Длинный коридор, облицованный неизбежным белым мрамором, уходил вдаль за моей спиной. Я стоял перед аркой, занавешенной тяжелыми шторами. Раздраженно отодвинув штору, я обнаружил за ней застекленную дверь, открыл ее и увидел дворик, тускло освещенный и наполненный терпким, похожим на запах ладана ароматом.

Я сделал было шаг вперед, но тут же замер на месте. До слуха моего донесся уже знакомый звук. Из-за второй занавешенной шторами двери, находившейся рядом справа от меня, послышались приглушенное постукивание и одновременно шум, словно производимый неким предметом, который тащили волоком по полу.

«Хромой человек!» — отчетливо прозвучало в моем мозгу.

Я прыгнул к двери, взялся за занавес… и тут навстречу мне шагнула женщина, загораживая мне дорогу!

Никакого представления, даже смутного, не осталось у меня от ее костюма. Я запомнил только зеленую шелковую шаль, расшитую белыми птицами, наброшенную на плечи и голову женщины таким образом, что нижняя половина ее лица оставалась закрытой. Зловещий взгляд огромных темных глаз буквально приковал меня к месту.

В глазах этих горел гнев — но не он так сильно поразил меня, а то обстоятельство, что глаза женщины показались мне как будто знакомыми.

Несколько мгновений мы стояли неподвижно, глядя друг на друга, потом…

— Вы уходить, — сказала женщина и раскинула руки в стороны, загораживая дверной проем.

У нее был хрипловатый голос. Дикарские браслеты и побрякушки из дешевого серебра восточных базаров украшали ее обнаженные руки цвета слоновой кости. Очевидно, она была полукровкой евразийского происхождения.

Я заколебался. Постукивание и шорох прекратились. Но присутствие здесь этой гротескной фигуры в восточном одеянии только увеличило мое желание пройти за дверь. Я пристально смотрел в черные глаза — они не мигая смотрели на меня.

— Вы уходить, пожалуйста, — повторила женщина, поднимая правую руку и указывая на дверь, через которую я вошел. — Это есть частный номер. Что вы делать здесь?

Слова ее, хоть и произнесенные на ломаном английском, напомнили мне о том, что, вне всяких сомнений, я незаконно вторгся в чужие владения. И какое право имею я врываться в чужой номер?

— Там находится один человек, которого мне нужно увидеть, — сказал я, понимая, насколько ничтожны мои шансы на успех.

— Вы никого не видеть, — решительно отрезала женщина. — Вы уходить.

Она шагнула ко мне, продолжая указывать на дверь. Где же прежде встречал я взгляд этих великолепных горящих глаз?

Смутное, ускользающее воспоминание дразнило меня, и мне казалось, что, открои женщина лицо, я мгновенно узнаю ее. Поэтому я продолжал в нерешительности стоять на месте. Она же тем временем бросила короткий взгляд через плечо и вдруг резко отступила назад и исчезла за дверью, предварительно сердитым жестом задернув занавеси.

Я услышал ее удаляющиеся шаги, затем в отдалении хлопнула дверь. Если в задачу женщины входило прикрыть чье-то медленное отступление, то она успешно ее выполнила.

Осознав, насколько жалкое зрелище являл я собой в этой ситуации, я пошел восвояси.

Каким образом удалось мне добраться наконец до главной лестницы, я не могу сказать, поскольку перед мысленным взором моим неотступно стояло прикрытое зеленой шалью лицо с огромными темными глазами. Где и когда видел я этот взгляд? Но тщетно искал я ответа на этот вопрос.

Передав по телефону просьбу Смита в Скотланд-Ярд, я разыскал мистера Самаркана, в прошлом — хозяина известной гостиницы в Каире, а ныне — владельца самого нового и роскошного отеля в Лондоне. Мистер Самаркан — дородный господин с седой эспаньолкой — имел манеры придворного и улыбку истинного грека.

