— Пора атаковать кавалерии!
И Рокоссовский немедленно поскакал к уже изготовившимся к бою эскадронам. Спустя несколько минут весь дивизион развернулся и бросился в атаку на село.
— Сдается мне, что комдивизиона не удержится от соблазна ворваться в село вместе с бойцами, — усмехнувшись, обратился Богомягков к комбригу.
— Он смелый парень и молодой командир, — ответил тот, следя в бинокль за удаляющимися кавалеристами. — Поедем, пожалуй, и мы: все, кажется, кончено.
Действительно, когда спустя несколько минут штаб бригады въехал в село, бой уже прекратился и навстречу плелись большие группы пленных колчаковцев. Оказалось, что командование егерской дивизии не ожидало атаки в глубоком тылу и против 1-й бригады успело развернуться лишь сторожевое охранение. По улице села навстречу Богомягкову ехал и Константин Рокоссовский.
— Молодцы, кавалеристы! Хорошо работаете! — обратился к нему начштаба. — Только вот что: командиру дивизиона не обязательно атаковать врага впереди эскадронов. Будет больше пользы, если сзади станешь руководить боем.
Рокоссовский потупился, чуть помолчал и ответил, улыбнувшись:
— Не привык я быть сзади.
— Ну что ж, надо привыкать руководить боем.
Внезапность и умелое выполнение маневра бригадой принесли большой успех: среди нескольких тысяч пленных оказался и штаб колчаковской дивизии во главе с ее начальником. Красноармейцы захватили 12 орудий и обозы, в которых было много патронов и снарядов, так необходимых полкам 30-й дивизии.
В следующую ночь мороз усилился, разыгрался сильный буран, однако 30-я дивизия продолжала преследовать врага и к вечеру 2 ноября достигла реки Ишима. Мороз уже сковал ее крепким льдом, и особого препятствия для красноармейцев она не представляла. Но ее восточные высокие и крутые берега оказались сильно укрепленными и прикрытыми сплошным проволочным заграждением.
Утром 3 ноября в штабе бригады собрались командиры частей для обсуждения последующих действий. Совещание было коротким, и все присутствовавшие согласились с Богомягковым, подведшим итог обсуждения:
— Нужно немедленно атаковать. Если мы этого не сделаем, то противник уйдет на Омск. Нам надо не просто столкнуть его с этих сильных позиций, — и Богомягков показал жестом, как «столкнуть», — но и уничтожить. Этим мы сильно поможем 5-й армии, которая уже на пути к Омску.
— Следует поначалу провести разведку боем, — заметил комбриг.
— Да, не плохо бы. А кого пошлем? — И тут Богомягков снова встретился со взглядом командира 2-го кавалерийского дивизиона. — Уж не послать ли нам вновь его? Посмотрим, как он учится воспринимать советы старших командиров, а? — Дружный смех был ему ответом.
От дневной разведки решено было отказаться, и лишь с наступлением ночи дивизион двинулся в путь. Лед на реке оказался достаточно крепким, ночь была темной, поэтому переправа прошла благополучно. На противоположном берегу кавалеристы один за другим исчезали в глубоком овраге. Дивизион проскользнул мимо вражеских постов и, продолжая двигаться в глубь расположения противника, к утру достиг села Вакоринского. На окраине его к этому времени уже шел бой. Как выяснилось впоследствии, 262-й полк сумел форсировать Ишим ниже по течению, и батальон этого полка под командованием Н. П. Паначева атаковал Вакоринское. Засевшие на господствовавших высотах колчаковцы встретили красноармейцев плотным ружейно-пулеметным огнем, цепи батальона залегли. Звуки боя были отчетливо слышны Рокоссовскому, и он, посоветовавшись с командирами эскадронов, решил атаковать Вакоринское.
Один за другим эскадроны пошли в атаку. Белые, не ожидавшие столь мощного и стремительного нападения с фланга, за несколько минут были сбиты со своих позиций и побежали в село. Кавалеристы ворвались в него, и бой завязался уже на его улицах. Командир дивизиона, помня совет начальства, воздержался от участия в атаке. Но в этот день ему все же пришлось скрестить оружие с противником.
Напряжение боя достигло высшей степени, когда Рокоссовский увидел, что на южной окраине села" спешно разворачивается вражеская батарея, прикрытая ротой солдат. Медлить нельзя, поддержка артиллерийским огнем может прекратить панику во вражеском стане, и тогда исход боя станет неясен. Не теряя времени, Рокоссовский командует единственному своему резерву — взводу кавалеристов;
— Вперед, за мной! — и вот уже горсточка храбрецов, выскочив из березняка, несется на батарею. Пули свистят вокруг Рокоссовского, но стреляют колчаковцы поспешно, да и трудно запугать командира красных конников: не впервой ему в конном строю атаковать врага, Несколько десятков секунд — и все кончено: колчаковские солдаты побросали винтовки, два офицера, вздумавшие отстреливаться из наганов, зарублены, и батарея в руках Рокоссовского.
