* * *
Тьма. Страшный голод — боль — свет брезжит вдали. Голоса вокруг меня — мужские с браксанским акцентом. Снова боль, сильная боль, и я опять погружаюсь во тьму.
Я мечтала о смерти.
* * *
— Она проснулась?
Мне на лицо плеснули холодной воды, и я очнулась, дрожа. Тюрьма? Руки в кандалах, я прикована к стене, с тела стекает вода. Холодно и сыро, спертый воздух. Что это за древний кошмар?
Передо мной стояли трое. Кайм’эра. Один выглядел старше других, и его лицо очень напоминало лицо лорда Затара, но выражение было гораздо более жестоким. Другой казался средних лет, и по его лицу становилось ясно: он все-таки способен на жалость. Третьего я узнала по скудному описанию Затара и догадалась, что именно ему обязана таким варварским приемом.
— Сечавех — одиночка и садист, — говорил мне Затар. — Его родители убежали из Холдинга, чтобы спастись от чумы, что собирала обильную жатву среди моего народа. Но они уже заразились и вскоре умерли, а Сечавеха воспитали инородцы, и он не знал о своем наследии. Этот человек наслаждается разрушением — людей, планет, женщин. Когда его отправляют на войну, он возвращается с несметным богатством и рабами и оставляет после себя пыль и осколки оттого, что было чьим-то домом.
Обращаясь ко мне, старший мужчина ходил взад и вперед.
— Женщина, мы будем говорить прямо, — начал он. — Мой сын исчез. Где он?
У меня пересохло в горле.
— Ваш… сын, великий?
— Затар, дура! — крикнул он в сердцах. — Не надо играть со мной! Я отправлял людей следить за ним. Мы знаем, что он провел с тобой ночь перед тем, как исчезнуть.
«Послушай и держи ротик на замке…»
Я в страхе опустила глаза.
— Он использовал меня, славный кайм’эра, — пролепетала в ответ. — Ничего больше.
Он ударил меня. Я зашаталась от удара, но металлические кандалы не дали мне упасть. Я чувствовала, как изо рта идет кровь, и не смотрела на запястья, опасаясь, что и они кровоточат. Значит, это Винир, а третий мужчина — Йирил, которого Затар описывал, как «единственного браксана, способного на милосердие».
Я позавидовала тем народам, у которых есть настоящий бог. Они могут ему молиться и просить о смерти.
Я не стану тебя тревожить, сестра, описывая пытки, которые вынесла, современные пытки, что не оставляют шрамов. Йирил запретил остальным делать меня калекой — он сказал, что если я откажусь говорить или на самом деле не знаю ничего, то понадоблюсь им целой и невредимой, чтоб послужить приманкой для сбившегося с пути лорда.
Не смелость запечатала мои уста. Я не знала, какой политикой руководствуются эти люди, я только ясно видела напряжение между ними. Сечавех беспокоился, его раздражали требуемые Йирилом ограничения. Если бы я заговорила, если бы потеряла для них свою ценность, то меня бы отдали Сечавеху. Этого я боялась сильнее боли.
Потом они бросили меня туда, где нашли, на улицы Сулоса. Трое стражников, отряженных следить за мной, вначале грубо изнасиловали меня, а затем скрылись из виду, когда мое тело все еще содрогалось от боли.
Они будут ждать — ждать Затара, сына Винира и К’сивы, когда он вернется к дерьму из низшего класса, которое ему так понравилось. Тогда стражники убьют нас обоих; так предложил Йирил. Но я подозревала, вопреки всякой логике, что этот план обречен на провал. Но почему тогда он его предложил?
Два года, сестра, я страдала от внимания трех похитителей. А ты! Ты поздравляла меня за такое постоянное внимание! Ты просто ничего не знала…
По ночам золотой подарок Затара покоился на моей груди. Но я больше не смела носить его днем, ибо часто, без предупреждения, рука какого-нибудь стражника затаскивала меня в узкий переулок, в темный подъезд, чтобы в очередной раз удовлетворить свою похоть тем способом, что взбредет в голову, в пародии на уединение, которое предпочитают их господа.
