— Что будем делать? — спросила я.

Вопрос, мягко говоря, очень сильно меня волновал. Потому что я, кажется, влезла во что-то отменно нехорошее. И оно мне не нравилось.

Стоило только вспомнить Мелкого-в-плаще. Сразу волосы начинали подниматься дыбом от ужаса. Что можно противопоставить его возможностям? Если он с такой лёгкостью снимает с тебя копию твоей же памяти…

— Кофе есть?

После эсперанто я уже ничему не удивлялась. Инопланетяне любят кофе. Почему бы им не любить кофе? Может, из-за кофе они сюда и шастают. Возят, так сказать, контрабандой, а полиция их ловит…

— У меня даже есть целая кофемашина, — похвасталась я.

В дополнение к голове начала болеть шея. Правильно, мне же едва её не сломали! Не будем пальцами тыкать, кто. Поэтому Кев хлестала свой кофе — четыре кружки залпом, и только пятую — медленно, с явным наслаждением. А я выпила болеутоляющее, четыре таблетки сразу, — печень, прости! — и постепенно моя голова из развороченной ядерным взрывом Хиросимы начала превращаться в обычное выжженное поле.

Я положила смартфон на стол. Вновь открыла сберонлайн. Девяносто семь копеек на счету! Как они меня бесили, не передать. Всё, всё полетело к чёрту, поездка в Башиль, к маме в Кисловодск, Олег… Даже если банк вернёт мне деньги, на что надежда как на синий лёд, то сделает это очень нескоро. Минимум полгода. Максимум…

Я дозвонилась с сотой, наверное, попытки. Сделала заявление, заблокировала карту, на которой ещё оставалась сумма на текущие расходы… Теперь оставшиеся деньги добыть можно было только наличными, в отделении Сбера, по паспорту. Там же — писать заявление о несогласии с операцией. И еще по дороге в полицию завернуть, написать заявление о краже.

Слетала Маргарита на Кавказ. Развлеклась.

Вызов от Олега. О господи. Как я объясню ему, что совместная поездка накрылась медным тазом?!

— С тобой всё в порядке? — взволнованный родной голос, даже без «привет», и рука на смартфоне потеплела, а сердце глухо бухнуло в груди.

Я его люблю, Олега. То есть, мы встречались, поцелуи и всё такое, но сейчас я вдруг очень остро поняла про него: люблю. А это значило, что впутывать его в свои проблемы — нельзя.

Начнёт меня оберегать. Защищать. И погибнет, потому что инопланетное мелкое-говно-в-плаще — это ужас, реальный ужас, и он всё еще где-то здесь. Рядом. Меня снова пронзило страхом и болью, стоило только вспомнить гараж и чудовищный взгляд, пронзивший сознание безжалостным копьём.

— У меня деньги украли, Олег, — сообщила я, стараясь не свалиться в истерику. — Пойду завтра разбираться…

— Карточку обнулили?

— Если бы карточку! Со счёта сняли! Прости, но я теперь никуда не поеду…

— Почему? — искреннее изумление.

— Потому что у меня нет денег сейчас, Олег…

— Я могу заплатить за тебя…

— Нет, спасибо…

— … отдашь потом.

— Можно подумать, у тебя печатный станок дома стоит! Или биткоины где-то заныканы. Нет, Олег, я так не могу. Извини.

Ехать с дулей в кармане… На любую мелочь просить у Олега или у мамы с папой… Мне куртка новая нужна! Мне ботинки нужны походные! А жить на что в ближайшие две недели? Сдам билеты, хоть что-то вернут. И — в интернет за новыми заказами. Будет мне не лето, а рабочий марафон, потому что стипендия, хоть и повышенная, слёзы, а у папы мелкие дети, а мама в Кисловодске, — ну стыдно же на шею им садиться. Это самый худший расклад если взять: банк откажется вернуть украденное. Ведь для этого сначала надо поймать гадов, а как у нас полиция мошенников ловит, если ты не дочка президента, все знают.

И с Олегом хочется быть не содержанкой, а на равных!

— Мар, ты никак плачешь? — участливо спросил смартфон родным голосом моего мужчины.

Он единственный называл меня Мар. Мама с папой с детства звали Ритой, сокрусники тоже. И только от Олега я слышала это его характерное Ма-ар, с длинной гласной, бархатным баритоном, от которого так хотелось всё бросить и ткнуться лбом в могучее плечо, чтобы Олег, такой большой и сильный, взял на ручки…

— Я зла из-за денег, — честно ответила я. — И мне обидно. Прости, Олег.

