Наставник положил ладонь мне на запястье, сказал мягко:

— Его переведут в другую группу. Но вам всё же рекомендую поучиться драться, как следует. Иначе, бросившись с кулаками на профессионального поединщика, можете угодить в беду. Ваша человеческая эмоциональность легко может сыграть против вас, не забывайте об этом. Позволите вопрос?

— Да, — пожала я плечами, стараясь не расплакаться.

Пробило жирафа. Наконец-то. Когда на Рыжего наскакивала — не ревела. А тут на тебе, пожалуйста.

— Я давно знаю Кев. И я знаю, что она и Рмитан Санпор — состоявшаяся пара, с приличным стажем. Как получилось, что она оформила брак с вами? Во внезапно вспыхнувушую между вами страсть не верю, уж извините.

— Да какая там страсть, — отмахнулась я. — Кев хотела оградить меня от возможных проблем. Только и всего.

— Примерно это и предполагал. Благодарю за ответ.

Я только кивнула. Всё, что я хотела сейчас, это остаться одной. Расплакаться наконец-то уже. И пойти проведать в очередной раз Кев…

Рыжего действительно перевели. Куда — не знаю, может, даже на другой стационар. Я его больше с тех пор не видела. И не хотелось. Спасибо Санпору, отслеживать такие инциденты — его прямая обязанность. Но сам Санпор мне не сказал ничего, хотя я подсознательно ожидала выволочки за человеческую несдержанность. Напрямую спросить не отважилась, а потом спрашивать стало уже поздно: подоспели другие заботы с проблемами.

Позже я поняла: за оскорбление словом тут вполне могло прилететь кулаком в морду. И потому народ за своими словами предпочитал тщательно следить. Меня устраивало. Лишь бы не трогали и на глаза не лезли.

Я не могла забыть Олега!

Память притупилась, страшный огненный вечер, сожравший любимого, больше не являлся мне в ночных кошмарах, но забыть своего мужчину я не могла. И при одной мысли, что я с кем-то там другим поцелуюсь, меня начинало тошнить.

Санпору это не очень нравилось, но, между нами говоря, плевать я хотела. Благодарна доброму доктору я была. Относилась к нему с уважением — тоже да. Где-то даже восхищалась, было и такое. Но на всё, что касалось моей личной жизни, я повесила амбарный замок. Нечего потому что.

* * *

Кев пришла в себя, когда я была на долгом вылете. Нас, почти уже готовых выпускников, гоняли в соседнее локальное пространство. Там не было обжитых планет, не было и космических поселений, только опорные тренировочные маяки: гоняй не хочу. Если убьёшься, то строго самостоятельно, без тёплой компании. По результатам забега предполагалось ранжирование. Кто остаётся на повтор пройденного, а кому прямая дорога к квалификационному зачёту.

Надо ли говорить, что я оказалась во второй группе?

Мы вернулись, и в ангаре, едва выйдя из машины, я увидела, что меня встречают. Санпор, и сначала я насторожилась: что-то не так, раз сам явился. И рядом с ним — Кев!..

Я завопила от радости, и побежала прямо к ним. Кев! Живая! Наконец-то!

— Почему ты плачешь, Маршав? — спросила у меня Кев настороженно. — Что случилось? Кто-то обидел?

— Никто! Не обращай внимания. Это я от счастья…

— Человечьи нежности, — хмыкнул Санпор. — Привыкай, Кев…

Кев восстановилась как раз к тому времени, когда я получила допуск младшего навигатора. И с тех пор летала только со мной, и ни с кем больше. Меня это устраивало.

А кому не нравилось, тот всегда мог отвернуться к стенке и заплакать…

Локальное пространство Лазурная, наше время по личному времени, минус двести семьдесят два по базовому времени

Лазурная — синий гипергигант огромной массы. Такие звёзды крайне редки в Галактике прежде всего потому, что срок их жизни недолог. Подумаешь, всего-то несколько десятков миллионов лет…

Время Лазурной закончились. Взрыв, согласно первичному хроноанализу, произойдёт через сорок семь дней. Примерно, сами понимаете.

