Она умоляла его не бить по лицу. Он внял ее мольбам, но боли от этого не убавилось. Вика летала по квартире, как мяч по футбольному полю.

Когда она уже не могла подняться с пола, он успокоился. Вспышки ярости всегда кончались звериным сексом. Отдубасит до потери пульса и тащит в постель.

Вероятно, нравоучения с помощью кулаков его очень возбуждали. Вика никогда не называла секс любовью, как это принято. Когда они занимались сексом, он продолжал над ней изгаляться, выкручивая руки, переворачивая, как куклу с живота на спину, сдавливая шею, грызя зубами грудь и требуя при этом, чтобы она стонала от восторга и кричала, как ей хорошо. Для измученной женщины такая любовь была лишь продолжением битья. Плакать она не смела, на слезы у нее хватало времени после всех удовольствий, когда он хватал жену за волосы и бросал в темную подсобку часа на два, на три. Комнатушка размером с сортир не освещалась, и в ней ничего не хранили. Митя называл ее карцером, так, по сути, оно и было. Сидя на полу и глотая собственные слезы, униженная жена пылала ненавистью, потом успокаивалась и тихо скулила, как брошенный щенок. Порой она даже его оправдывала. Тоже ведь не святоша, иногда получала по заслугам, иногда ни за что. Особым чутьем муженек не отличался. Ревность его не знала границ и доводила до умопомрачения. Признаний он не требовал, бесполезно. Вика скорее умрет, чем сознается в измене, что, впрочем, равноценно, так как он все равно пришибет, если узнает правду, уж лучше пусть остается в неведении, быстрее остынет и, возможно, пожалеет. Правда, подобных случаев она не помнила, но если он ее потреплет по щекам и грубо прижмет к себе, то, можно считать, он ее простил. Появлялась возможность облегченно воздохнуть до следующего приступа ярости.

Сегодня он держал ее в чулане до часу ночи, потом выпустил. Пить одному надоело. Притащил ее на кухню и усадил за стол. Одна бутылка из-под коньяка уже опустела, вторая выпита лишь наполовину. Спиртного в доме хватало, можно магазин открывать. Дмитрий пил много, но, как говорится, ум не пропивал и о делах не забывал. Такого бугая литром спирта с ног не сшибешь, ему цистерну подавай.

Налив жене полстакана, он хмуро сказал:

— Выпей и вытри морду. Всю краску размазала.

Она выпила, пошла в ванную комнату и умылась, стараясь не смотреть на себя в зеркало. Когда она видела свое отражение, у нее вновь выступали слезы, но уже не от боли и обиды, а от жалости к самой себе. Молодая, красивая женщина, а живет как дворовая сука — с вечным страхом в сердце и боязнью, что ее выбросят на свалку крысам на съедение. Вот откуда берутся комплексы всех категорий и мастей. Надо отдать Вике должное: никто ничего не замечал, и окружающие ее лишь завидовали удачливой бабе, которая ходила с гордо поднятой головой.

От коньяка у Вики закружилась голова. Она не спала ночь и ничего не ела.

Усталость валила ее с ног, но лечь раньше мужа не могла. В этом доме свои порядки, и не ей их менять. Расчесав растрепанные белокурые волосы, она вернулась на кухню.

— Ну, стерва, где провела ночь?

— В машине, — быстро и уверенно ответила Вика. — Поехала вчера вечером на дачу — соскучилась по тебе и Ромке — и едва не разбилась. Тормозной шланг оборвался через пару километров, как свернула на проселочную дорогу. Кругом темно, мобильник на работе забыла. Вот и сидела как дура, До утра. Потом попросила проезжавших мимо ребят позвонить в сервис. Приехала только в девять. На работу опоздала, Откуда я знала, что ты в Москву приедешь. Ты же мне не докладываешь.

— Где сервисная книжка?

— В машине. Могу принести.

— Утром посмотрю.

Не такая она дура и врать без опоры на правду не будет. Вика сама съездила в сервис, заплатила кому надо, и ей шланг поменяли, и пометку в сервисной книжке сделали, и даже вызов эвакуатора оформили. Алиби у нее имелось железное. Конечно, она знала, что оно ее не спасет от побоев, но без алиби еще хуже.

