— Успокойся, мне это неинтересно. Хотя… целоваться безумно приятно, сердце замирает от восторга, и голова идёт кругом…

— Что?! — не удержался я от восклицания. — Кто этот самоубийца?

— Не скажу, — поджала она недовольно губы, прям как дядя Глеб, когда недоволен собой.

— Мира… — с нажимом произнёс её имя, дав понять, что не отстану.

— Рома, я не расколюсь, так что закрыли эту тему. Тем более тебе не о чем беспокоиться, послевкусия после этого поцелуя оказалось горьким. Он сказал, что это было большой ошибкой, и такого больше не повторится, — и вновь по её щеке покатилась слеза.

— Ванька… — процедил я сквозь зубы. Только на его слова Мира бы так отреагировала.

Ну и гад же он! Подгузники он ей меня… Трепло!

— Ром, это получилось случайно, — испуганно схватила она меня за руку.

— Да я ему… — хотел сказать, что яйца оторву, но сдержался.

— Он может за себя постоять, а я за него. Не нужно больше скандалов, мы же семья. Этого больше не повторится, правда. Я осознаю, что мы не сможем быть вместе, ведь мой отец убил отца Вани. Чёрт! — закрыла она ладошками лицо. — Если бы не моя глупая выходка тогда, никто бы из нас этого не узнал.

Она была права, это разделяющая их с Ваней пропасть. Мы случайно подслушали разговор отца Миры с Яном. В тот день нам пришлось пробраться в его кабинет, чтобы вытащить излишне любопытную особу. Мира собиралась пробраться в потайную комнату, пока мы праздновали день рождения Вани. Поймали её там, только Ванька схватил её за шкирку, как послышались приглушённые голоса. Разумеется, мы не успели уйти, пришлось прятаться за книжными стеллажами, там был вход в ту самую потайную комнату, куда стремилась пробраться начинающая шпионка. Спуститься туда не рискнули, так как знали, что может сработать сигнализация. Только эта малявка не знала об этом, сунулась бы туда и точно получила от отца на орехи. Вот тогда мы и узнали всё.

— …Глеб, когда ты поздравлял Ваню, тебя не смущало, что мы с тобой его отца убрали?

— Ничуть. Ты забыл, что он мать Ваньки насиловал, когда она ещё малявкой была? Или о том, что он хотел Лизу продать в публичный дом, чтобы над ней измывались извращенцы, подобные ему? Нет, друг, я ни о чём не сожалею. Если вернуть время вспять, я поступил бы так же: вновь переломал ему ноги и сжёг заживо. Так что не грузись, мы поступили правильно, он получил по заслугам. А у Ваньки Мишка отец, он его воспитывает.

— И всё равно, когда сегодня его ты поздравлял, меня озноб пробил от мысли, что мы — убийцы его родного отца.

— У нас не было выбора, так что твои муки совести неуместны.

После этой новости Ванька сильно переменился, только я знал, в каком аду он прибывал. Нет, он не злился на отца Миры, его убивала сама мысль, что в его венах течёт кровь подонка. Ванька решил, что никогда не женится, не станет продолжать род мразей. Но он не такой, мой друг — человек чести, более того: он — гений, в прямом смысле этого слова, и свой первый миллион он заработал, когда ему было шестнадцать лет.

— Мир, его отец был подонком, и я не осуждаю Яна и твоего отца за самосуд.

— И я не осуждаю. — Она тяжко вздохнула и устремила взгляд вглубь леса. — Только, Ром, это ничего не меняет, между мной и Ваней огромная пропасть, которую ему не преодолеть. Но я и его не осуждаю. Да что там, понимаю. А моя любовь… Да бог с ней! Я готова жить с этим чувством, ни на что не претендуя.

— Уверена?

— Ну так выбора-то нет, — пожала она плечами.

— Ты же боец, неужели сдашься? — вновь повторил этот вопрос.

— Да, — без тени сомнения ответила она.

Значит, действительно решила бороться со своими чувствами. Не уверен, что получится, только хуже будет.

— Тебе видней, — не стал я настаивать, пусть немного успокоится, а там видно будет.

