Присутствующие снова насторожились.

— Фэррисси — хороший человек, — осторожно сказал Морис, стараясь соблюдать нейтралитет и не ссориться с Фэленом. — Он живет по соседству, и я знаком с его милым семейством, его дети подают большие надежды.

— Я уверен, что, кроме семьи, у него еще есть свора охотничьих собак, таких же, как у Уиллиса, мистер ОКоннел, — промолвил Фэлен. — Нет, я не буду поддерживать бездельников, будь они католиками или протестантами. Я не потерплю праздности. Кто арендует мою землю, должен работать на ней. И я намерен строго следить за этим. Наш край и так довольно бедный, и я не допущу, чтобы мои арендаторы передавали землю в субаренду и жили за счет этого. Что же касается детей Фэррисси, то я знаю, какие надежды они подают. Все они, несомненно, желают стать священниками, учителями или французскими офицерами.

— Но ведь это почтенные профессии, милорд, — робко заметил Морис.

— А я называю таких людей пиявками, которые живут за счет несчастных нищих крестьян, ничего не давая им взамен и кичась поверхностным знанием латыни.

— Такие слова недостойны джентльмена, сэр, — возмутился Морис, и его лицо пошло красными пятнами. — Ваш отец был более воспитанным.человеком!

Фэлен встал. Несмотря на внешнюю холодность и спокойствие, Родди чувствовала, что в его душе клокотал гнев.

— Да, я не джентльмен, — негромко промолвил он. — И я не похож на своего отца. У меня отсутствуют хорошие манеры, нет моральных принципов и сердца. Но я обладаю правами на эту землю, и я сделаю ее плодородной, а свое поместье процветающим. Тот, кто готов помогать мне, может остаться и пользоваться результатами преобразований. А остальные пусть уезжают. Мне все равно, проводят ли праздные люди время в церкви или в пивной, от меня они не получат поддержки.

Родди было не по себе. Только приверженность традиции гостеприимства мешала Морису выставить Фэлена из своего дома. Кроме того, он не хотел опускаться до уровня безнравственного графа и поступать дурно с ним и его супругой.

Казалось, граф не замечал царившей в комнате напряженности. Когда на следующее утро они отправились в путь, Фэлен улыбался так же безмятежно, как в кондитерской месье Ган-тера, и был похож на мальчишку, радовавшегося тому, что прогуливает уроки.

Они поднялись на холм, с вершины которого открылась величественная панорама — широкая долина, ограниченная морем на западе и горами на востоке. Местность казалась безлюдной, необитаемой, и все же в ней ощущалось чье-то невидимое присутствие, похожее на песню, которая звучит в душе.

— Это мой Ивераг, — с гордостью и любовью промолвил Фэлен и, искоса взглянув на жену, добавил: — Я понимаю, что в нем нет ничего особенного.

Ветер развевал его черный плащ. Повернув коня в сторону моря, Фэлен показал на защищенный от ветра горами залив.

— Там мы построим пирс, — сказал он. — Думаю, я выбрал подходящее место. В декабре по моей просьбе сюда приедет инженер из Абердина и начнет работать над проектом.

Фэлен пристально вглядывался в береговую линию, словно представлял себе во всех деталях уже построенный пирс.

— К следующей осени все будет готово, — продолжал он. — Я хотел, чтобы этот парень поскорее приехал, но у него много заказов, он лучший специалист в своей области. Мне пришлось посулить ему большие деньги, чтобы выманить сюда.

Родди улыбнулась, заметив рвение и нетерпение мужа обустроить свое поместье.

— А какие грузы мы будем перевозить по морю, милорд? — спросила она.

— Сливочное масло, — ответил Фэлен и показал рукой на восток — там на склонах холмов чернели фермы. — Местные коровы, пасущиеся на горных пастбищах, несмотря на скудный корм, дают довольно жирное молоко. Я хочу улучшить их породу, скрестив выносливых, привыкших к местным условиям коров с английскими быками-производителями. Если мне это удастся, то мы добьемся не только больших надоев, но и увеличим производство говядины.

— Понятно, — сказала Родди серьезно, хотя ее забавлял энтузиазм, с которым Фэлен говорил о коровах.

— Вон те болота мы осушим, — ободренный ее вниманием, продолжал Фэлен. — Думаю, что мы можем приступить к этой работе уже сейчас, пока погода не испортилась. В следующем году за счет их мы увеличим урожай зерна или запасы сена.

