Словесная пикировка произошла так стремительно, что я на мгновение растерялась от того, какой поворот она приняла. Я мазнула взглядом по толпе, как-то машинально выискивая Кьера, сама не знаю зачем, а потом вдруг подумала — а что это я? Ладно, допустим, количество танцев можно и впрямь сократить, но не разгонять же мне собеседников! Сам-то он не особенно справляется со своей кукольной лавкой.

Впрочем, я и не была уверена, что мне нужен такой собеседник, как данный конкретный граф.

— Простите, лорд Грайнем, но у меня сейчас нет желания танцевать.

— А у меня — возможности, — мужчина с едва заметной улыбкой кивнул на трость. — Так что я прекрасно могу составить вам компанию за бокалом хорошего красного вина. Или леди предпочитает белое?

Признаться, интерес графа к моей персоне меня интриговал. Он не был похож на тот тип мужчин, кто просто не против потанцевать с очаровательной леди, отвесить пару комплиментов и раствориться в ночи. Не был он похож и на дурака, который способен закрыть глаза на многочисленные недостатки партии в моем лице. А потому я поджала губы и с явным снисхождением к просьбе почти калеки приняла предложенную руку.

— И какими же судьбами леди-криминалист оказалась на герцогском балу? — задал неожиданный вопрос Грайнем, когда мы устроились с бокалами в стоящих у стены креслах. Популярностью они, надо признать, не пользовались. Высший свет предпочитал не рассиживаться, а использовать собрание в одном месте такого количества влиятельных людей по полной.

Хам, нахал и к тому же еще и паршивец. Он ведь прекрасно осведомлен о моей связи с Кьером.

— Мужа ищу, — ни капельки не смутившись, заявила я, глядя прямо в зеленые глаза. — Вы как, лорд Грайнем? Не свободны, часом?

— Помилуйте, леди, вы из опального рода, да и, будем честны, характер у вас для примерной супруги категорически неподходящий.

— Кто бы говорил про характер, милорд! Вы навязываете мне свою компанию уже добрую четверть часа, а прекрасных манер, которые вы мне посулили, я так и не заметила.

По вечно хмурому лицу все же расползлось подобие улыбки.

— Возможно, вы правы, мы были бы чудесной парой.

— Вот видите! Так и быть, если вы несколько раз падете на колени, умоляя принять ваше предложение, я над ним поразмыслю.

Мужчина рассмеялся уже в открытую и в этот момент показался даже менее отталкивающим, чем обычно. Ну хоть чувство юмора у него имеется, несмотря на противную натуру.

— К моему величайшему сожалению, миледи, несмотря на ваши очевидные достоинства, в которых вы меня сейчас убедили, я пока не готов связать себя узами брака.

— Жаль-жаль. Ну, будем искать…

— В качестве утешения и в знак бесконечной признательности за спасение моей жизни могу заверить вас, миледи, как только я соберусь жениться, ваша кандидатура будет рассмотрена первой.

— Кажется, вы категорически не верите в успех моего достойного начинания… — я скорбно покачала головой.

Тонкие губы тронула усмешка.

— Не верю. Примерно как и в то, что вы вообще собираетесь замуж, раз уж на то пошло. У меня есть подозрение, что вы пошли в криминалисты не для того, чтобы пить чай с подружками по утрам, вышивать крестиком по вечерам и беспрекословно подчиняться супругу все остальное время.

— И почему это криминалист не может любить вышивку крестиком?

— А вы любите?

— Ненавижу! Но категорически не приемлю, когда меня по определению лишают законного права ее любить.

— Да, я заметил, что леди не стесняется использовать свое право любить что угодно. И кого.

Все веселье с меня тут же слетело, а обмен непринужденными колкостями разом лишился очарования.

— А вот это, лорд Грайнем, уже не ваше дело, — отрезала я ледяным тоном и поднялась. Желания продолжать разговор, чтобы выйти на очередной виток оскорблений, у меня не было ни малейшего. — Всего доброго.

Граф открыл рот, чтобы что-то сказать. Были это извинения или новый хамский выпад, я слушать не стала. Дернуло же меня вообще начать с ним разговор. Еще с ночи в поезде было ясно — ничего хорошего от этого человека ждать не стоит.

И только сделав несколько торопливых шагов, я поняла, что иду не в ту сторону и маменька с ее заклятыми подружками осталась за спиной. Разворачиваться и шествовать мимо графа с гордо поднятой головой мне не хотелось, и я вышла из зала в коридор. Как выяснилось, один конец его упирался в балкон, куда я, поразмыслив, и направилась.

