Франсуаза Бурден
Роковая любовь
Посвящается Рене Русселю – не только за то, что он открыл для меня мою первую лошадь, но скорее в знак нашей почти пятидесятилетней крепкой дружбы.
1
Нильс опустил голову, не смея поднять глаза на своего брата, ссутулился и засунул руки глубоко в карманы джинсов.
– Она могла бы прийти и сама! – жестко сказал ему Виктор.
– Она не посмела...
– А ты что, посмел?
Они немного отодвинулись, чтобы дать пройти грузчику, несущему последние коробки. Каждый раз, проходя мимо, он бросал на них любопытный взгляд, пытаясь понять причину ссоры.
– Ну что тебе сказать, не знаю,– признался Нильс.
– Вот и не говори ничего! Поезжай к ней, думаю, она поджидает тебя!
Виктора охватил приступ бессильной ярости, он чуть было не растерял все свое хладнокровие, но вовремя овладел собой. Нильс, подняв наконец глаза, посмотрел на него с виноватым видом.
– Мне очень трудно, Вик...
– А мне нетрудно?
– Я не хотел этого...
– Но ты хотел ее, и ты поступил, как всегда, ничуть не заботясь о последствиях!
– Может, было бы лучше, чтобы я тебя обманывал?
– А это что, не обман, Нильс?
Тон повышался. Виктор еще раз попытался взять себя в руки, почувствовав, что его захлестывает волна бешенства. Потеря жены рвала его на части, убивала, сводила с ума.
– А ты ведь знал... знал, что она значила для меня. Представить ее с тобой... Как она с тобой занимается любовью...
Эти слова, произнесенные вслух, были настоящей пыткой. Нильс побледнел и отступил на шаг. Виктор понял, что брат боится его, но это не принесло ему никакого удовлетворения.
– Будь уверен, я не собираюсь бить тебе морду. Хотя мне и хотелось, не скрою. Я почти был готов к этому в тот вечер, когда Лора сказала мне... Но она не дала этого сделать, думаю, тебе известно об этом. И, по крайней мере, в этом она была права.
Грузчик вернулся, держа в руках квитанцию. Он в нерешительности остановился перед ними.
– Если больше ничего нет, то я закрываю грузовик... Кто из вас будет подписывать?
Виктор привычно протянул руку, зная, что мимо него не проходит ни одна бумажка. Он машинально пробежал глазами квитанцию, отказываясь сознавать, что этот простой листок означает, по сути, крах его существования. Лора уходила, уже ушла. В коробках были ее книги, вещи, одежда. В последний момент он сам распорядился положить шкатулку со всеми ее драгоценностями. Этот жест был продиктован скорее злостью, чем альтруизмом, и он не испытывал иллюзий. Лора просто с ума сходила от колец и часов, и он многое дарил ей, в том числе тот роскошный сапфир, когда родился их сын Тома. И теперь больше не хотел их видеть. Никогда.
Прислонившись к стене, Виктор подписал квитанцию, достал из кармана несколько купюр и сунул их в руку грузчика. Он надеялся, что ничего не забыто, что никакая безделушка, никакая тряпка не попадется ему на глаза в их доме. В его доме отныне.
– Ты останешься здесь? – пробормотал Нильс, от смущения переминаясь с ноги на ногу.
– О чем ты? Конечно, нет!
Грузовик с глухим урчанием тронулся с места и подъехал к воротам. Виктор мгновение провожал его взглядом, а затем повернулся к брату, схватил его за свитер и грубо притянул к себе.
– Как ты мог сделать такое со мной? – сказал он вполголоса.– Ну ладно бы кто-то другой... Но ты!
Какая нелепость – соперничать с Нильсом и проиграть ему. Лора была его, Виктора, женой, матерью его сына, а не возлюбленной на один вечер. Нильс украл у него самое дорогое, даже не сознавая меры содеянного.
Виктор пристально смотрел на него, словно пытаясь понять. Нильс – его младший брат. Столько лет он защищал его, он просто не мог его возненавидеть. В конце концов, «бедному» Нильсу все сходило с рук. Его мать погибла при трагических обстоятельствах, когда тот был совсем малышом, и с тех пор, что бы он ни вытворял, ему все прощалось.
