А когда нашел – знал что найду, потому и не удивился – только тяжело вздохнул.

Десяток кабинетов, небольшой зал для брифингов и оперативного управления сражением, целая шеренга закрытых и опломбированных кейсов офицерских скафандров и скромный арсенал для почетного эскорта. Мельком глянул, не забывая стаскивать в одно из пустующих помещений праздно болтающихся покойников.

Две каюты. Нет, не так! Каюта, где, по всей видимости, обитал личный пилот адмирала. Двухкомнатный номер средней руки гостиницы. Картины звездолетов, модели звездолетов, галофото звездолетов – этот парень прямо-таки фанател по бороздящим Вселенную скорлупкам. И еще, наверное,жить не мог без своего патрона. Иначе чего бы ему стреляться, имея полностью заправленный и готовый к полету маленький кораблик? Теперь уже и не узнаешь никогда, по какой такой причине этот мужик себе голову практически напрочь отстрелил.

Вот вторая – Каюта. Именно так – с большой буквы! Супер-пуперлюкс! С полным баром осколков и разнокалиберных неопрятного вида ледяных кучек, маленьким бассейном, отдельной тренажерной комнатой и личным кабинетом. Медкапсула в отдельном помещении – все-таки придется изучать хотя бы начальные уровни баз по медицине. О спальне с сексодромом на восемнадцать человек я уже и не говорю. Это как бы само собой.

А на стенах, вместо картин... Я глазам своим не поверил! Я чуть не разрыдался, как ребенок. А потом чуть не начал крушить подобранной тут же железякой всю эту бездушную и бестолковую роскошь. Мертвую сталь и дерево. Промерзшую, раззявившую рты с осколками зубов разбитых безумной яростью сражения человеческой алчности с человеческим же гонором. Потому что на стенах адмиральской каюты, вместо картин, висели фрагменты внешней обшивки моего корабля, с названием и гербом Земли. Того единственного моего звездолета, на котором мы трое, Мартин Шпеер, Мария, Машенька Ронич и я, Максим Карташов, впервые в истории Человечества пробили подпространство и вышли к иным звездам. Открыли людям дорогу к звездам. Блин!

***

- Там есть роботы?

- Да, но они мне понадобятся для ремонта челнока, - разговор выходил тяжким. И я прекрасно отдавал себе отчет в том, чем он для меня закончится.

В принципе, делиться трофеями я не был против. Но именно что – делиться, а не тащить все что найду «в клювике» этому маньяку. В конце концов, однажды нужно было собраться с силами и четко разделить: это мое, это твое, а вот это пойдет на общее дело.

В этот раз я был полон решимости пойти до конца. Уже хотя бы затем, чтоб четко определить свой статус. Кто я? Бесправный раб, не имеющий право ни на какую личную собственность, или равноправный партнер? На тот момент я был Виллару жизненно необходим. Ресурсы имеют обыкновение заканчиваться, и их запас нужно непрерывно пополнять. Но и с мечтой о возвращении в свою обожаемую Федерацию доктор мог попрощаться. А что дальше? Ладно, построю я этому сферическому уроду  корабль, выберемся мы в обитаемый космос. А дальше?

Лично я уж точно не собирался участвовать в планируемых Колобком авантюрах. Пусть этот мир конкретно съехал крышей набекрень, но там живут триллионы людей, и, выбирая между разумным роботом и человеком, не задумываясь, выбрал бы последнего. А значит – что? Едва наше будущее судно выпрыгнет в пределах Окситэ, надобность во мне пропадет?

Конечно, это все исключительно теоретические измышления. Было у меня нежно лелеемое подозрение, что первый же полет на звездолете доктор Кайданус Виллар не переживет. Скажем так, были на то явно указывающие симптомы. Вредно ему летать. Не зря, ох не зря, он опасается вообще за порог своего обитаемого модуля выходить!

Но это все дело относительно далекого будущего. Мне же нужна была ясность сейчас. Сию минуту или даже еще раньше. Я вот еще вчера, умываясь текущими по щекам слезами, для себя решил, что рабом жить не стану. Лучше вообще не жить. Остаться там, тысячелетия назад, в давно исчезнувшей памяти потомков первооткрывателем. Героем и первопроходцем. Чем вот так...

