Зато утро прошло веселее. Грей, с которым мы по традиции столкнулись на лестничной площадке, сунул мне в руки наполовину исписанный лист бумаги — на, смотри. Читать я не стала, у меня не было сомнений, что там действительно извинения, а не завуалированные оскорбления. Во-первых, потому, что Грей — мальчик послушный, когда по шее получит, во-вторых, потому, что завуалированно оскорблять он еще не научился, а напрямую после вчерашней трепки ему смелости не хватит.

Благосклонно похлопав его по плечу, я сложила письмо и сказала, что сама отправлю. Маменька за завтраком получила из моих уст душераздирающую историю о том, как отважный энсин по дороге домой вступился за честь девушки. Виконтесса пустила слезу гордости и умиления и велела Марианне подложить герою булочек, а сама незаметно пододвинула в его сторону варенье.

А после завтрака меня перехватил отец. Он придержал меня за локоть, спокойно и ласково посмотрел в глаза и негромко произнес:

— Эрилин, на минуточку.

Я послушно проследовала за ним в рабочий кабинет. Плотно прикрыв за собой дверь, отец повернулся ко мне и снова одарил чересчур внимательным взглядом.

— Да, папенька?

— Ты уверена, что мне не стоит знать, что в действительности произошло вчера вечером с твоим братом?

О… на этот вопрос я могла ответить очень твердо:

— Уверена.

— Точно?

— Точно.

— Хорошо, иди.

Вот и весь разговор, но вышла из кабинета я с ощущением благодарности. Все же приятно, когда хотя бы один родитель с уважением относится к твоим решениям, даже если не особенно их одобряет. Но надо взять на заметку, что папенька что-то подозревает…

После работы я забежала домой, переоделась и, со вздохом нацепив шляпку с плотной вуалью, снова выбежала из дома. И теперь пролетка везла меня в герцогский особняк.

— Леди Рейвен.

Дверь открылась чуть ли не раньше, чем я успела позвонить (караулили меня там, что ли?), и дворецкий с важной миной с поклоном впустил меня в дом.

— Я сейчас же сообщу герцогу, что вы прибыли.

— Не надо. — Я стянула шляпку, перчатки, вручила их лакею и с его же помощью избавилась от темной, «конспирационной» накидки. — Проводите меня к нему.

Дворецкий — надо хоть узнать у Кьера, как его зовут, раз уж я тут предполагаюсь частой гостьей — провел меня по длинным коридорам к одной из ряда дверей, уже взялся за ручку, но я его остановила.

— Благодарю, вы можете быть свободны.

Дождавшись, пока коридор опустеет, я бесшумно приоткрыла дверь, да так и замерла на пороге, сраженная неожиданным зрелищем.

…Кажется, теперь мне окончательно ясно, почему у Грея разбита губа. И пусть скажет спасибо, что ему нос не сломали!

Комнату наполняла неровная дробь глухих ударов о набитый песком кожаный мешок, лязг цепей, на которые он был подвешен, и шумное дыхание. Темные волосы слиплись от пота, стекающего каплями по позвоночнику. Смуглая кожа блестела, словно натертая маслом. Мышцы рук от работы вздулись, на них ярче проступили вены, и мне до покалывания в кончиках пальцев захотелось провести по ним ладонью, впиться ногтями, поцеловать… В какой-то момент кулаки окутало пламя, на груше, хоть и защищенной заклинанием, стали появляться подпалины, мои ноздри сами собой раздулись, втягивая грозовой аромат, а горло пересохло.

Удар. Удар. Удар. Огонь ярко вспыхнул, охватив всю грушу целиком, и тут же погас, а Кьер опустил руки, встряхнул ими, повел плечами, размял шею. И, кажется, собирался приступить ко второму раунду, но, решив, что второй раунд станет слишком большим испытанием для моего бедного и без того расшалившегося сердечка, я вошла, прикрыв за собой дверь.

Герцог обернулся на шелест юбок и щелчок, улыбнулся при виде меня и пошел навстречу. В полушаге от поцелуя я манерно скривила губы, брезгливо ткнула пальчиком в мокрую грудь, заставляя выдержать дистанцию, и отклонилась. Леди, знаете ли, не пристало падать в объятия потных полуголых мужиков! Даже если этот мужик — герцог. И даже если очень хочется.

— Сначала в ванную, — строго скомандовала я.

— В ванную так в ванную, — с ухмылкой согласился Кьер, пытаясь ухватить меня за талию.