– Уходи,– смирившись, вздохнул Виктор.
– Погоди! Я не хочу, чтобы ты...
– Плевать. Проваливай отсюда!
Виктор резко повернулся и, свирепо хлопнув дверью, вошел в дом. Он должен был отправиться в свою нотариальную контору, где его ожидала давно назначенная встреча с шестью наследниками по деликатному делу. Чудная сцена в перспективе, которая сможет его развлечь, но он больше не был уверен, что любит свою профессию. Полюбит ли он что-нибудь в те дни и месяцы, которые настанут? Во всяком случае, он больше не будет спешить сюда в конце дня, чтобы увидеться с женой и сыном, он навсегда лишен той неизбывной радости, с которой он открывал дверь. Отныне он обманутый, преданный и покинутый муж.
– Лора! – взвыл он, с силой ударив кулаком по столику с гнутыми ножками, стоящему в прихожей.
Давать выход своим чувствам подобным образом было не в его правилах, но лучше уж выместить гнев на столике, чем на Нильсе.
Он увидел свое отражение в висящем на стене зеркале в стальной раме. Круги под глазами, блуждающий взгляд... Невозможно появиться в таком виде перед клиентами! Он нервно пригладил рукой темные волосы и попытался поправить узел галстука, съехавшего набок.
Безнадежно махнув рукой, он достал из кармана мобильный телефон, нажал на кнопку связи с нотариальной конторой и попросил секретаршу связать его с бюро Максима.
– Господин Казаль на совещании, мэтр. Дать вам кого-нибудь из клерков?
– Нет, я хотел с ним поговорить.
Он подождал пару секунд и услышал степенный голос старшего брата.
– Что за дело, Вик?
– Очередность наследования у Ланзаков, через полчаса. Можешь взять их вместо меня?
– Невозможно. Они уже здесь и ждут именно тебя, а я даже не знаю сути дела.
– Но я не могу, Макс...
– Ничего, сможешь. В случае чего, я тебе помогу. Давай поторапливайся, а я сдвину свое расписание.
Он не успел возразить, как брат повесил трубку. Таким образом, Максим дал понять, что они не должны пренебрегать своими профессиональными обязанностями.
Виктор опять взглянул на свое отражение. Обычно он видел красивого синеглазого брюнета, но сейчас – бедного типа, несчастного, как побитая собака. Отражение вполне соответствовало действительности.
Он бросился к лестнице, поднялся, перескакивая через ступени, в гардеробную и менее чем за минуту переодел пиджак и сменил галстук. Еще через несколько минут он мчался в Сарлат.
Что касалось дел по семейному праву, а точнее, по наследованию имущества, то Виктору Казалю не было равных. Было ли наследование по завещанию или по закону, это ничего не меняло в его совершенном мастерстве. Объединить наследников, заставив их прислушаться друг к другу, какие бы у них ни были разногласия, не составляло для него никакого труда. Он умел применить необыкновенный такт, власть или юмор, причем именно тогда, когда это требовалось.
Однако сегодня, принимая в своем кабинете семью Ланзак, он даже не мог найти подходящих слов. Стоя позади, Максим заканчивал вместо него некоторые повисшие в воздухе фразы.
– Папа не мог этого сделать! – воскликнула женщина в трауре, которая без конца перебивала его.
– Почему же? – сухо возразил Виктор.– Речь идет о доле имущества, которой ваш отец мог распоряжаться по своему усмотрению.
Он почувствовал на плече руку брата и тут же сменил тон:
– Мадам Ланзак, поступки старых людей порой невозможно предвидеть...
И не только ему, хотя он видел и слышал в своем кабинете самые невероятные вещи. Некоторые завещания, написанные под диктовку клиентов и в присутствии свидетелей, заставляли его внутренне корчиться от смеха,– настолько нелепой была выраженная в них воля. Но если завещатель находился в рамках закона, он невозмутимо продолжал писать.
С бросающимся в глаза отвращением он опять взялся за лежащие перед ним листы. Члены семьи обменивались кисло-сладкими замечаниями. Передача наследства единственной внучке, наследства довольно значительного, равно как и неожиданного, отбирала у них последние надежды. Тем более что сумма была заблокирована нотариусом до совершеннолетия девочки.