— Вам придется клясться прямо здесь, прежде чем мы перейдем на другую сторону, — настаивал Кабальо. — Сзади — выход. Это вход. Если вы входите, вам придется клясться.

Мы пожали плечами, побросали свое снаряжение и подняли руки.

— Если я поранюсь, заблужусь или умру… — начал Кабальо.

— Если я поранюсь, заблужусь или умру… — монотонно повторили мы.

— Это будет только моя вина…

— Это будет только моя вина!

— Уф… Аминь.

— Аминь!

Кабальо подвел нас к крошечному домишку, в котором мы с ним ели в тот день, когда познакомились. Мы все набились в гостиную «мамы», где ее дочь составила вместе два стола. Луис и его отец рванули через улицу и вернулись с двумя большими сумками пива. Дженн и Билли сделали по несколько глотков «Текате» и начали оживляться. Все мы подняли свое пиво и чокнулись банками с Кабальо. Затем он повернулся ко мне и приступил к делу. И тут вдруг клятва на мосту обрела смысл.

— Помнишь сына Мануэля Луны?

— Марселино? — Ну конечно, я помнил его! «Мальчик-факел»! Я мысленно подписывал контракты с фирмой Nike от его имени с тех самых пор, как видел его в тараумарской школе. — Он приедет?

— Нет, — ответил Кабальо. — Он мертв. Кто-то забил его до смерти. Его убили на тропе. Ударили ножом в шею и подмышку, а голову разбили.

— Кто… Что произошло? — заикаясь, пробормотал я.

—В наши дни полным-полно всякого наркотического дерьма, — отвечал Кабальо. — Возможно, Марселино видел что-то, чего не должен был видеть. Возможно, его пытались заставить вынести марихуану из каньона, а он отказался. Никто не знает. Мануэль просто убит горем. Он остановился в моем доме, когда пришел рассказать об этом федералам. Но они ничего не собираются делать. Здесь не действуют никакие законы.

Я сидел оглушенный, вспоминая наркокурьеров в сияющем красном автомобиле, который мы встретили год назад по дороге в школу тараумара. Я представил себе, как тараумара ночью тайком опрокидывают его через край крутого обрыва, и пока пассажиры неистово бьются внутри, пытаясь вырваться из тугих объятий ремней безопасности, грузовичок летит вниз, с грохотом ударяясь об отвесные стены каньона, и взрывается, превращаясь в огромный огненный шар. Я не знал, имеют ли к этому отношение те люди, что сидели в том «додже». Я чувствовал только, что в эту минуту мне хотелось кого-то убить.

Кабальо продолжал говорить. Он уже переварил смерть Марселино и вернулся в прежнее состояние.

— Я знаю, Мануэль Луна не приедет, но надеюсь, что Арнульфо все же появится, Ну, может, и Сильвино тоже.

За зиму Кабальо удалось собрать неплохую призовую копилку, куда он вложил собственные деньги, но не только: неожиданно для него к нему обратился Майкл Френч, триатлет из Техаса, разбогатевший благодаря своей компании в сфере информационных технологий. Френча заинтересовала моя статья, и хотя сам он не мог принять в этом участия, но, желая быть полезным, предложил деньги и кукурузу в качестве призов для главных победителей.

— Прошу прощения, — начал я, — ты сказал, Арнульфо уже в пути?

— Нуда, — кивнул Кабальо.

Он, должно быть, шутил. Арнульфо? Он не выказывал желания даже разговаривать со мной, не говоря о том, чтобы вместе со мной поучаствовать в забеге. Если он не собирался выйти на пробежку с человеком, который явился к самым его дверям, чтобы засвидетельствовать ему свое почтение, то с какой стати он попрется через горы, чтобы побегать вместе с кучкой гринго, которых он прежде никогда в жизни не видел? То же и с Сильвино. Последний раз я виделся с Сильвино, когда сам был здесь. Мы случайно столкнулись с ним в Криле, сразу после того как я побежал вместе с Кабальо. Тот был в джинсах, и у него был пикап, он приобрел их на призовые, полученные за победу в Калифорнийском марафоне. Откуда Кабальо взял, что Сильвино составит себе труд прибыть на его гонки? Сильвино невозможно было подбить на прохождение еще одного марафона даже ради шанса получить крупный выигрыш. Я достаточно узнал о тараумара, а об этих двух бегунах особенно, чтобы понять, что нет никакого способа внушить клану Кимаре желание поддержать нас.

