Правда, когда я опустила его на землю рядом с остальными ранеными, мне самой отчаянно захотелось рухнуть рядом. Я огляделась в поисках Кьера, но не увидела его. Значит, занят. Что ж, и для меня занятие найдется.

— Вам нужна помощь, мэм? — Ко мне подошла сестра милосердия.

— Я хотела спросить у вас то же самое. — Я улыбнулась, хоть и несколько вымученно.

— Госпоже доводилось быть сиделкой или сестрой при госпитале?

— Нет, но я кое-что умею.

— Помощь нам будет не лишней. — Женщина просветлела лицом. — Поможете с перевязкой.

Снизу раздался сдавленный смех, переросший в кашель, и я с трудом удержалась от желания пнуть одно немощное графское тело.

— Леди Рейвен, — окликнул он, когда я сделала шаг вслед за сестрой милосердия.

— Ну что вам еще?

— Я перед вами в долгу. — Грайнем лежал, полуприкрыв глаза, и тяжело дышал. — Надеюсь, однажды я смогу его вернуть.

— Мы сочтемся, если вы пообещаете, что я больше о вас никогда не услышу, — буркнула я себе под нос, не особенно рассчитывая быть услышанной.

— А вот это — вряд ли, — донеслось мне вслед.

Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем пришла помощь из Льена. Может быть, полчаса, может, час, а может — все три. Раненых оказалось много, очень много. Вагоны второго класса были почти забиты — многие из тех, кто работал в столице, возвращались на выходные домой. Бинты из дежурных запасов поезда закончились быстро, и дамы лишились нижних юбок. Сюртук Кьера я почти сразу оставила на плечах дрожащей девочки с глубоким порезом через все бедро, да мне он был и не нужен. Холодная осенняя ночь стала на диво жаркой.

С прибытием карет госпиталя Святой Ловении, полиции и городских дилижансов вокруг сразу сделалось очень людно и очень суетливо. Те, кто не пострадал, размещались в экипажах под руководством констеблей, ранеными занялись многочисленные лекари, целители и сестры. Меня оттеснили в сторону, и я этому была даже рада. Усталость навалилась неподъемным грузом.

— Эри.

Голос раздался над самым ухом. Я обернулась, мучительно думая о том, как отвратительно, наверное, выгляжу. Все платье изодрано, в кровавых разводах. Руки чуть ли не по локоть в крови. Мне все было нипочем, и до всего этого не было дела, но стоило Кьеру оказаться рядом, как я сразу почувствовала себя слабой, уставшей и глубоко несчастной. Той, кого обязательно надо взять на ручки, пожалеть, погладить по голове, напоить горячим чаем и уложить спать.

— Идем. — Ничуть не лучше выглядящий герцог церемонно предложил мне руку, будто мы были на королевском приеме, а не посреди страшной катастрофы, и я вцепилась в нее, как в спасательный круг.

Он уводил меня все дальше от гама и суеты, пока мы не подошли к темной карете с позолоченными гербами на дверцах, поблескивающими в свете магических фонарей по обе стороны от козел. При нашем появлении грум с поклоном распахнул одну из них, подал мне руку. Я была уверена, что на белоснежных перчатках после этого остались грязные бурые следы.

Кьер поднялся следом, сел рядом и, накинув мне на плечи кашемировый плед, тут же привлек к себе и крепко обнял. Сухие горячие губы коснулись лба.

— Подремли. Через полчаса будем в Тренвисте.

Я послушно закрыла глаза и действительно задремала, хоть и беспокойно — перед глазами все еще нет-нет да всплывали перекореженные вагоны и изуродованные тела погибших.

Кьер растормошил меня в тот момент, когда мне показалось, что я вот-вот усну уже полноценно. Я выбралась из кареты, щурясь от яркого света фонарей, как пещерный человек, и, спотыкаясь, последовала за герцогом туда, куда он меня вел, параллельно отдавая какие-то распоряжения слугам.

— Эрилин.

Я с некоторым трудом сфокусировала взгляд на Кьере, внезапно оказавшемся передо мной.

— Для тебя приготовили ванну, одежда на кровати. Вода и фрукты на столе, если тебе понадобится что-то еще, что угодно, только прикажи. Звонок рядом с кроватью. Ты сама или позвать горничную?

— Сама.

— Хорошо. Отдыхай. Спокойной ночи. Если что — я рядом.

