- Узри, Матье, - бубнил он с набитым ртом. – Видишь ты другого человека.

- Как по мне, так все такой же. Зловонный и пафосный обжора, - сказал я, окинув похудевшего рыцаря ленивым взглядом. – Куда же в тебя все это лезет, старый? Не иначе забьются потом все отхожие ямы твоими карбункулярами.

- Ох, не хватало мне желчи твоей, - улыбнулся он, на миг оторвавшись от жаркого. – И мяса тоже не хватало, и прелестей нагих дев тоже.

- И в чем тогда ты изменился, старый? – спросил я, кивая Джессике, которая присоединилась к нам в задумчивом молчании.

- Во тьме темницы нашел я путь к Богу. И понял я, что вел неправедную жизнь, - ответил сиятельный граф, выпустив благородную отрыжку. – Дев имал, был гневу часто подвержен.

- И смердел, как лепрозная срака.

- И это тоже, Матье. И лгал я вдобавок, разом перечеркнув все добродетели рыцарские. Теперь я другой.

- Неужели? – удивился я. – Не будешь дев имать и соблазнять, и воздух вонью портить? В святые места отправишься молить о прощенье?

- Когда-нибудь, да, - кивнул рыцарь, а Джессика рассмеялась любимой мной жемчужной улыбкой. – Сейчас же я еще немного погрешу, а потом перестану.

- Это называется махровая брехня, старый, - сказал я. – Заканчивай жрать так противно. Тут, между прочим, знатная дама самой испанской королевы сидит.

- Прошу простить, мадемуазель, - обворожительно улыбнулся сиятельный граф и стряхнул капли жира с грязных усов, заставив меня вздохнуть. – Не имел чести быть представлен. Сиятельный граф Арне де Дариан к вашим услугам и к услугам вашей семьи, мадемуазель. Смею заверить, не так я и стар.

- Ты старее принца румынского Воданопуло, коий с искусственным хером и парализованной правой рукой ходит, старый, и ходишь ты только потому, что у тебя вместо крови вино плещется в жилах, - фыркнул я. – Заканчивай соблазнять Джессику. Она к твоим чарам сверхустойчива.

- Истинно так, добрый милорд, - кивнула Джессика, вновь улыбнувшись и заставив моих душевных червей возобновить трапезу. – Моя добродетель другому обещана.

- О, добродетель. Нет в тебе ноток романтики, - покачал головой сиятельный граф, возвращаясь к пожиранию жаркого.

- В тебе они точно есть, - улыбнулся я. – Утром выходят и глаза режут иголками, старый. Ну, что там, Джессика? Уже пора?

- Пора, - кивнула она, задумчиво пробежав пальчиками по моей руке и извинилась. – Прости, Матье.

- Не стоит извинений, - задумчиво ответил я и, проводив девушку взглядом, повернулся к сиятельному графу. – Пошли, старый. Её милость ждать не любит.

- Иду, иду. Еще один кусочек… - я вздохнул и, вцепившись в руку рыцаря, поволок его на буксире в сторону тронного зала.

На этот раз в тронном зале было многолюдно. Здесь была не только французская знать, но и испанская. Все мило улыбались, рассматривали праздничное убранство и мило беседовали друг с другом. Но когда мы с сиятельным графом и Джессикой переступили порог, раздался знакомый мне вой придушенных труб и все глаза уставились на нас. Вздохнув, я поправил расписную жилетку и, сжав руку Джессики, двинулся следом за графом, который сиял, как кобель, обрюхативший дюжину сучек.

Подойдя к возвышению, на котором стояла Её милость и королева Маргарита, мы преклонили колени и головы, как подобает в торжественных случаях, после чего подняли на Её милость глаза. Я в который раз восхитился королевской красоте, изяществу её прекрасного лица и сладкой лазури её глаз, но покраснел, нарвавшись на пристальный взгляд Джессики, и опустил голову. Не поднял я её даже тогда, когда раздался шорох дорогого платья, и в воздухе запахло еле чувствуемой сладостью, зато вздрогнул, ощутив на своем плече металл.

- Лишь праведный муж, ставящий благо превыше собственной выгоды, способен стать рыцарем, - в тишине раздался голос Её милости, а мое сердце дрогнуло и остановилось. – Он должен быть magnanimus (великодушным), ingenuus (свободнорождённым), largifluus (щедрым), egregius (доблестным), и strenuus (воинственным). Должен положить свою жизнь на алтарь, ради защиты невинного, должен честным быть перед собой и Богом, должен жизнь подвергать опасности за веру, охранять сирых и убогих, и служить почтительно своей королеве. Встань, Матье. Встань, рыцарь де Анжу.