— Я сейчас приеду к тебе.

— Не надо!

Приедет и увидит Кев, и что тогда?!

— Ты не одна?

— Я одна, Олег, и я справлюсь. Сама!

— Моя Железная Леди, — с тёплым смешком отозвался он, — позволь себе побыть немного нежной ромашкой, хорошо? Я приеду, и завтра мы сходим с тобой в банк и в полицию. Тебе не помешает основательное сопровождение!

Основательное — это он в точку. Таких, как Олег, ещё поискать. Широкие плечи, могучая стать… всё, держите меня, покатились мои мысли не в ту сторону! Он приедет, и останется у меня ночевать…

— Кев, — сказала я. — Ко мне сейчас приедет мой парень. Он не должен тебя видеть!

— Сама не хочу посторонним показываться, — согласилась она. — Мне идти в гараж?

— Вот ещё. В доме пять комнат, две из них наверху. Поднимешься туда, и будешь там тихо сидеть. Может, поспишь…

Странно и забавно было объясняться через гугл-переводчик. На языке, о котором в последнюю очередь подумаешь, что он может пригодиться. Надо будет спросить, почему Кев знает эсперанто, а не, скажем, английский. Неужели мечта эсперантистов сбылась и в том будущем, из которого Кев свалилась на мою голову, наступила finа vеnkо? Полная и безоговорочная: даже представители чужих рас знают эсперанто…

— Скажу сразу, — предупредила Кев. — Чивртика надо поймать… и ты мне поможешь!

— Вот ещё, — я содрогнулась, вспоминая этого типа. — Никогда в жизни близко к нему не подойду!

— Тебе почти ничего не придётся делать…

— Да как ты собираешь ловить его? — возмутилась я. — С его-то возможностями!

— Ему нужны полётные карты, — объяснила Кев. — Ему нужен доступ к нейросети моего корабля. Без них он и его приятели заперты в этом хронопласте наглухо. Так что он ещё появится здесь.

— Твой корабль аннигилировал! Или как там это у вас называется. Его больше нет!

— У нас это называется капсуляцией, — усмехнулась Кев. — Я спрятала корабль в хронокаверне, на три четверти от текущего времени. Мы с тобой поймаем Чивртика, сунем его в медицинский саркофаг интенсивной терапии, за неимением хорошей клетки, и привезём на базу в лучшем виде. Надеюсь, его повесят после суда. По совокупности!

От ворот просигналили. Олег! Быстро же он. Я махнула Кев рукой: иди наверх! Она пошла, не очень уверенно, и, наверное, жестоко было гнать раненую по лестнице на второй этаж… но она понимала, что её никто не должен видеть… Сама не хотела, чтобы увидели.

А как иначе? Женщину явно нечеловеческой расы — одни глаза чего стоят! — у нас не поймут. Зато мгновенно поймут те, кто за ней охотится. Какая-то же система слежки у них есть, иначе не подловили бы с такой лёгкостью патрульный корабль! И вообще, если преступники решились замочить полицейских, значит, они дошли уже до крайней степени отчаяния и готовы на всё. Пан или пропал. Вырвутся из нашего хронопласта, как это Кев называет, или повесят их… по совокупности.

Я вспомнила Мелкого, и в очередной раз меня проёжило страхом. Да. Такого непременно надо повесить! Жуть же на ножках. Плюющая на закон и совесть жуть, уточняю.

Пока шла от дома к воротам, замёрзла. После грозы ощутимо похолодало. Впрочем, как сказал ещё классик: «наше северное лето — карикатура южных зим». Когда у нас в конце июня стояло тепло… Нет, бывает иногда, конечно же. Но не в этом году.

Я открыла ворота, и Олег завёл машину во двор, — что её на улице бросать! Место же есть… Он вышел, и я снова утонула в его могучих руках. Как в самый первый раз!

В прошлом году. Мы встретились в прошлом году, в туристическом походе, он был инструктором у параллельной группы… как-то мы разговорились, даже уже и не помню, по поводу чего. Начали разговор и замолчали, смотрели друг другу в глаза. Глаза у Олега — серые, с солнечной синевой, можно утонуть и никогда больше не выплыть. Что я благополучно и проделала прошлым летом. И руки у Олега… тёплые. Когда держит вот так, обнимает… кажется, что ни одна напасть не посмеет подойти ближе, чем метров на сто, никогда.