Обставить исчезновение Цыгана-ковбоя было намного проще, чем освободить от всяческих обязательств Майка Хикмана. Все, что Михей не смог унести на спине, он выбросил, телефон отключил, от квартиры отказался. Его домом стал пикап «шевроле» 1969 года выпуска. Ночь он проводил в спальном мешке в кузове, днем нанимался в работники косить траву на лугах и перевозить мебель, а в свободные часы бегал. Если уж Мелинда не захотела быть его женой, то пусть его уморит работа.

— Я вставал в полпятого утра, пробегал положенное, и все было отлично, — говорил Михей. — Потом целый день работал и хотел чувствовать себя не хуже, чем утром, и тогда шел домой, пил пиво, съедал немного фасоли и выходил немного побегать.

Он понятия не имел, быстроног он или медлителен, талантлив или ужасен, до одного прекрасного летнего дня в 1986 году, когда покатил в Ларами, попытать счастья в Двойном марафоне Скалистых гор. Он даже сам удивился, победив в этом состязании за шесть часов двенадцать минут, закончив одну за другой марафонские дистанции по бездорожью, на преодоление каждой из которых требовалось более трех часов. Бег на сверхдлинные дистанции был, как он обнаружил, даже труднее, чем профессиональный бокс. На ринге другой боксер определяет, насколько сильно вас побьют, а на дистанции ваша участь в ваших руках. Для парня, рассчитывавшего побоями довести себя до оцепенения, экстремальный бег мог бы стать очень привлекательным видом спорта.

«Быть может, я даже стал бы профи, если бы смог покончить с этими мучительными травмами». Эта мысль крутилась в голове Михея, когда он на своем велосипеде спускался вниз по крутой улочке Боулдер. Следующее, что он помнил, — это как щурился от яркого света в кабинете неотложной помощи в больнице. Его глаза запеклись от крови, весь лоб был в швах. Отчетливее всего помнил, как наткнулся на полосу гравия и перелетел через руль.

«Вам повезло, что вы остались живы», — сказал ему врач. С одной стороны — да, а с другой — смерть все еще витала над его головой. Михею только что исполнился сорок один год, и, несмотря на его достижения в беге на сверхдлинные дистанции, перспектива, открывавшаяся с каталки пункта первой помощи, была совсем не привлекательной. У него не было ни медицинской страховки, ни дома, ни тесного семейного круга, ни постоянной работы. У него не было достаточной суммы, чтобы остаться на ночь для обследования, и постели, на которой он мог бы отлежаться до выздоровления, если бы его выписали.

Он выбрал жизнь бедного и свободного человека, но хотел ли он таким умереть? Подруга разрешила Михею поправляться на ее диване, на котором он в течение следующих нескольких дней размышлял о своем будущем. Михей очень хорошо знал, что только удачливые бунтари уходят в блеске славы. Уже со второго класса он преклонялся перед Джеронимо, воином-апачем, который ускользал от американской кавалерии, бегом пересекая пустынные неплодородные земли Аризоны. Но как же кончил Джеронимо? Как заключенный, умирая пьяным в канаве в пыльной резервации.

Поправившись, Михей отправился в Ледвилл. И там волшебной ночью, бегая по лесу с Мартимано Сервантесом, он нашел ответы на мучившие его вопросы. Джеронимо не смог вечно бегать на свободе, так, может быть, «гринго-индеец» сможет. Тот ничем не владел, ни в ком не нуждался и не боялся исчезнуть с планеты, не оставив следа.

— Чем же ты зарабатываешь себе на жизнь? — спросил я.

— Потом и кровью, — ответил Кабальо.

Каждое лето он покидает свою лачугу и едет на автобусе обратно в Боулдер, где старенький пикап терпеливо дожидается его на заднем дворе дружелюбного фермера. Два-три месяца он, приняв образ Михея Верного, рыщет в поисках бездоговорной работы по перевозке мебели. Заработав достаточную сумму, чтобы прожить следующий год, он смывается и скрывается на дне каньонов, переобувшись в сандалии Кабальо Бланко.

— Когда я стану слишком стар, чтобы работать, — сказал Кабальо, — я сделаю то, что сделал бы Джеронимо, если бы они оставили его в покое: уйду в глубь каньонов и найду там тихое местечко, где можно прилечь и отдохнуть.

В тоне Кабальо не было ни капли мелодраматизма или жалости к себе — просто понимание, что однажды жизнь, какую он себе выбрал, прикажет ему исчезнуть в последний раз.

— Так что, может быть, мы и свидимся с тобой разок, — закончил Кабальо, когда Тита выключила свет и погнала нас спать, — а может быть, и нет.

На рассвете солдаты из Юрика в ожидании стояли рядом со старым микроавтобусом, фырчавшим на холостом ходу неподалеку от ресторана мамы Титы. При появлении Дженн они мгновенно прокричали:

— До свидания, Ведьмочка!

