Решительность ее поколебалась. Она чуть было не ушла. Теперь она сомневалась, сможет ли Хуго помочь ей. Иридаль боялась встретиться с тем, чем он теперь стал. И все же, если не он, то кто? Уж не Стефан — ей ясно дали это понять. И не остальные мистериархи. В большинстве своем они были могущественными чародеями, но они не любили ее покойного мужа, и у них не было причин желать того, чтобы потомок Синистрада вернулся к ним.

Что касается прочих простых смертных, то те немногие, с которыми Иридаль доводилось встречаться, не произвели на нее впечатления. Для ее нужд полностью подходил только Хуго. Он умел управлять эльфийским драккором, он бывал в эльфийских землях, свободно говорил по-эльфийски и знал эльфийские обычаи. Он был смел и отважен и зарабатывал себе на жизнь ремеслом наемного убийцы. К тому же он был одним из лучших в своем ремесле. Как напомнила Стефану Иридаль, сам король, который мог позволить себе самое лучшее, однажды нанял именно Хуго Десницу.

Настоятель повторил еще раз:

— Хуго, к тебе пришли.

— Пошел ты… — послышался из-за двери голос.

Иридаль вздохнула. Этот голос был невнятным и хриплым от курения стрего — даже в коридоре Иридаль ощущала дым его трубки, — а также от пьянства и безделья. Но она узнала этот голос.

Ключ. Вся ее надежда в ключе. Он держит ключ при себе, явно опасаясь того, что если он отдаст его другим, то не устоит перед искушением и попросит выпустить его отсюда. И наверняка найдутся те, кто сделает это.

— Хуго Десница, это Иридаль из Верхнего Царства. Я в отчаянной беде. Мне надо поговорить с тобой. Я… я хочу нанять тебя.

Иридаль мало сомневалась в том, что Хуго откажет ей. По легкой презрительной улыбке, змеившейся на тонких губах настоятеля, Иридаль поняла, что и он думает так же.

— Иридаль, — растерянно повторил Хуго, как будто это имя копошилось где-то на дне его затуманенного хмелем разума. — Иридаль!

Последнее слово прозвучало как хриплый шепот, как выдох, как нечто давно желанное и наконец достигнутое. Но в этом голосе не было ни любви, ни тоски. Скорее ярость, которая могла бы расплавить и гранит.

Тяжелое тело ударилось в глиняную дверь, послышались звуки, как будто кто-то что-то нащупывал или скребся. Открылся глазок. Появился красный глаз, наполовину скрытый грязными спутанными волосами, нашел Иридаль и не мигая уставился на нее.

— Иридаль…

Глазок резко захлопнулся.

Настоятель посмотрел на нее. Реакция женщины удивила его. Возможно, монах ожидал, что она повернется и убежит, но Иридаль осталась стоять. Пальцы руки, скрытой плащом, впились в тело. Другая рука, державшая свечу, даже не дрогнула.

Внутри послышались звуки бешеной деятельности — грохот мебели и звон посуды, как будто Хуго что-то искал. Потом послышалось торжествующее рычание. По нижней части двери застучало что-то металлическое. Снова раздалось рычание, на сей раз разочарованное, и из щели под дверью вылетел ключ.

Настоятель наклонился, поднял ключ и несколько мгновений держал его в руке, задумчиво рассматривая. Затем посмотрел на Иридаль, безмолвно спрашивая ее, хочет ли она, чтобы он открыл.

Поджав губы, она холодно кивнула, приказывая отпереть дверь. Настоятель, пожав плечами, отпер.

Как только щелкнул замок, дверь распахнулась наружу. На пороге дымной, тускло освещенной комнаты силуэтом возникло привидение, подсвеченное спереди свечой, что держала в руке Иридаль.

Привидение бросилось на Иридаль. Сильные руки схватили ее, затащили в келью и швырнули об стену. Она уронила свечу, та упала на пол, и свет погас в лужице расплавленного воска.

Хуго Десница загородил вход своим телом и повернулся к настоятелю.

— Ключ, — приказал он.

Настоятель отдал ключ.

— Оставь нас!

Схватившись за ручку двери, Хуго захлопнул ее. Обернулся к Иридаль. Она услышала безразличные тихие шаги удалявшегося настоятеля.

Келья была маленькой. Вся обстановка состояла из грубой постели, стола, стула — ныне перевернутого — и бадьи в углу, судя по вони, для испражнений.

