Терры, называемой Ме-есар, королей хоронили в огромных каменных пирамидах. Возможно, именно так конусы и получили названия. Момад, Финмакул и бен Хомер могли быть древними позабытыми королями. Конусы были огорожены заборами, а знак на галактическом предупреждал туристов не заходить дальше. Арфистка предположила, что там, среди разрухи и запустения, небезопасно. Древние строили на века, но века миновали, и остались только руины.

— Нагляделась, гулл?

Мeарана встрепенулась от внезапно раздавшегося голоса. Это был ‘лун из автобуса: парень с приятным смуглым лицом и голубыми глазами, обычными для его народа. Темно-красные волосы в закатном свете казались шоколадно-коричневыми. Судя по тону вопроса, он уже нагляделся.