— Что у тебя на работе произошло?

Он говорил, едва шевеля губами, и ей приходилось напрягать слух. Сидит такая гора мышц и мяса, возвышаясь над столом, и что-то шепчет себе под нос.

— На работе? Наташка уже доложила? Ничего особенного. Это только ты считаешь меня шлюхой подзаборной. Уткин в кабинет к себе вызвал и решил, что может попробовать меня на ощупь. Вот я и поставила его на место. Рожу ему расцарапала. Пусть теперь перед женой оправдывается. Все вы мужики одинаковы.

Дмитрий скрипнул зубами.

— Я ему башку оторву.

— Оставь его. Он даже плевка твоего не стоит, а отношения испортишь. Не забывай, что он поставляет твоей фирме клиентуру, ничего с этого не имея.

— Если только не тебя.

— Я вхожу в совет директоров и независима от него. Он не может на меня давить.

— А если его убрать? Кого на пост генерального выберут? Громова, Миркина или тебя?

— Трудно сказать. Они люди опытные, умнее меня и лучше ориентируются в делах, но у каждого и без того забот полный рот. Вряд ли они захотят занять место председателя правления. Кроме престижа, этот пост ничего под собой не имеет. Правда, есть лазейки в денежный мешок, но у Миркина и Громова проблем с деньгами нет. Они и на своих местах неплохо имеют.

— Значит, ты самая подходящая кандидатура?

— О чем ты, Митя? Уткин как клещ вцепился в свое кресло. Его топором не вырубишь. Он всех устраивает. Сам живет и другим дает. Скинуть его не удастся, а сам он не уйдет.

— Есть и другие способы. Устал я сегодня. Раздень меня, и давай спать.

«Наконец-то», — подумала Вика.

Но заснуть ей сразу не удалось. Муж храпел под боком, а она смотрела в темноту и улыбалась, вспоминая предшествующую ночь. Она стоила того, чтобы расплатиться за удовольствие собственной шкурой и отсидкой в карцере.

Перед работой Вика заехала к своему врачу. И почему судьба всегда сталкивала ее с подонками? Гневался на нее Всевышний, не допускал к хорошим людям. Она верила, что такие есть, слышала о них, искала, но поиски всегда кончались плачевно. Одно отребье попадалось на пути. С чего же ей быть добренькой и ласковой, нежной и доверчивой? И все же теплилась где-то в глубине души слабая надежда на счастье, и не только в красивых снах, но и наяву. Может, поэтому ее неожиданная встреча с принцем, как она его называла, раздула тлеющий огонек в сердце. Он ничего не требовал, не просил и не строил воздушных замков.

Ей казалось, что она просто ему нужна и ему с ней хорошо. С ним весь мир преобразился, и Вика забывалась, пока вновь не спускалась с облаков в трясину быта, склок, фальши и невыносимой тоски.

Геннадий Акимович Маков ждал свою пациентку. Они договорились заранее, и их встречи носили регулярный характер, один раз в месяц. Маков бьш очень опытным врачом и разносторонним специалистом — урологом, гинекологом, хирургом.

Человек гуманной профессии, но личность отвратительная. Людей чинить он умел, но за большие деньги. Талантом Бог его не обидел, но он ловко перековывал его на монеты. Кроме денег, этого человека ничего не интересовало. Вылечил пациента — содрал с него семь шкур и забыл. Но Вика — особый случай. Если она во что-то вляпалась, то по уши и надолго. Удивляться нечему, вся ее жизнь на том построена, впрочем, она и не удивлялась.

Они познакомились два года назад, когда Наташа привела ее к Геннадию Акимовичу и он сделал Вике аборт. Обычное дело. Не ложиться же в больницу, если средства позволяют делать такие вещи у хороших врачей в цивилизованных условиях. Спустя год Вика опять обратилась к Макову с аналогичной просьбой. И опять операцию сделали на высшем уровне. Деньги значения не имели, знаешь, за что платишь. Только у Вики не бывает все гладко, обязательно где-то заготовлена ложка дегтя, поджидающая свою бочку с медом.

Так и получилось. Митя человек мнительный, а уж если речь идет о его мужской силе, то он лучше руки правой лишится, только бы быть в форме.