Граф дал мадам Декарт строгие инструкции. Наряды, которые она шила для Родди, были последним криком моды. Полупрозрачный шелк, глубокие вырезы, крошечные рукава, оставляющие руки обнаженными и больше подходящие для средиземноморской солнечной погоды, нежели для английской зимы. К этим великолепным нарядам Родди надевала атласные туфельки пастельных тонов с лентами, которые завязывались вокруг икр, а также со вкусом подобранные перчатки, которые служили вовсе не для того, чтобы согревать руки. Когда она спускалась по холодной мраморной парадной лестнице в гостиную, где ее ждал Фэлен, казалось, от ее румянца температура в доме поднималась на несколько градусов.

Портниха тем временем пыталась навязать ей свое мнение и помочь устранить те недостатки, которые она видела во внешности графини.

— Волосы… — говорила она, не умолкая ни на минуту, — ваши великолепные волосы надо обрезать. Чтобы их было легче укладывать в локоны. Понимаете? Надо сделать их короче. — И она бросила лукавый взгляд в сторону Фэлена. — А вот фигура у вас — просто загляденье, правда, месье? Само совершенство.

—Да, действительно совершенство, — с улыбкой согласился граф.

От его похвалы сердце Родди затрепетало. Всю неделю она ходила, не чуя под собой ног. И причиной этого было вовсе не долгое путешествие в карете. Сто раз на дню муж прикасался к ней, улыбался ей, дарил ласки или целовал в затылок, проходя мимо, когда она писала письмо родителям или читала при свете мерцающей свечи.

А ночью… Боже, ночью перед ней открывался мир, о существовании которого она прежде не знала. Он учил ее получать удовольствие от любовных утех. И поэтому теперь, когда Фэлен попросил ее одеться по последней моде, она не стала возражать ему. Ей хотелось доставить мужу удовольствие.

Она бросила робкий взгляд на Фэлена через плечо.

— Вам нравится это платье, милорд?

Граф выразительно посмотрел на портниху. Она поняла его без слов и вышла из гостиной. Родди с замиранием сердца ждала, что скажет муж о ее новом наряде.

Он улыбался, глядя на нее. Но его улыбка могла означать все, что угодно. Комок подступил к горлу Родди. Фэлен окинул жену оценивающим взглядом.

— Колдунья, — промолвил он. — Моя златовласая колдунья.

Родди провела кончиком языка по пересохшим от волнения губам.

— Вы сказали «колдунья», милорд? — робко переспросила она. — Мадам Декарт говорила, что у меня неподходящая внешность… Но я надеялась…

— Идите ко мне, — перебил он ее, протянув руки, и, когда она повиновалась, заключил ее в объятия. — Не забивайте себе голову тем, что говорит мадам Декарт.

Его синие глаза завораживали ее, и она почувствовала, как по ее спине забегали мурашки.

— В Ирландии вас примут за ту, кем вы в действительности являетесь, — промолвил он. — Даоине сидхе.

Родди нахмурилась, придя в замешательство от его непонятных слов. Она попыталась воспроизвести странные звуки, но у нее ничего не получилось.

— Так называется волшебный народ, — объяснил Фэлен. — Эти люди живут между ночью и днем, они пьют только росу и не прикасаются ни к дождевой, ни к речной, ни к морской воде. Их еще называют «сияющими». А вы — маленькая сида.

Вглядевшись в глубину его лазурных глаз, Родди подумала, что это сам Фэлен живет между светом и тьмой, как принц демонов.

— Значит, я вам нравлюсь, милорд? — прошептала она.

Стоял погожий зимний день, и Фэлен пригласил жену на прогулку. Они решили пройтись пешком, так как после утомительного путешествия из Йоркшира в Лондон Родди не желала садиться в экипаж. Одетая в легкое пальто и кашемировую шаль, она шла быстро, чтобы не замерзнуть.

Подойдя к железным кованым воротам, Родди не могла удержаться и обернулась, чтобы взглянуть на дом, в котором теперь жила. Здание выглядело более роскошным, чем усадебный дом ее отца в Йоркшире. Это была величественная постройка с двумя рядами высоких окон, обрамленных изящными наличниками с фронтонами. Родди пересчитала окна верхнего этажа на фасаде, и у нее получилась внушительная цифра — двадцать два. Рядом с жилым домом по периметру двора располагались конюшни и каретный сарай, а позади был разбит большой сад, вид на который открывался из окна ее спальни. Комнаты особняка с потолками, украшенными лепниной, были обставлены дорогой французской мебелью. Родди не заметила признаков того, что владелец усадьбы находится в стесненных обстоятельствах.