Я сообщил ему самое необходимое и не более того и попросил подняться в номер «14-А», не привлекая к себе особого внимания. Я никак не намекнул в разговоре на подозрительные обстоятельства смерти сэра Хэйла, но мистер Самаркан выразил глубокое (и профессиональное) сожаление по поводу того, что столь выдающийся общественный деятель (хоть и невыгодный постоялец) выбрал в качестве места для печального завершения своей карьеры «Нью-Лувр» на самой заре его истории.

— Кстати, — спросил я, — у вас сейчас гостят какие-нибудь друзья с Востока?

Мистер Самаркан поднял густые брови.

— Нет, месье, — уверенно ответил он.

— И никакой леди с Востока? — настаивал я.

Мистер Самаркан медленно покачал головой.

— Возможно, месье видел одну из айя?1 В настоящее время в «Нью-Лувре» проживает несколько англо-индийских семей.

— Айя? Вполне вероятно. Но все же…

ГЛАВА IV

ЦВЕТОК МОЛЧАНИЯ

— Теперь мы имеем дело, — сказал Найланд Смит, беспокойно расхаживая взад-вперед по гостиной, — не как прежде с доктором Фу Манчи, но с совершенно неизвестным лицом — Си Фаном.

— Ради всего святого! — вскричал я. — Что такое Си Фан?

— Величайшая тайна таинственного Востока, Петри. Вдумайтесь только. Вы, как и я, знаете, что злой гений, доктор Фу Манчи, некоторое время жил в Англии, «подготавливая почву» (кажется, это мое собственное выражение) для создания ни больше и ни меньше, как гигантской Желтой империи. Миллионы европейцев и американцев называют эту мечту Желтой Погибелью. Прекрасно. Но подобной империи необходим…

— Император!

Найланд перестал мерить шагами гостиную и остановился прямо напротив меня.

— А почему не императрица, Петри? — отрывисто спросил он.

Слова его оглушили меня, подобно грому средь ясного неба, и я не нашелся, что ответить.

— Вы, вероятно, напомните мне, — быстро продолжал мой друг, — о низком положении женщины в восточном обществе. Я же могу привести в пример разные достойные внимания исключения из сего правила — и древние, и современные. В действительности, по здравом размышлении, можно увидеть множество преимуществ в создании гипотетической Восточной династии не императоров, но именно императриц. Наконец, на Дальнем Востоке существует старинное предание, согласно которому однажды миром будет править женщина. Несколько лет назад один ученый индус уверял меня, что в каком-то тайном монастыре в Татарии или на Тибете живет принцесса невероятно древнего рода, которой суждено стать императрицей мировой державы. Полагаю, это традиционное верование или мощная организация, следящая за его сохранением и распространением, и называется Си Фаном!

Удивление мое не знало границ, но…

— Так, значит, упомянутая леди немолода? — спросил я.

— Напротив, Петри. Она всегда остается молодой и красивой благодаря длинному ряду воплощений. Кроме того, таким образом она несет в себе всю мудрость прошлых веков. Короче, это — архетип ламаизма. Подлинный секрет безбрачия лам заключается в существовании чистой, целомудренной правительницы, при которой Великий лама состоит всего лишь в качестве верховного духовного лица. Для ее свиты отбираются самые красивые и очаровательные девушки из благородных семей — им предварительно отрезают языки, дабы лишить возможности рассказать кому-либо об увиденном и услышанном.

— Смит! — вскричал я. — Но это совершенно невероятно!

— Рабыни же, ухаживающие за телом принцессы, не только немы, но и слепы — ибо узревший прекрасную наготу повелительницы обречен на смерть!

Я взволнованно вскочил с места.

— Вы придумали все это ради собственного развлечения, — воскликнул я.

Найланд Смит в свойственной ему импульсивной манере похлопал меня по плечу и серьезно посмотрел мне в глаза.

— Простите, дружище, — сказал он, — если случайно заставил вас поверить, что эти невероятные фантастические подробности не вызывают у меня никакого сомнения. Многие из них принадлежат легенде, многие являются плодом суеверного вымысла, но некоторые факты — и тут я совершенно серьезен, Петри, — абсолютно достоверны.

Я молча смотрел на сухое загорелое лицо друга — ни тени улыбки не появилось на его сурово сжатых губах.

вернуться

1

Айя — служанка-туземка.