На столе стояла толстая восковая свеча. Рядом лежала трубка Хуго. По соседству с ней стояла кружка и тарелка с недоеденной пищей, а также бутылка с каким-то хмельным питьем, которое воняло почти как стрего.

Иридаль окинула все это быстрым взглядом, заодно выискивая оружие. Она боялась не за себя — ее защищала магия, с помощью которой она могла подчинить человека даже быстрее и легче, чем своего дракона. Она боялась за Хуго, боялась, что он сумеет нанести себе удар раньше, чем она успеет остановить его, — ей казалось, что он уже допился до сумасшествия.

Хуго стоял перед Иридаль и смотрел на нее во все глаза. Его лицо с орлиным носом, мощным лбом, глубоко посаженными узкими глазами сейчас, полуразличимое в колеблющихся тенях и желтоватом дыму, было страшным. Хуго тяжело дышал, его тело дрожало от бешеных усилий открыть дверь, от выпивки, от жадного возбуждения. Он неверным шагом шел к ней, протянув руки. Он вышел на свет, и Иридаль испугалась за себя, — его лицо горело от выпитого, но глаза оставались трезвыми.

Где-то в глубине его души оставалась частичка здравого рассудка, которую не могло затронуть вино, сколько бы он ни пил. Этот огонек разума нельзя было залить вином. Лицо Хуго, искаженное жестоким горем и душевной мукой, стало почти неузнаваемым. В его черных волосах пробилась седина, нечесаная борода, некогда щегольски заплетенная, теперь отросла и свалялась. На Хуго была драная рубаха, засаленные и задубевшие от грязи кожаный жилет и брюки. Его твердое, мускулистое тело одрябло, хотя в нем еще была порожденная вином сила, — Иридаль до сих пор чувствовала хватку его пальцев на своей распухшей руке.

Спотыкаясь, он подошел ближе. Она увидела ключ в его трясущейся руке. С губ Иридаль уже было готово сорваться заклятье, но она промолчала. Теперь она ясно видела его лицо, и ей захотелось заплакать. Жалость, сочувствие, память о том, что ради ее ребенка Хуго пожертвовал своей жизнью, пошел на ужасную смерть, — все это заставило Иридаль протянуть руки навстречу ему.

— Снимите с меня это проклятье! — дрожащим голосом взмолился Хуго. — Умоляю вас, госпожа! Снимите проклятье, которое вы наложили на меня! Освободите меня! Отпустите!

Он опустил голову. Его тело сотрясали хриплые, бесслезные рыданья. Он дрожал, руки его безвольно упали. Иридаль склонилась над ним, ее слезы капали на седеющие волосы, которые она гладила ледяными пальцами.

— Прости меня, — прерывисто прошептала она. — Прости.

Хуго поднял голову.

— Не нужна мне ваша проклятая жалость! Освободите меня! — снова повторил он хриплым, нетерпеливым голосом и стиснул ее руки. — Вы не понимаете, что вы делаете! Прекратите это… сейчас же!

Она долго смотрела на него, не в силах заговорить.

— Не могу, Хуго. Это не я прокляла тебя.

— Вы! — яростно воскликнул он. — Я видел вас! Когда я очнулся…

Иридаль покачала головой.

— У меня, хвала предкам, недостало бы сил наложить такое проклятье. Ты сам знаешь, — сказала она, глядя в беспомощные, молящие глаза. — Ты должен знать. Это был Альфред.

— Альфред? — Хуго чуть не подавился этим словом. — Где он? Он… пришел?

В ее глазах он прочел ответ и запрокинул голову, словно от невыносимой боли. Две большие слезы выкатились из-под плотно сжатых век и, пробежав по щекам, исчезли в редкой свалявшейся бороде. Он глубоко, судорожно вздохнул и вдруг впал в бешенство, начал вопить в неистовом гневе, царапать ногтями лицо и рвать на себе волосы. И так же внезапно он рухнул лицом вниз и лежал совершенно неподвижно, словно мертвый.

Каким он и был некогда.

Хуго очнулся. В голове гудело. Тупая пульсирующая боль ползла вверх по шее, отдаваясь где-то позади глаз. Язык распух. Он понимал, отчего ему так худо, и знал, как с этим справиться. Он сел на кровати и потянулся за бутылкой вина, которая всегда была неподалеку. И тут Хуго увидел Иридаль. Воспоминания обрушились на него как удар, и боль была такой жестокой, что головная боль и в сравнение с ней не шла. Он безмолвно уставился на нее.