– А машина? – внезапно спросил Морозини. – Вы послали кого-нибудь за ней?

– Конечно, – ответил Адольф. – Карл умеет водить машину, он туда отправился, но как ни искал, так ничего и не нашел.

– Может быть, ее взяли бандиты?

– Они слишком торопились, пятки так и сверкали! И потом, уж поверьте, так просто это место не найдешь.

Предоставив Адальберу задавать дальнейшие вопросы и уточнять подробности, Морозини отошел от беседующих и отправился изучать развалины. Возможно ли, что под этой грудой обломков покоится тело Симона? Венецианцу трудно было в это поверить: совершенно очевидно, что Аронов был готов к встрече с врагами. Он даже позаботился о том, чтобы удалить Вонга с машиной, которой, несомненно, собирался воспользоваться для бегства. Значит, Хромой знал способ покинуть это переставшее быть тайным убежище перед тем, как его раз и навсегда уничтожить? Может быть, подземный ход?

– Спорим, что ты подумал о том же, о чем я? – заговорил подошедший к нему в эту минуту Адальбер. – Трудно поверить, что Симон пожертвовал собой, более того, своей священной миссией только ради удовольствия ускользнуть от банды Солманского... Ты же не станешь спорить, что «темноволосый молодой красавец» – не кто иной, как незабвенный Сигизмунд? Прежде всего, зачем бы Симону просить Вонга спрятаться вместе с машиной в развалинах? Он, разумеется, рассчитывал к нему там присоединиться...

– Но как же он выбрался из дома? Я подумал о подземном ходе...

– О подземном ходе всегда думают, когда речь идет о старом замке, но, по словам Адольфа, его там нет. При всем при том меня не оставляет странное чувство...

– Тебе кажется, что Вонг тоже не до конца уверен в гибели хозяина, но ни за что на свете он не заговорит об этом при Адольфе, как бы дружески и преданно тот ни относился к Симону. Выход только один: когда мы отсюда уедем, надо будет взять с собой корейца.

– Куда?

– Ко мне, в Венецию. Поместим его в больницу святого Дзаккарии, там умеют выхаживать больных. Ты же понимаешь, жив Симон или умер, мы не можем бросить его верного слугу. Если Хромого нет в живых, я возьму Вонга к себе на службу, а если он жив... Что-то подсказывает мне, что, возможно, Вонг единственный, кто может привести нас к нему.

– Неплохая мысль! Попробуем отыскать этот чертов рубин и вернемся к голубым волнам Адриатики. Пока камень не будет у тебя в руках, я ни на шаг от тебя не отойду!

Герр доктор Эрбах ничем не напоминал тех библиотекарей, с которыми Морозини – и даже Видаль-Пеликорну – приходилось встречаться раньше. При взгляде на этого человека мало кто поверил бы, что ему удалось получить все или почти все ученые степени Венского университета – до того он напоминал распорядителя бала или галантного аббата при каком-нибудь королевском дворе XVIII века: седые букольки подрагивали на бархатном воротнике присборенного на талии сюртука, из-под которого выглядывала кокетливая сорочка с пышными жабо и манжетами, ноги обтягивали панталоны со штрипками. И все это великолепие было обильно припорошено табачной крошкой. На самом кончике вздернутого носика доктора Эрбаха сидели круглые очки в металлической оправе, глаза посверкивали – книжный человечек с любезной улыбкой, казалось, в любую минуту готов был взлететь или подпрыгнуть, оттолкнувшись тросточкой, ибо он скорее порхал вокруг нее, чем опирался при ходьбе.

Похоже, его ничуть не смутила необходимость принять египтолога, сопровождаемого князем-антикваром. Он вел себя так доброжелательно и услужливо, что Морозини подумал: должно быть, доктор Эрбах смертельно скучает в огромном замке, придать обжитой вид которому было не под силу немногочисленным попадавшимся на пути слугам.