И вовремя. С юга у селу приближается крупная колонна белой конницы. Резервов у Рокоссовского нет, бойцы дивизиона все еще ведут бой в селе. Он принимает единственно возможное решение: подскакав к пленным артиллеристам, радовавшимся столь удачному избавлению от службы в колчаковской армии, кричит:
— Кто среди вас старший?
— Я, — отзывается из толпы батарейцев унтер-офицер.
— Видишь — казаки? Огонь по ним! Будете стрелять — будете жить.
Через несколько минут батарея ведет беглый огонь по казакам, и те, не выдержав его, отступают. Село Вакоринское в руках красных войск. Надо отметить, что захваченная в атом бою колчаковская батарея прошла в составе 30-й дивизии весь путь до Иркутска.
Успех под Вакоринским позволил 1-й бригаде перейти в наступление, форсировать Ишим, и вскоре по всему фронту перед ней побежали колчаковцы. Путь к Омску был открыт.
В тот же вечер в штабе бригады Богомягков, выслушав доклад Рокоссовского о бое, сказал:
— Слышал, слышал я о твоем геройстве, — и, обращаясь к комбригу Грязнову, добавил: — Ну что же, хоть он и не слушает советов командира, во награды заслуживает. Представь его к награждению орденом.
Комиссар бригады Мяги тут же уселся за стол, и вскоре краткое описание подвига Рокоссовского было готово: «4 ноября 1919 года в бою под селом Вакоринским... тов. Рокоссовский, действуя в авангарде 262-го стрелкового полка ж непосредственно управляя вверенным ему дивизионом, прорвал расположение численно превосходящего противника. В конном строю с 30 всадниками атаковал батарею противника и, преодолев упорное сопротивление пехотного прикрытая, лихим ударом взял батарею в плен в полной исправности...» Далее следовал краткий вывод: «Ходатайствовать перед высшим командованием о представлении тов. Рокоссовского к ордену Красное Знамя»[4].
Так Константин Рокоссовский заслужил свою первую награду в Краевой Армии — орден Красного Знамени за № 1717, первый из шести таких орденов, полученных им за время службы в армии Страны Советов.
В ближайшие дни новый кавалер революционного ордена доказал, что он достоин награды. Сбитые с рубежа обороны на Ишиме колчаковцы в беспорядке отступали на восток, к Омску, и главной задачей красных войск являлось не дать им закрепиться. Поэтому бригада Ивана Грязнова следовала за отступающим врагом по пятам. Канун второй годовщины Великой Октябрьский революции они отметили освобождением станции Мангут в 85 верстах к востоку от Ишима.
От пленных, захваченных на станции 262-м полком, комбригу стало известно, что неподалеку от Мангута, в станице Караульной, размещается колчаковский штаб, по-видимому не предполагающий, что красные так близко. Решено было послать в тыл врага кавалеристов Рокоссовского, которые меньше устали во время перехода к Мангуту.
Получив задание, Рокоссовский незамедлительно выступил с основными силами дивизиона. Ночь на 7 ноября дивизион провел в пути. Через вражеские порядки прошли удачно, и в первую очередь потому, что имелись хорошие проводники — пленные колчаковские солдаты. К рассвету дивизион тихо и незаметно подошел к Караульной. Над станицей господствовала тишина. Рокоссовский решил еще раз использовать пленных, сохранивших погоны: нацепив их, бывшие колчаковцы направились в станицу и вскоре возвратились, ведя за собой снятых вражеских часовых. Они подтвердили, что в Караульной действительно находится штаб колчаковской дивизии и нападения красных никто не ожидает. После этого станицу можно было атаковать безбоязненно. Развернув эскадроны, Рокоссовский бросил их в бой.
4
Орден Красного Знамени — первый советский, революционный орден был учрежден декретом Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета 16 сентября 1918 года и вручался воинам Красной Армии, «проявившим особую храбрость и мужество при непосредственной боевой деятельности». В специально изданной памятке «Что такое орден Красного Знамени и кто его носит?» было сказано: «Тот, кто носит на своей груди этот высокий пролетарский знак отличия, должен знать, что он из среды равных себе выделен волею трудящихся масс, как достойнейший и наилучший из них; что своим поведением он должен всегда и везде, во всякое время являть пример сознательности, мужества и преданности делу Революции». На фронт ордена поступили лишь весной 1919 года, и орден Красного Знамени № 1 был вручен 11 мая 1919 года В. К. Блюхеру.