Он поцеловал меня и ушел. А спустя несколько мгновений в соседней комнате, куда вела почти сливающаяся со стеной дверь, раздались глухие шаги.

Действительно — рядом.

Я устало помассировала виски, пытаясь хоть чуточку взбодриться, и направилась в ванную, дверь куда была предусмотрительно открыта.

Тщательно смыв всю кровь, оттерев кожу до красноты, а испачканные, слипшиеся волосы до скрипа, завернувшись в благоухающее розами полотенце, я почувствовала себя снова человеком в целом и леди в частности.

Приготовленная одежда оказалась шелковой ночной сорочкой и украшенным тонким кружевом пеньюаром. Их обладательница, очевидно, обладала высоким ростом, потому что сорочка касалась пола и приходилось подбирать подол, чтобы не запнуться, а пеньюар волочился за мной шлейфом. А еще явно не горничной я обязана своим облачением.

Стараясь не думать о том, кто носил эти вещи до меня — ненужные это мысли, не-нуж-ны-е, — я подсушила волосы у камина и забралась в постель.

Сон, однако, почему-то не шел. Я ворочалась и так, и сяк и никак не могла найти удачную позу. Подушка казалась слишком жесткой, матрас слишком мягким, одеяло слишком жарким, простыня слишком холодной. Промучившись так минут десять, я не выдержала, поднялась и, сделав несколько шагов босиком по холодным доскам пола, тихо постучала в дверь, ведущую в смежную комнату.

— Да, Эри.

Герцог откликнулся сразу же, значит, не спал.

Я вошла уже решительнее. Кьер, полностью обнаженный, с одним полотенцем на бедрах стоял возле зеркала. А в полспины у него красовался здоровенный красно-фиолетовый кровоподтек.

Я сдавленно ахнула и подбежала к нему, стиснув в кулаке подол сорочки.

— Ты это врачу показал? — я невесомо коснулась пальцами чуть влажной кожи.

— Что? — Кьер обернулся, извернулся, пытаясь заглянуть себе за спину. — А. Просто синяк, чего там показывать? Ударился, когда вагон первый раз тряхнуло.

А по лбу, теряясь в волосах, змеилась царапина, уже начавшая затягиваться тончайшей пленкой. Правда, распаренная в ванной, она вновь поблескивала капельками крови. Не особенно глубокая, но разошлась широко.

Боже, мужчины такие мужчины! Отец вечно отправлялся объезжать имение с больной спиной, а потом удивлялся, почему три дня не мог встать с постели, а уж сколько раз я спасала брата от воспаления многочисленных «ранений» — не сосчитать. Один раз он и вовсе ходил три дня со сломанным пальцем на ноге, только потому, что не хотел признаваться, что сломал его, пытаясь выбраться из окна на встречу с очаровательной кокеткой, а врать не умел.

— Это, — я ткнула ему в лоб, — надо зашить. А это — осмотреть и смазать. Иголка с ниткой и ментоловая мазь в этом доме найдутся?

— Эри, угомонись. Ты устала, иди спать.

Я ничего не сказала, только скрестила руки на груди и посмотрела на герцога так выразительно, что он сдался. А через пять минут в комнату принесли все необходимое.

Продезинфицировав иглу и нить, я села на кровать, а Кьера уложила головой себе на колени.

— Тебе когда-нибудь доводилось этим заниматься? — с некоторой опаской уточнил герцог, пытаясь исподлобья разглядеть, что я делаю.

— Десятки раз, — отмахнулась я, осторожно сводя края раны.

Что на десятках трупов, этого я уточнять не стала — какая, собственно, разница?

— Не хмурься. — Я провела пальцем по лбу и между бровей, разглаживая морщинки. — И вообще не смотри, я отвлекаюсь.

Герцог подчинился без лишних слов, только губы искривились в усмешке. И на том спасибо.

— Кстати, лорд Энтони. Ты нашел его? — Первый стежок лег на кожу. Я немного нервничала, а разговоры отвлекают, и меня, и его — от боли. Хотя этот в ней черта с два признается.

— Да, его вышвырнуло из вагона, сломана рука, голова пострадала, и он без сознания, — проговорил Кьер. — Целитель обещал о нем позаботиться. Но я вызвал для него из столицы своего целителя. Дай бог, обойдется, и с твоей хорошей партией все будет в порядке.