Ночной осенний воздух впился в кожу колкими укусами, я обхватила себя за плечи, понимая, что долго на таком холоде не простою и надо будет вернуться в зал. Зато здесь было тише — музыка, смех, голоса проникали сквозь высокие витражные двери как из другого мира. А в этом была только ночь, тишина и бездонное темно-фиолетовое небо, расшитое блестками звезд.

Дверь приоткрылась, на мгновение позволяя тому миру ворваться в этот, и тут же снова опустила завесу. Я оглянулась, чтобы узнать, кто решил составить мне компанию, и ошеломленно замерла еще вполоборота.

— Эри, — улыбнулся высокий привлекательный мужчина с яркими голубыми глазами и непокорной челкой, которую он откидывал небрежным жестом, неизменно привлекающим девушек.

Его звали Арчи Оллин. Он же виконт Арчибальд Оллин, будущий граф Ривер. Он же — мой первый и единственный до встречи с герцогом мужчина.

Мне было семнадцать, и я еще верила в то, что нам с Греем говорили родители. Что все наладится, что опала закончится, богатство вернется. Что дети не отвечают за грехи отцов и что с моей красотой, обаянием, умом и прочим-прочим-прочим я обязательно встречу прекрасного лорда, который полюбит меня всей душой. Любовные романы, которыми я тогда зачитывалась, им вторили — у настоящей любви нет преград в виде сословий и состояния.

Именно этой настоящей любовью мне тогда и показался Арчи Оллин, совершенно внезапно нагрянувший в соседнее поместье, в нашу богом забытую глушь. Уже потом я узнала, что отец сослал его туда за кутежи и чрезмерное увлечение азартными играми. А перед нами он предстал чудесным молодым человеком из прекрасной семьи, приехавшим отдохнуть от суеты столицы и насладиться тишиной, спокойствием и очаровательным обществом провинциальной знати, не испорченной и не развращенной чрезмерным столичным изобилием.

Он очень красиво ухаживал. Дарил цветы, скромные, ни к чему не обязывающие подарки вроде конфет и ленточек, осыпал комплиментами. Говорил, что влюблен до смерти. Что не может без меня жить. Что я свет в окне его мрачных будней. Что ему не нужно больше ничего в этом мире, только быть возле меня и смотреть в мои прекрасные глаза…

Слова лились сладкой патокой, те слова, что мне так хотелось услышать, в которые мне так хотелось верить. И я верила — вот она справедливость, вот она — награда за страдания. И накануне того дня, когда он собирался просить у родителей моей руки, ночь была так особенно тиха, речи — проникновенны, а поцелуи — сладки, что я сдалась, искренне полагая, что днем раньше, днем позже — это мужчина, с которым я проведу остаток своей, несомненно, счастливой жизни.

А на следующий день соседнее поместье стремительно опустело. Прощание было мимолетным и скомканным — весть из столицы, срочный вызов, отец при смерти. Он непременно напишет мне, а чуть позже и приедет, чтобы на этот раз наверняка забрать с собой.

Я даже тогда еще верила. Правда, недолго.

Благо все это необъяснимым чудом осталось между нами. Какие-то крохи благородства у Арчи все же сыскались, потому что даже когда мы вернулись в столицу, несмотря на мои опасения, ни одного намека на то, как глупо я себя скомпрометировала, ни разу ниоткуда не прозвучало. С другой стороны, и верно, смысл хвастаться тем, что от скуки в глуши соблазнил дочку опального виконта? Такие истории уже давно никого не удивляют.

И когда я осознала, что никакого письма не будет, и никакой свадьбы не будет, и никакого другого шанса встретить здесь достойного молодого человека у меня в ближайшее время тоже не будет, что, когда мы вернемся в столицу, мне будет уже двадцать четыре, старая дева, провинциалка без приданого, с запятнанным родовым именем — да что родовым! — кому я теперь вообще буду нужна? Лишенная того, что определяет женскую добродетель до свадьбы… Когда я готова была уже поверить, что жизнь моя на этом кончена, темна и беспросветна во веки веков, тогда я услышала, как отец с матерью обсуждали статью, восхвалявшую его величество Эдгара VII за его неординарный и просвещенный ум в связи с приказом, отныне и впредь позволявшим женщинам получать высшее образование в Ланландском всенаучном университете.