— Да, конечно.

— И еще я планирую построить мельницу, а также зернохранилище, куда можно было бы заложить излишки зерна. Я не хочу, чтобы люди, живущие в моем имении, голодали. Нужно также заняться лесопосадками. — Фэлен обвел рукой долину. — На этих голых холмах должны расти деревья.

— О, милорд, на это уйдет всего лишь несколько десятилетий, — сказала Родди.

— Да, — вздохнув, согласился Фэлен. — Честно говоря, не знаю, хватит ли у меня терпения дождаться, когда здесь вырастет лес.

Взгляд Фэлена был устремлен вдаль.

— Если бы я мог начать сажать деревья сразу же, как только в моей голове созрели эти планы, — с горечью сказал он. — Это было пятнадцать лет назад.

— Не расстраивайтесь, милорд, — сказала Родди. — Мы посадим деревья для наших детей.

Фэлен взглянул на жену, и конь беспокойно заходил под ним.

— Моя милая девочка, — промолвил Фэлен и поднес ее руку в перчатке к своим губам. — Если бы не вы, здесь никогда не было бы никаких деревьев.

Родди улыбнулась, пытаясь скрыть свое смущение.

— Да, и детей, надеюсь, тоже, — промолвила она и, чувствуя, что краснеет, воскликнула: — Спорим, что я первая спущусь с этого холма?

Они тронулись в путь, и Фэлен на ходу погладил жену по щеке.

Родди увернулась от его руки и, пришпорив коня, понеслась вниз по склону холма.

Она на время забыла о том конфликте, который возник утром за столом. Но по мере приближения к дому Джона Уиллиса беззаботное настроение начало покидать Родди. Она все чаще поглядывала на Фэлена, но он был совершенно спокоен. Предстоящий разговор, по-видимому, ничуть не смущал его. Они свернули с главной дороги и через некоторое время подъехали к каменным воротам небольшой усадьбы.

Дом, который они намеревались занять, изгнав жильцов, был окружен плодородными землями. Родди невольно залюбовалась усадьбой. Простой строгий фасад жилого здания был увит виноградной лозой, покрасневшей от осенних холодов. Камины здесь топили торфяными брикетами. Из труб шел дым. В вестибюле с высокими потолками тоже горел огонь, здесь было тепло и в то же время не пахло горящим торфом, как в доме О’Коннелов. А это означало, что дымоходы находились в полной исправности.

Мистер Уиллис вышел им навстречу с радушной улыбкой и протянул графу руку, чтобы поздороваться. Слуга в это время помог Родди снять плащ. Хозяин дома старался казаться невозмутимым и доброжелательным, однако Родди чувствовала, что он взволнован и обескуражен неожиданным визитом землевладельца.

Мистер Уиллис оказался моложе, чем Родди его себе представляла. Он носил пенсне, у него были круглое лицо, мальчишеская улыбка и жидкие каштановые волосы, собранные в хвост. Родди поняла, что он ничего не знал о планах Фэлена, и это расстроило ее еще больше. Она с трудом улыбнулась в ответ на приветствие хозяина дома, не зная, как вести себя. То, что муж жестоко поступает с этим человеком, не вызывало у нее сомнения. Уиллис пригласил их пройти в гостиную, красивую комнату с золотистыми бархатными драпировками и полированной мебелью. Гости сели в удобные кресла.

Несмотря на утверждение Фэлена, что у него отсутствуют хорошие манеры, нет моральных принципов и сердца, он все же не смог сразу начать трудный разговор о выселении. Граф Дьявол не отказался от стаканчика рома, предложенного его жертвой.

Сначала они поговорили о том, как Родди и Фэлен добрались до дома Уиллиса, а затем речь зашла о погоде, охоте и невозможности купить в этих краях хорошую лошадь.

— После поправок, внесенных в закон о католиках и во многом облегчивших наше положение, теперь трудно найти лошадь, которую уступили бы меньше чем за двадцать фунтов, — сказал мистер Уиллис. — А ведь были времена, когда лошадей вынуждены были отдавать почти задаром. Мой отец рассказывал, что лет тридцать назад О’Лири — тот, который против воли родителей женился на Эйлин О’Коннел, — отказался уступить свою кобылу за пять фунтов, сумму, установленную судом. И его за это застрелили. Но теперь все изменилось. Никто больше не посмеет так несправедливо поступать с нами.