– Вам повезло, что застали меня здесь, – сказал Эрбах, выйдя к посетителям в очаровательную китайскую гостиную, где они коротали время в ожидании. – Я занимаюсь библиотеками и других замков Шварценбергов: в Глубоке, где семья проводит большую часть времени, и в Требоне, но это незначительная резиденция. Сейчас я здесь для того, чтобы разобрать огромную переписку князя Феликса за 1810 год, когда он был послом в Париже, а как раз в это время Наполеон I женился на нашей эрцгерцогине Марии-Луизе. Такая трагическая история! – прибавил он со вздохом, даже и не подумав предложить своим гостям сесть. – Вы – француз, месье, – он повернулся к Адальберу, – и вам, наверное, известно, какую драму пережила семья в те ужасные времена?.. Во время бала, который давали в честь новобрачных в посольстве на улице Монблан, импровизированный бальный зал в саду загорелся, это вызвало страшную панику, и несчастная княгиня Паулина, прелестнейшая из наших дам, погибла в огне, отыскивая свою дочь... Такая трагедия, господа!

Эрбах выпалил все это единым духом. Однако после последней фразы замолк, чтобы набрать воздуха в легкие, и Альдо не замедлил воспользоваться паузой.

– Вы верно догадались, что мы интересуемся также и историей, – вставил он, – но в наши намерения не входил исторический экскурс в славное прошлое князей Шварценберг, каким бы ярким оно ни было...

– Что есть, то есть! О княгине Паулине даже сложили легенды. Уверяют, что в ту самую минуту, как она умерла, ее призрак явился здесь, в Крумлове, кормилице, которая растила младшего из ее детей. Но я же держу вас на ногах! Прошу вас, господа, садитесь!

Он указал на два изящных кресла эпохи Людовика XV, обитых белым и синим атласом, сам устроился в третьем и продолжал:

– На чем же мы остановились? Ах да, несчастная княгиня Паулина! Если желаете, можете полюбоваться ее портретом в бальном платье, он висит в парадных апартаментах, где многие государи...

В упоении от того, что у него появились слушатели, библиотекарь мог бы говорить часами, но жестокосердный Адальбер решил вмешаться и поймал его на слове:

– Именно ради государей мы и позволили себе побеспокоить вас, герр доктор. Мне кажется, давно пора объяснить вам цель нашего посещения: мой друг, присутствующий здесь князь Морозини и я сам желали бы собрать документы, касающиеся императорских и королевских резиденций бывшей Австро-Венгерской империи.

Брови Эрбаха, воспользовавшегося паузой для того, чтобы взять понюшку табака из очень красивой табакерки, поднялись до середины лба, и он предупреждающим жестом вскинул белую и ухоженную, словно у прелата, руку.

– Позвольте, позвольте! Каким бы обширным и благородным ни был Крумлов, все-таки он никогда не являлся императорской резиденцией, пусть даже владевшие им князья выступали в роли правителей.

– Разве он не принадлежал императору Рудольфу II?

Приветливое лицо доктора Эрбаха вмиг превратилось в маску скорби.

– О Господи! Вы правы, и мне самому это слишком хорошо известно. Однако, видите ли, обитатели этого замка, как, впрочем, и жители города, не любят вспоминать об этом. Вас действительно так интересует эта печальная страница?

– Это необходимо для нашей работы, – ответил Альдо. – Но если вам слишком тягостно пересказывать чудовищную историю об императорском бастарде, так знайте: нам она уже известна. Нам недостает лишь деталей – точных дат, расположения на местности. Замок, разумеется, выглядел не так, как сейчас?..

– Конечно, – с облегчением отозвался Эрбах. – Я покажу вам все, что осталось от тех времен. Что же касается дат... император владел Крумловом всего десять лет. В 1601 году он заставил последнего из Розембергов, Петра Ворка, погрязшего в долгах и разврате, продать ему это владение, которое он в 1606 году подарил... принцу Джулио после неслыханного скандала. Точнее, он определил ему Крумлов местом жительства, надеясь, что если его удалить от двора, люди быстро забудут о его поведении. И поскольку вы уже знаете, что тогда произошло, я ограничусь тем, что скажу вам: после ужасной драмы, печально известным героем которой был бастард, его заперли в покоях, превратив их в тюрьму. А потом, 25 июня 1608 года, он внезапно скончался. После его смерти император сохранял за собой замок вплоть до 1612 года, а затем подарил его одному из своих верных друзей и советников, Иоганну Ульриху фон Эггенбергу...