Я ловко вывернулась и отступила на шаг. Черные глаза опасно сузились.

— Эри, будешь вредничать — отшлепаю.

— Ах, как отрадно осознавать, что ваша светлость взяла на себя труд по воспитанию младшего поколения семейства Рейвен, — поддразнила я, отступая еще на пару шагов.

Мне было весело. Весело его видеть, весело осознавать, что он мне рад, весело от нарочито сурового взгляда. Сурового, жадного и определенно оценившего мои старания по выбору платья. Темно-голубого, почти в тон ожерелья на шее — овал бирюзы в окружении бриллиантов, самый первый подарок.

— Несносная девчонка. — Кьер махнул рукой и, повернувшись ко мне спиной, зашагал куда-то в угол комнаты.

Я с некоторым удивлением пронаблюдала, как он раздевается полностью и встает под странную конструкцию из труб и широкой медной пиалы над головой. Герцог протянул руку, повернул кран в стене, и из «пиалы» брызнули тугие струи воды, а вместе с ними фигуру Кьера окутал пар. Несколько мгновений я с интересом наблюдала за незнакомым приспособлением (а куда больше за тем, как горячие ручейки воды скатываются по смуглой коже), а потом руки сами собой потянулись к пуговицам платья.

Пятки обожгло холодной плиткой, которой был выложен пол в углу, кожу оросили водные брызги. Я поежилась, чувствуя, как она покрывается мурашками. Услышав шлепанье босых пяток по мокрому полу, Кьер обернулся.

— Спинку потру, — невозмутимо сообщила я и потянулась к мылу и мочалке, другой рукой шлепнув по ладони, снова вознамерившейся меня схватить. — Поворачивайся.

Как выяснилось, у герцогского терпения и послушания имелись границы.

Он рывком одной рукой притянул меня к себе за талию, другая обхватила голову, приподняв ее, и мокрые от воды губы прижались к моим. А когда я попыталась игриво вывернуться, ягодицу ожег короткий шлепок.

— Я предупреждал.

И, не дав ответить, Кьер снова поцеловал меня, жадно, страстно, заставляя покорно обмякнуть в его руках, подчиниться, подстроиться. Широкая ладонь мягко огладила «пострадавшее» место, властно сжала, и герцог шагнул назад, увлекая меня за собой под падающие с потолка струи.

Волосы мгновенно намокли, тяжелой массой оттянули голову назад. Я зажмурилась и отдалась во власть ощущений, ошалело хватая ртом воздух пополам с водой. Она била по плечам, стекала по шее, груди, а за ней следовали руки и губы. Прикосновения обжигали, будоражили кровь, и я податливо плавилась в сильных руках, как свечной воск, сама становилась водой, льнула к нему, ласкала, целовала, очерчивала контуры сильного тела.

Я ахнула, когда Кьер подхватил меня под бедра, вцепилась в его плечи, и в следующее мгновение ощутила желанное проникновение. Все внутри сжалось, живот скрутил болезненно-приятный спазм. Мужчина, ставший в этот момент со мной одним целым, сдавленно застонал мне в ухо, куснул его и сделал шаг вперед, не выпуская меня из рук.

Лопатки прижались к ледяной плитке, и я вздрогнула, изогнулась, пытаясь сократить контакт со стеной и теснее прижаться к горячему мужскому телу. Но это неудобство было почти мгновенно забыто, потому что Кьер начал двигаться, и от размеренного скольжения твердой плоти внутри я окончательно потеряла ощущение пространства и времени. Я только цеплялась за плечи, за шею, за скользкие мокрые волосы на затылке, задыхалась от пара, а внутри все сжималось, стремясь продлить мгновения единения, и дергало острыми вспышками удовольствия.

Я достигла пика быстрее, чем Кьер, но он терпеливо замер, дожидаясь, пока сладкая судорога отпустит мое тело. А потом поставил меня, еще слегка ослепленную и оглушенную произошедшим, развернул к себе спиной, и снова вошел.

И я стояла на подкашивающихся ногах, запрокинув голову, отстраненно ощущала, как плеч касались невесомые поцелуи и брызги воды, а мой мужчина двигался во мне. И это движение хоть и не приносило с собой того непередаваемо яркого наслаждения, но дарило чувство глубокого удовлетворения и возможность сосредоточиться на чужом удовольствии вместо собственного. Частота ударов возросла, и я намеренно сильнее сжала внутренние мышцы. Протяжный стон и горячая пульсация внутри стали мне наградой за старание.