Путь к ручью, у которого лежала винтовка, показался мне вечностью — в таком уж я находился состоянии. Мальчугана я оставил с Энн. От коня сейчас зависела наша жизнь, а за последние дни ему и так крепко досталось. Поэтому мне хотелось, чтобы он ни шагу не ступил, если этот шаг не направлен в сторону Майлс-Сити.

Найти винтовку оказалось нетрудно. Увидев следы и отыскав место, где лошадь скинула своего седока, я просто шел по дуге и вскоре достиг цели. Винтовка упала в сугроб, но находилась в хорошем состоянии.

А что сталось с конем? Я осмотрелся по сторонам, но, увы, коня поблизости не было.

Так что пришлось мне возвращаться обратно, но все же на душе у меня стало гораздо спокойнее. В карманах мертвеца я нашел шесть патронов, и еще шесть находилось в винтовке. Двенадцатью выстрелами можно многое сделать.

Да, подумал я, неважные помощнички у Романа Белена. Со своими наемными убийцами он ринулся в погоню за тремя мужчинами и одной девушкой. И вот из десяти четверо покойники. Сейчас главное, размышлял я, доставить Энн к врачу. А уж потом… Потом не худо бы взглянуть на Романа Белена через прицел винчестера. Всего лишь разок взглянуть — больше и не потребуется.

Майлс-Сити мало походил на обычные ковбойские городки — ведь рядом с ним находился Форт-Кеог. Там жило не менее тысячи человек: солдат и гражданских служащих. Да и погонщики быков с «Бриллиантового Р» немногим уступали им в численности. Эти последние в те редкие минуты, когда не слонялись бесцельно по улицам, затевая драки с солдатней, представляли собой немалую силу, к мнению которой прислушалось бы любое собрание. И в случае чего я, признаться, сильно на них рассчитывал.

Если бы мы въехали в город после наступления темноты, я бы мог отвезти Энн прямиком к «Интерокеанскому отелю», который теперь гордо именовался «Маквин-Хаус». Отель стоял на главной дороге.

Вечером того дня, когда я нашел Энн, мы пустились в дорогу и, проскакав около десяти миль, остановились на ночлег. Одеяло, которое я снял с убитого коня, и моя куртка из овчины защищали нас от холода.

Поднявшись перед рассветом, мы проехали еще немного и снова остановились на отдых. Потом двинулись дальше, осторожности ради держась по оврагам и низким лощинам. К концу дня мы находились не далее нескольких миль от города.

Там, затаившись в низине возле притока Тонги, мы дождались темноты. Энн была так бледна, что я не на шутку тревожился за нее.

— Энн, — я взял ее за руки, — осталось совсем немного. Мы приедем в город, в «Маквин-Хаусе» ты будешь в безопасности. Там ты найдешь друзей.

— А ты как? Что ты будешь делать?

— То, что и должен, — отозвался я. — Собираюсь повидать шерифа и рассказать ему про Фило и Эдди. За ними пошлют повозку.

— А потом?

Она была не из тех, кого легко одурачить. Да мне и не хотелось лгать ей. Поэтому я пожал плечами и отвернулся, все же проронив:

— Полагаю, дальнейшее — дело шерифа.

Энн приехала из Англии совсем недавно, а там привыкли чтить закон и полагаться только на закон. Что ж, так должно быть везде. Но здесь, на Западе, случается, что закон не всюду поспевает. Да и вообще тут предпочитают самостоятельно улаживать свои дела. Во всяком случае, с Беленом я собирался разобраться без посредничества закона.

Когда мы поскакали по дороге к городу, я услыхал вдалеке гудок паровоза. Этот заунывный, протяжный звук всегда будил во мне тоску по тем местам, где я еще не побывал. Вот и сейчас во мне проснулось то же чувство.

Мы добрались до «Маквин-Хауса» уже поздним вечером, спешившись, я помог Энн спуститься.

Мы вошли в гостиницу. Первой, кого мы встретили, оказалась Верна Элвин. Она была женой одного англичанина, гостившего в Мисслшелле, и старинной подругой Энн. Поэтому я со спокойной душой оставил там девушку и собрался уходить. Но Энн окликнула меня.

— Барни, приходи повидаться со мной. Приходи завтра же.

— Непременно, — сказал я. — Обязательно.