Дженн с обворожительной улыбкой кинозвезды послала им широким взмахом руки прощальный воздушный поцелуй и влезла в автобус. За ней, осторожно ступая, проследовал Босой Тед. Его ноги были так густо обмотаны кусками ткани, что с трудом влезли во вьетнамки. «С ними все в порядке, правда-правда, — убеждал он всех кругом. — Я только немного натер пятки». Он стал втискиваться на сиденье рядом со Скоттом, и тот охотно подвинулся, освобождая ему больше места.

Все оставшиеся гуськом прошли в салон и уместили свои натруженные тела с максимально возможным комфортом, дабы без потерь перенести предстоящую тряску. Местный специалист по выпеканию маисовых лепешек (и по совместительству парикмахер, сапожник и водитель автобуса) сел за баранку и, нажав на газ, раскрутил хлопотливо закудахтавший двигатель. Кабальо и Боб Фрэнсис медленно шли вдоль автобуса, прикладывая ладони к каждому стеклу.

Мануэль Луна, Арнульфо и Сильвино стояли рядом, глядя нам вслед. Остальные тараумара уже отправились в долгий обратный путь, и хотя эти трое жили всех дальше, они задержались, чтобы проводить нас. И долго я еще видел, как три фигурки одиноко стояли на дороге и махали руками, пока ставший нам всем таким родным город не скрылся от нас в густом облаке пыли. 

Еще в 2005 году Ларри Вайссман прочитал мои журнальные вырезки и задал мне вопрос: «В основе всех твоих рассказов лежит выносливость. А есть хоть одно состязание, о котором ты еще не рассказывал?»

«Пожалуй, да. Я слышал о таких состязаниях в Мексике». С тех пор Ларри и его жена Саша стали моими агентами и выполняли функции высшей умственной деятельности, уча меня превращать беспорядочное нагромождение идей в четкие предложения и резко дергая цепь-удавку всякий раз, когда я забывал о сроках. Без них эта книга так и осталась бы байкой, которую я рассказывал бы за пивом.

Журнал Runner’s World и его редактор Джей Хайнрикс первыми послали меня в Медные каньоны и даже недолго поддерживали мою идею опубликования выпуска, целиком посвященного только тараумара. Я признателен Джеймсу Рексроуду, первоклассному фотографу, за то, что он составил мне компанию и сделал великолепные фотографии в том путешествии. Для человека с таким колоссальным умом и емкостью легких заслуженный редактор журнала в отставке Эмби Бёрфут совершенно не считается со своим временем и чрезвычайно щедро делится своими знаниями и библиотекой. Я до сих пор не вернул ему двадцать пять его книг, которые обещаю вернуть, если он присоединится ко мне в следующем забеге.

Но особенно я благодарен журналу Men’s Health. Если вы его не читаете, значит, пропускаете, бесспорно, один из лучших и заслуживающий наибольшего доверия журнал в стране. В его штате работают такие редакторы, как Мэтт Марион и Питер Мур, которые вдыхают жизнь в абсурдные идеи вроде той, чтобы посылать часто получающих травмы писателей в дикую глухомань для состязаний в ходьбе с невидимыми индейцами. Журнал дал мне возможность готовиться к этим соревнованиям на их средства, а затем помог придать четкую форму получившемуся в результате материалу. Как и все, что я написал для Мэтта, он попал в его руки как неубранная постель, а вышел как конфетка.

Для клана, столь методично представляемого в ложном свете средствами массовой информации, сообщество бегунов на сверхдлинные дистанции чрезвычайно охотно оказывало поддержку моим исследованиям и личному экспериментированию. Благодаря Кену, Пэт и Коулу Клаубер я всегда чувствовал себя в Ледвилле как дома; они преподали мне больше, чем я хотел узнать об ослиных гонках. Аналогичным образом директор ледвиллского состязания в скорости Мэрили О'Нил удовлетворял все просьбы, какие я только смог измыслить, и крепко обнял меня как финалиста гонки, хотя я этого и не заслужил. Дэвид Дикарь Хортон, Мэтт Небесный Бегун Карпентер, Лайза Смит-Бэтчен с мужем, Маршалл и Хитер Алрич, Тони Крупицка — все они поделились своими удивительными историями и секретами, касающимися трассы. Санни Блэнд, специалист высшего класса в области питания бегунов на сверхдлинные дистанции, предотвратила несчастье в пустыне, которое чуть было не произошло с Дженн, Билли, Босым Тедом и мной, когда мы составили неумелую команду Луиса Эскобара на «Бэдуотерской гонке 2006», и дала лучшее определение этому виду спорта, какое я когда-либо слышал: «Забеги на сверхдлинные дистанции — это просто состязания в еде и питье, сдобренные небольшим моционом и пейзажем».