На сборы отводилось пятнадцать дней. Ещё пять дней — резерв. Астрофизики метали громы и молнии, выскочив из себя полным составом. «Мы могли бы задержаться еще на два-три дня! — кричали они. — На четыре! Сами же говорите, что до взрыва целых сорок семь дней! Сорок семь!»

Что-то в окрестностях умирающей звезды их приборы фиксировали такое, от чего оторваться было ну никак нельзя. Но у Кев не забалуешь. Велели проследить за сборами, она и следила, сговорившись с местной службой безопасности. Тем тоже умирать не хотелось.

Все пятнадцать дней лежать в броне на ложементе не будешь. Бойцы обеспечивали уход, то есть, по графику ходили на стационар и присматривали за эвакуацией. А я не высовывалась дальше нашего собственного ангара. Самый бесполезный человек на корабле в такие моменты — навигатор. Но наши правила написаны кровью. Навигатор способен увести корабль в базовое время, прайм-пилот — пятьдесят на пятьдесят. А здесь у нас не увеселительная прогулка, тут близящийся взрыв звезды.

Поэтому я изучала полётные карты, раз за разом отрабатывала на виртуальном тренажёре схемы ухода, но, в основном, люто скучала, конечно же.

Среди учёных стационара были люди, в смысле не просто носители разума, а представители Человечества, граждане Земной Федерации. Судя по именам — доктор астрофизических наук Галина Розова, начальник службы безопасности капитан Андрей Майоров, и прочее, в том же духе, — они вполне могли быть русскими. То есть, из пространства Новой России. Или уж с самой Терры. Поговорить бы! Хотя бы с одним из них…

Я уже начала забывать родной язык. Кев его так и не выучила, с Санпором разговаривать, сами понимаете… Правда, с некоторых пор появился ещё Дарух. Но я даже мысли не держала заговорить с ним по-русски! Нечего потому что.

Кев мрачнела с каждым днём. Ей не нравилось задание, ей не нравилась Лазурная, ей не нравились обитатели стационара, ей не нравилось всё! Могу понять: самой не по себе было. Смотришь сквозь светофильтры экранов обзорной площадки на звезду, которая вот-вот умрёт в грандиозной вспышке, и по спине ползёт космический холод.

Мы улетим, звезда останется. И её разорвёт на части. Будущее, которое для Лазурной еще не наступило, давным-давно стало прошлым для нашего стационара. Для меня в первую очередь. Я смотрела карты. Изучала записи. До и после, — анализ провела диспетчерская служба, я лишь приняла к сведению. Как и куда уходить, в случае чего. Какие допуски, временные лаги, коридор вхождения в хроноканал…

С первого же дня Кев оставляла со мной на корабле Даруха. Тот рад был до посинения, чего не скажешь обо мне.

— Кев, — высказала я ей сразу же, — ты хочешь меня извести.

— Нет, — отрезала она.

Когда Кев при исполнении, она говорит короткими рублёными фразами, и вывести её из состояния монументальной невозмутимости невозможно.

— Тогда объясни!

— Объясняю. Ты ему нравишься.

— Баллоны он ко мне свои катит, — фыркнула я. — Не секрет. И что, причина только эта?

— При прочих равных — да.

— Почему?

— Дополнительный фактор защиты.

— Нашла защиту! — возмутилась я.

— Ты ему нравишься. Будет присматривать за тобой с удвоенной энергией.

Я охарактеризовала в коротких, ёмких выражениях энергию Даруха. Маресхов-матерный не уступает в выразительности русскому. А нецензурные словечки всегда цепляются в первую очередь, задолго до официальной квалификации по языковому минимуму. Особенно, когда ты постигаешь язык на такой службе, как наша.

— Именно, — подтвердила Кев. — Так что не вздумай доставлять ему проблем, Маршав.

— Ему! Проблем не доставлять! А мои проблемы тебя не волнуют?!

— В данном конкретном случае — нет.

Слова прямо лязгнули в воздухе. Сразу расхотелось спорить и что-то доказывать: следующим этапом будет подзатыльник и приказ — под протокол! — старшего по званию заткнуться, сидеть на попе ровно и ждать команды на вылет.