— Знаешь, никто бы не узнал о моих чувствах к Ване, если бы не тот поцелуй. Я же это посчитала знаком свыше, понимаешь? Приняла желаемое за действительное. Думала, что он оттолкнул меня тогда, потому что испугался, мол, малолетка… — покачала она головой, сокрушаясь, и продолжила надломленным голосом: — А когда увидела Риту… Боже, у меня в глазах потемнело, а сердце словно разорвалось в клочья. Ромка, мне было так… больно, что дышать не могла. Я задыхалась от боли и отчаянья. — И опять на её прекрасных глазах выступили слёзы.

— Звёздочка, всё наладится, — попытался я её успокоить.

— Хорошая попытка, но, увы, мимо, — невесело она усмехнулась. — Знаешь, я думаю — это карма. Я расплачиваюсь за грех отца. Но ты не подумай, я папу не виню, если он это сделал, значит, другого выбора не было. Ничего, я научусь жить с дырой в сердце.

— Детка, ты рисуешь будущее в тёмных красках — это неправильно. Только от тебя зависит, что тебя ожидает впереди: тьма отчаянья или радость познания окружающего мира. И не думай, что первая любовь — это на всю жизнь…

— Ром, ты сам-то веришь, что сказал? Я в папу, значит, это навсегда. Раз не получится с Ваней — ну что ж, переживу, а суррогат любви мне не нужен.

— Мир, любви суррогатной не бывает. Она либо есть, либо её нет. И я не уверен, что твои чувства к Ване и есть любовь.

— Ром, если ты сейчас продолжишь в том же духе, мол, подростки путают влечение с настоящим чувством, я обижусь.

— Ладно, не буду. Просто прошу не горячиться. Понимаешь, жизнь — это словно горная серпантинная дорога без предупреждающих знаков: никогда не знаешь, что за поворотом. Кто знает, может, за одним из них тебя ждёт мужчина, о котором ты втайне мечтала?

— Только не для меня! — с горячностью отвечает. — Мне не нужно мечтать о мужчине, он уже существует в реальности, а не в воспалённом воображении! И знаешь, я вам с Алисой завидую по-доброму. Вы же ни минуты не сомневались в своих чувствах, даже когда были детьми. А у нас с Ваней нет будущего при любом раскладе.

Не сомневались? Ха!

Пять лет назад

Прибыв в Москву, я первым делом заскочил в старую городскую квартиру мамы, быстро приоделся и направился на работу к дяде Марату — пора его поставить в известность о своих планах насчёт колибри. Стоило мне войти в приёмную, там меня встретил секретарь дяди Марата — Антон.

— Ромка, привет, тебя не узнать! Вымахал-то как…

— Добрый день, как у босса настроение? — поинтересовался я, и тут же из кабинета дяди вылетел побледневший мужчина лет сорока.

— Как обычно, лютует. — Пожал Антон плечами. Да понял я уже. — Но я рад, что ты нас навестил, шеф после общения с родственниками добрый становится.

Для приличия я постучался и вошёл в кабинет. Дядя Марат, хмуря брови, что-то писал.

— Антон, закрой дверь с другой стороны… — процедил он сквозь зубы.

— Дядя Марат, всё лютуешь?

Он резко прекратил писать и поднял глаза, тут же его хмурое лицо озарила улыбка.

— Ромка! — воскликнул он и, встав из-за стола, подошёл ко мне. — Вот это ты вымахал! — Обнял он меня, да так сильно, что кости затрещали.

— Я тоже рад тебя видеть.

Он отстранился и, похлопав меня по плечу, направился к своему столу. Усевшись за него, показал глазами на кресло напротив. Стоило мне занять его, тот приступил к допросу:

— Чай, кофе, коньячку? — и такой коварный взгляд.

— Ни того, ни другого, а про коньяк ты вообще загнул. Я ж не пью, и за рулём.

Тот кивнул, приняв мой ответ.

— Ты надолго в наши края, дорогой наш гость из северной столицы?

— На неделю.

— Как учёба? — Включил он режим заботливого папаши.

— Нормально с учёбой, несколько зачётов автоматом поставили. Вот и получилось неделю выкроить.

— Странно, Кирилл не говорил, что ты приедешь… — хмыкнул он, пристально рассматривая меня.

— Я сюрприз решил сделать, так что, кроме тебя, ещё никто не в курсе.

— Сюрприз, значит… — и вновь его сканирующий взгляд. — Ромка, а ты, смотрю, заматерел, девки, наверное, косяками за тобой увиваются? — и взгляд уже испытующий.