И все же я был убежден, что вижу ее в последний раз. Я понимаю, после всего, что нам с ней довелось перенести, эта девушка могла сказать совершенно невероятные вещи или даже сама поверить в них. Но когда она отдохнет денек-другой и придет в себя, то я, оборванный ковбой, окажусь последним человеком в мире, которого она захочет увидеть.

Да и дел у меня было по горло.

Я вышел из гостиницы, вскочил в седло и поскакал к платной конюшне, где оставил коня на попечение конюхов. На улицу я вышел с винтовкой в руках.

Вообще-то Мэйн-стрит не Бог весть какая улица — просто ряд строений, многие из которых по фасаду обиты грубо отесанными досками. В окнах домов горел свет. А прохожих было не слишком много.

Надвинув на глаза шляпу и с винтовкой наперевес, я побрел по улице в направлении салуна Чарли Брауна.

Первым же, кто попался мне на глаза при входе в салун, оказался Роман Белен.

Увидев меня, он застыл, словно льдом его сковало, перетрусил, значит. Но нет, недооценивал я Белена… А он оказался проворным малым.

— Шериф! — крикнул он парню, стоявшему у стойки бара. — Арестуй его! Это он со своим черномазым убил Фарлеев. Убил их обоих, а потом, когда мы пытались захватить его, стрелял в моих людей!

Я этого совсем не ожидал, и такой поворот застал меня врасплох. Я заорал:

— Наглая ложь! Ты сам знаешь, ты…

— Арестуй его, шериф! Ведь он еще кого-нибудь убьет!

Чуть отступив от стойки, шериф сказал:

— Отдай винтовку, Пронто. Ну же. Отдай винтовку мне.

— Шериф, он лжет! Он и его подручные… Это они убили Фило якобы за скотокрадство. И еще они убили Эдди Холта, моего компаньона, и…

— Сперва отдай мне пушку, — перебил шериф, — а потом потолкуем.

В салуне находились люди, которых я считал своими друзьями. Но двое ковбоев Белена с кольтами в руках встали в дверях. Если бы началась стрельба, пострадали бы невинные люди. Я протянул винчестер шерифу.

Когда меня швырнули на койку в тюремной камере, я не потратил ни минуты на сожаления или там… раздумья, а просто задрых. Собственно, к тому времени, когда меня привели в тюрьму, я уже брел полусонный. Я не сознавал происходящего, безвольно, даже с облегчением пустил все на самотек. И счет времени я потерял. И теперь, рухнув на койку, даже не нашел в себе сил стянуть сапоги.

Все куда-то уплыло. Потом я почувствовал, что кто-то трясет меня за плечо.

— Ты что, собираешься спать вечно? К тебе пришли.

Я сел, щурясь и протирая глаза. В окна бил яркий свет, похоже, уже перевалило за полдень. За прутьями решетки стоял Батч Хоган.

— Пайк, — заявил он с ходу, — что бы там про тебя не болтали, я этому не верю. Я знаю, ты никого не убивал.

За его спиной стоял Билл Джастин и еще какой-то человек. Заметив, что я смотрю на них, они повернулись ко мне спиной.

— Говорят, что ты прикончил Фарлея и его сестру. Пристрелил их, — продолжил Хоган.

— Наглая ложь! Это Белен.

Батч Хоган, не большой краснобай, без прикрас пересказал мне всю эту историю в том виде, в каком он ее слышал. Оказывается, вернувшись в город, Роман Белен распустил слух, что после того, как Джастин уволил меня, я рассвирепел, как бешеный пес. Поэтому я стрелял в Фарлеев и убил их, а потом вместе с Эдди Холтом устроил засаду на отряд Белена.

Про Холта никто ничего толком не знал. Но я-то слыл забиякой; хотя все знали, что я хороший работник, мне тут же припомнили все мои грехи, а про все хорошее позабыли. Ведь, помимо всего прочего, Белен был состоятельным ранчевладельцем, а я всего-навсего ковбоем и перекати-поле.

Как я и полагал, друзья Фарлея впали в неистовство. Ну да, ведь они полагали, что я — убийца. Некоторые даже ста ли поговаривать о суде Линча. А смешнее всего, что единственный человек, занявший мою сторону, был тот, с кем я дважды дрался, причем оба раза сам его провоцировал.

Об Энн Фарлей никто не упоминал, а я уж тем более не собирался. Когда она узнает о случившемся, она обязательно придет сама. Энн так устала, что, разумеется, еще спит, и вовсе не стоит ее будить. А с Беленом я еще разберусь.