- Я велел тебе всех найденных дроидов и сервоботов приносить сюда.

- Я слышал, - кивнул и отодвинул от себя тарелку с завтраком. Не хотелось, в случае чего, снова отстирывать свою «камочку» от остатков пищи. – Но мне они там будут нужнее.

- Вот как? – прорычал Шарик, и мои виски налились тяжестью. Еще не болью, но уже чем-то на грани.  – И кто же тебе дал право принимать такие решения?

- Ты, - хмыкнул я. Болевого удара все не было, и разговор даже начал меня забавлять. Вдруг стало как-то легко и покойно. Решение принято, отступать некуда, и даже кураж какой-то появился. Лихость какая-то. Что-то этакое, словами не описуемое, с чем бойцы шагают в безнадежную атаку. – Это ведь ты принял решение собрать из хлама звездолет. Чтож мне теперь голыми руками это делать? Так я на такое не нанимался!

Боль, всего один импульс – похоже, эта скотина учился пользоваться механизмом для экзекуции – прострелила мозг насквозь. Так, что в глазах поплыли черные пятна.

- Никто тебя и не нанимал, червь! – вскричал Колобок. И ударил еще раз. Сильнее. Намного сильнее. Так, что я, оттолкнув столик, рухнул со стула на колени. – Ты – никто! Я нашел тебя вмороженным в лед, будто кусок мяса в холодильнике в этом примитивном саркофаге! Я тратил драгоценные ресурсы, чтоб вернуть тебя к жизни!

Боль накатывала волнами. Виллар орал и бесновался, и вместе с тем тщательно следил, чтоб я мог слышать и понимать е го слова.

- Так назначь цену, сука, - сумел протиснуть я сквозь сведенные судорогой зубы. Фраза задумывалась куда более длинной, но кто же знал, что простые слова будет так трудно выталкивать из глотки. Впрочем, величайший ученый современности, кажется, и так понял то, что не смогли выговорить мои губы.

- Кем ты себя возомнил? – и новый всплеск, разрывающий голову на части. - Ты тварь, безмозглая, никого не интересующая тварь! Биомасса, только и способная, что поглощать пищу и испражняться!

- Ты... – о Боже! Какие же тяжелые эти звуки! – и того... не можешь...

И тут я засмеялся. Колобок лишь на миг отпустил давление, и мне этого хватило. Господи! Как я смеялся! И продолжал хрюкать от смеха, катаясь по ворсистому покрытию пола. Сквозь слезы, сквозь вой и стон, словно безумный. Наверное, так и продолжал улыбаться, когда милосердное сознание покинуло избитое болью тело.

Но это была только первая серия «Санта-Барбары». Открыв глаза, и обнаружив себя на удобном ложе медкапсулы, я это знал. И сферический гестаповец, зависший прямо надомной, тоже это знал.

- Это был последний урок для тебя, животное, - пафосно заявил Колобок, убедившись прежде, что я вновь способен воспринимать его слова. Глупец! Он не знал, что русские не сдаются!

- И первый для тебя, - прохрипел я.

Нет, не таких слов ожидал от меня этот садист. От неожиданности он даже шарахнулся куда-то в сторону, выпав из поля моего зрения. Но я, и не глядя, будучи крепко прижатым к ложу, знал, что этот хренов экспериментатор принялся нарезать круги по не такому уж и обширному  помещению, как он всегда это делал в минуты задумчивости. Боль пока не возвращалась, что было скорее его недоработкой, чем моей заслугой.

- Чего ты добиваешься? – глухо, издалека, поинтересовался он. – Хочешь сдохнуть от болевого шока?

- Подыщешь себе мертвяка посговорчивей, - хмыкнул я. – Там их десятка три на выбор. Есть даже один вообще безголовый...

- Избавь меня от своего дикарского юмора. Я задал тебе вполне определенный вопрос. Даже тот огрызок, который ты называешь разумом, способен понять. Чего ты хочешь?

- Для начала, хочу знать кто я, - честно признался я, задавив в себе так и рвущееся желание прокомментировать этот его «огрызок». В конце концов, как раз он больше подходил под это определение.

- Что это тебе даст?

Банально. И на этот вопрос у меня был готов ответ.