Я поднялся на ноги и с трудом сглотнул тяжкий комочек, застрявший в груди, как рыбная кость. Королева опоясала меня расписным поясом и вложила в руки новенький меч.

- Accingere gladio tuo super femur etc (да будут препоясаны чресла твои мечом), - сказала она на латыни, и я вновь преклонил колени.

- Благодарю, моя королева, - сказал я и сжал зубы, ибо перед глазами побежали красные пятна, и если бы меня не поддержала Джессика, точно бы рухнул осрамленным под ноги Её милости.

- Встань, сиятельный граф Арне де Дариан, - старый рыцарь с трудом поднялся на ноги и резким взмахом стер крошки со своих усов, заставив королеву слабо улыбнуться. – Нашей милостью возвращаем вам титулы ваши, несправедливо отобранные нашим покойным владыкой, и земли, что ранее вам принадлежали.

- Благодарю, Ваша милость, - склонил голову сиятельный граф и негромко кашлянул. – Если Ваше величество позволит, хотел бы я кое-что сказать.

- Позволяю, - удивленно велела королева.

- Я уже стар, Ваше величество, наследников у меня нет. Слуг нет и ничего остального. Оруженосец мой вырос, теперь я один.

- Чего же тогда попросит в награду сиятельный граф?

- Мое желание одно, Ваше величество. Позвольте служить вам, как и раньше. Защищать вас от происков негодяев и коварных клинков. Позвольте жизнь свою положить к вашим ногам, - сказал он, заставив удивиться и меня.

- Ежели таково ваше желание, граф, то так тому и быть, - улыбнулась Её милость и повернулась к Джессике.

- Встаньте, леди Лурье, - я слышал, как у Джессики перехватило дыхание, и немного сместился влево, чтобы она оперлась на меня бедром. – За вашу верность и преданность испанской короне и нашей сестре, примите в дар это колье.

- Хм, хм, - хмыкнул я, мельком бросив взгляд на драгоценность, на которую можно было купить пару замков.

- Отныне и до конца времен, желанный вы гость в нашем доме и приняты будете с почестями, кои лишь благородным дамам позволительны.

- Благодарю, Ваше величество, - тихо ответила Джессика и опустилась на колени.

- Встаньте, - велела королева и, когда мы поднялись, улыбнулась жемчужной улыбкой. – Отныне и с полным правом являетесь вы нашими друзьями.

- Все то, что сказала она, - буркнула королева Маргарита, когда её сестра заняла трон.

- Благодарим, Ваша милость, - откликнулись мы, а я вздрогнул, когда дверь в тронный зал распахнулась, и раздался визгливый голосок, которого я очень давно не слышал.

- Матье!

- Беатрис? – спросил я и повернулся к своей даме, которая нагло перла вперед, не смущаясь и отдавливая ноги не успевающим уйти с её пути. – Истинно, Беатрис.

- Беатрис? – спросил сиятельный граф, скользнув оценивающим взглядом по обширному бюсту Беатрис.

- Беатрис? – процедила Джессика, смотря на меня.

- Беатрис? – удивились королевы такой наглости.

- Беатрис! – сказала Беатрис, опускаясь на колени. – Ваше величество, прошу я вас о милости.

- Эм… о какой, благородная дочь барона де ла Наталя? – растерялась Её милость и пожала плечами на недоуменный взгляд Маргариты.

- Казните этого негодяя! – взвизгнула Беатрис, пылая лицом, как смоляной факел морозной ночью, и указывая на меня пальчиком.

- Чем так не угодил вам сей достославный рыцарь, коий нашей милости люб? – спросила королева и поморщилась, когда Беатрис зашлась в припадке злобы и застучала зубами, как мавр-людоед.

- Рыцарь?! Ох, я не удивлена совсем. Сей мерзкий плут меня обманом взял когда-то, он обещал на мне жениться, когда рыцарство получит, но сам на посланья страстные не отвечал. На двести сорок восемь писем!

- Двести сорок восемь? – охнул я.

- Истинно так, негодяй, - всхлипнула она. – Ты меня дамой называл и обещал жениться.