И, когда боль становилась нестерпимой, я относила кольцо Затара к Туелю и плакала там. Это поведение недостойно браксинки, но будь оно все проклято! Я знала, что если предам, тщательно спланировав предательство, то все это закончится. Но я не могла предать единственного мужчину, который увидел то, что скрывается под клеймом позора, увидел женщину, теперь страдающую из-за этого.
Но вот однажды ночью я почувствовала, как его руки подняли меня с травы и я, не смея открыть глаз, поцеловала его. И поняла по его прикосновению, что он все еще чисто выбрит, потом его мягкие волосы упали на мою руку, и, даже не глядя, я знала, что они белые, как снег.
— Дурак, — счастливо прошептала я. — Первый человек, который тебя увидит, убьет.
— Они пытались, малышка, — весело ответил Затар. — Три стражника из Центра с шокерами. И против них —Затар с жаором. Едва ли это вызов для меня.
Обнимая его, я плакала и смеялась одновременно.
— Они сделали тебе больно, — тихо сказал он.
— Нет. У меня не осталось плохих воспоминаний — я помню только удовольствие.
Лорд расхохотался как бешеный, вожделение бурлило в нем, и этот смех оживил самые эротические из моих воспоминаний.
— У меня почти два года не было женщины, — сказал он мне. — Как думаешь, ты справишься? Отработаешь за эти два года?
Я улыбнулась.
— Я могу попытаться, мой лорд.
И он только что убил, подумала я, и тут его ласки заставили меня забыть обо всем. Я чувствовала его голод, сильный и требовательный. Что еще делать с таким мужчиной, кроме как отдаться и покориться?
* * *
— Я боюсь, лорд.
— Боишься меня?
Я прижалась к нему поближе.
— Нет. Не тебя.
— Моего отца? И кайм’эра?
— Рядом с тобой — нет.
— Тогда Курата? Тюрьмы? — настаивал Затар.
В ответ я содрогнулась.
— Ну, тогда мы их уничтожим, малышка, — их и их создателей.
Автокар замедлил ход, когда мы приблизились к его дому, особняку, построенному во вторую эру. Затар помог мне вылезти и крепко прижимал меня к себе, пока мы шли к двери.
— Дай твою ладонь, — сказал он. — Дом знает мою руку.
Я покорно прижала ладонь к пластине у двери. Секундное промедление — и дверь открылась, нашим взорам предстал охранник.
— Лорд Затар! — вскрикнул он.
— Мой отец на совещании, не так ли? — меня протащили мимо озадаченного и смущенного охранника.
— Да, но… лорд Затар!
Затар воспользовался его замешательством и быстро повел меня через вестибюль. Огромное здание подавляло; власть мужчины, которому оно принадлежало, находилась за пределами моего понимания. Прижимаясь к Затару, я чувствовала, как он решителен, как он возбужден, когда широким шагом следовал на встречу с отцом. Он тщательно выбрал момент, и его действия явно были просчитаны и продуманы заранее. Затар ногой открыл дверь в последний зал заседаний, разрушив запорный механизм одною первобытной силой. Тяжелые деревянные панели с грохотом рухнули и, таща меня с собой, Затар вошел к кайм’эра, окутанный дымом от проводов поврежденной цепи.
Сказать, что они были удивлены — значит, ничего не сказать.
Их было пятеро, все — кайм’эра, троих я уже знала и боялась. Мгновение назад их жаоры лежали на специальной, изысканной подставке для хранения оружия, но как только рухнули двери, они молниеносно схватили мечи, обладая быстрой, как у всех браксанов, реакцией. И, только увидев кто вторгся в зал, они несколько расслабились.
Но лицо Винира побагровело от ярости.
— Значит, теперь ты вернулся, — прошипел он.
Затар слегка поклонился, само воплощение надменности.
— Отец! Славные кайм’эра! Я вернулся к вам на крыльях победы! — возгласил он.