— Атлетика Викторианской эпохи была восхитительна! — Не обращая внимания на тот факт, что появление кого-то из бегунов-тараумара неожиданно перешло в разряд совершенно невероятных событий, Тед продолжал болтать без умолку. — На их счету первый случай пересечения Ла-Манша. Вы когда-нибудь ездили на велосипеде с высокими колесами? Инженерное искусство такое хитроумное…

О Господи, что за напасть! Кабальо потирал виски; дело шло к полуночи, и само присутствие вокруг него человеческих существ вызывало у него головную боль. Дженн и Билли выставили перед собой заграждение из пустых жестяных банок из-под «Текате». Мне было скверно, и могу сказать, что Эриком и Луисом овладевали напряжение и тревога. Но не Скоттом; он, вполне довольный, расслабился. Все понимал и, похоже, ни о чем не беспокоился.

— Слушайте, мне нужно поспать, — сказал наконец Кабальо.

Он привел нас к скоплению аккуратных ветхих домиков на окраине города. Комнатушки были обставлены скудно, как тюремные камеры, но безупречно чистые и теплые благодаря пузатым печкам, в которых потрескивали сосновые ветки. Кабальо что-то пробормотал и исчез. А мы разделились на пары. Я и Эрик завладели одной комнатенкой, Дженн и Билли устремились в другую.

— Ладно! — сказал Тед, хлопнув в ладоши. — А кто приютит меня? Молчание.

— Ну хорошо, — сдался Скотт. — Но ты должен дать мне выспаться.

Мы закрыли двери своих комнат и зарылись в груды шерстяных одеял. Тишина накрыла Крил; последним, что услышал Скотт в темноте, был голос Босого Теда.

— Порядок, умник, — пробормотал Тед. — Отдыхай. Пора угомониться. 

Рассвет пришел с морозным узором на окнах и негромким стуком в дверь.

— Эй, — прошептал голос снаружи, — вы спите?

Я, стараясь не шуметь, подкрался к двери, дрожа от холода и удивляясь, какого хрена в такую рань делают тут эти «тусовщики». За дверью стояли Луис и Скотт, изо всех сил дыша на руки, сложенные в пригоршни. Было так рано, что небо еще не посветлело, оставаясь цвета кофе с молоком, и даже петухи покуда не завели свое «кукареку».

— Хотите немного пробежаться, пока никто не видит? — спросил Скотт. — Кабальо сказал, надо собраться к восьми, а значит, нам придется поторопиться.

— Ох, ну да. Ладно, — сказал я. — Прошлый раз Кабальо отводил меня на главную тропу. Обождите, я попробую его найти и…

Рядом с нами распахнулось окно, и из него высунулась голова Дженн.

— Эй, мужики, вы что, собираетесь на пробежку? Я с вами! Билли, — крикнула она, оглянувшись через плечо, — подымай свою задницу, шпрот!

Я быстро натянул первые попавшиеся шорты и майку из полипропилена. Эрик зевнул и начал надевать кроссовки.

— Ну, я тебе скажу, и крутые же эти ребята, — просипел он. — А где, собственно, Кабальо?

— Понятия не имею. Пойду поищу его.

Я дошел до конца не слишком длинного ряда вплотную стоящих домишек, догадываясь, что Кабальо наверняка постарался угнездиться как можно дальше от нас. Задержавшись у крайней хибары, я постучал в дверь. Никакого ответа. Вообще-то дверь была довольно толстая, хотя, можете не сомневаться, барабанил я кулаком и, прямо скажем, не хило.

— Чего надо? — зарычал в ответ мужской голос. Занавески распахнулись, и в окне появилось лицо Кабальо. Я сразу заметил, какие у него опухшие красные веки.

— Извини, — попритих я, — ты что, простудился?

— Да нет, приятель, — отвечал он устало. — Я только-только засыпать начал.

Не прошло и двенадцати часов, как Кабальо занялся этим делом, а он уже пребывал в таком напряжении, что всю ночь, не сомкнув глаз, ворочался и метался в постели, мучимый тревогой, от которой у него страшно разболелась голова. Пребывания в Криле вполне хватило, чтобы заставить его сразу же разволноваться. По правде говоря, это приятный маленький городок, но он олицетворяет две вещи, которые Кабальо презирает сильнее всего: дерьмо и бандитов. Он назван именем Энрике Крила, главной фигуры в разграблении земли, который поражал таким величием подлости, что мексиканская революция, по существу, разразилась в память о нем. Энрике не только организовывал захват земель, в результате которого тысячи крестьян Чиуауа лишились своих ферм, но и лично проверял, чтобы все несговорчивые фермеры под покровом ночи оказывались в тюрьме как руководители шпионской сети в пользу мексиканского диктатора Порфирио Диаса.