— Этот дом принадлежит моей матери, — сказал Фэлен, как будто прочитав ее мысли. — То, что я оказался на мели, еще не означает, что все мои родственники бедствуют.

Родди кивнула, подумав о том, что его родственники, должно быть, получают неплохой доход, которого хватает на содержание роскошного дома с огромным штатом слуг. Особняк всегда был готов принять хозяев, несмотря на то что, по словам дворецкого, мать Фэлена десять месяцев в году находилась за границей.

Владелица лондонской усадьбы была очень богатой женщиной, а ее сыну грозило полное разорение. Из-за долгов он мог лишиться своих имений.

И еще одну странность подметила Родди. Мать Фэлена сейчас путешествовала, но никто из домочадцев не знал, где именно она находилась. Более того, никого это не заботило. Под контролем дворецкого слуги четко выполняли свои обязанности вне зависимости от того, была их госпожа дома или нет. Они с уважением относились к Фэлену, хотя не одобряли его похождения. Появление молодой графини вызвало у слуг большой интерес. Они с любопытством приглядывались к ней. Однако прислуга привыкла скрывать свои истинные чувства и внешне относилась к Родди с неизменной вежливостью и предупредительностью.

Огромная площадь за оградой особняка была почти безлюдна.

— А куда попрятались люди? — спросила Родди, которую смущал пустынный городской пейзаж.

— Думаю, разъехались по своим сельским усадьбам, — ответил Фэлен.

— Но я думала, что в городе всегда много людей, — промолвила Родди, которая, несмотря на безлюдность, ощущала присутствие тысяч горожан за стенами домов.

Фэлен усмехнулся.

— Вам одиноко в пустынном городе?

— Конечно, нет. Просто я думала, что на улице будет больше народа.

— По-видимому, мое общество вас не устраивает, — вздохнув, заметил Фэлен.

Родди потупила взор.

— Вовсе нет, милорд.

Сжав ее руку, Фэлен остановился. Они стояли так близко, что их дыхание смешивалось.

— Берегитесь, деточка. Я могу продемонстрировать вам, как можно к взаимному удовольствию воспользоваться тем, что улицы пустынны.

Слова Фэлена выбили ее из колеи. Дрожь пробежала по телу Родди. Позабыв обо всем на свете, она взглянула в его синие бездонные глаза.

— Вы можете демонстрировать мне все, что вам заблагорассудится, милорд, — прошептала она, охваченная возбуждением.

Фэлен обнял Родди за талию и привлек к себе. Их губы слились в жарком поцелуе, от которого по телу Родди разлилось тепло. Она согрелась, несмотря на мороз, и погрузилась в полузабытье. Вокруг стояли дома, из окон которых можно было видеть целующуюся парочку, но Родди не было до этого никакого дела. Она жалела сейчас лишь об одном — Фэлен был одет в сюртук из плотной ткани. Однако она знала, какова на ощупь его кожа, как красиво его обнаженное тело в отблесках огня. Но тут ее шаль соскользнула с плеч, и очарование момента исчезло. Сама Родди не заметила холода, однако Фэлен прервал поцелуй и снова закутал Родди в шаль. Улыбнувшись друг другу, они продолжили прогулку.

— А теперь, чтобы развеять вашу скуку, пойдем туда, где много народа, — сказал Фэлен.

По мере приближения к деловым районам города им встречалось все больше прохожих. Когда они миновали Ганновер-сквер, Фэлен повернул на запад и вскоре они вышли на площадь, с которой открывался прекрасный вид на город. Родди не переставала восхищаться увиденным. Однако Фэлен почти не слушал ее. Взяв жену под руку, он увлек ее к одному из порталов.

«Кондитерская Гантера» — гласила надпись над входом. Рядом с дверью висела скромная реклама из газеты «Тайме»: «Господа Гантер почтительно просят известить благородное общество и тех, кто имеет честь обслуживать его представителей, о том, что они готовы поставлять сливочное и фруктовое мороженое, а также различные виды печенья, пирожных и леденцов».