– Звучит логично.

– Да, и все было логично. Госдепартамент не обжаловал решение суда.

– А что вы скажете о Монтелане?

– Пэрис в течение долгого времени активно выступал против китайских националистов. Еще много лет назад он называл Чан Кайши продажным военным диктатором и открыто ратовал за прием красного Китая в члены ООН.

– Многие выступали в поддержку Китая.

– Вот почему я считаю эти версии маловероятными.

– Венис и Пэрис предприняли действия, которые, быть может, и не прибавили им популярности, но не были необычными.

– Если только у них не было на то других причин.

– Если только… Предлагаю действовать методом исключения. Полагаю, нам надо сосредоточить внимание на Дрейфусе и Уэллсе.

– Можем начать с них, но я намерен войти в контакт со всей четверкой. Встретиться лицом к лицу с каждым из них. – Питер допил виски.

О’Брайен прислонился к спинке стула.

– Повторите, пожалуйста, что вы сейчас сказали.

Питер встал и поставил стакан на буфетную стойку – по одному они уже выпили. После некоторого колебания он налил себе еще виски.

– Сколько у вас людей, на которых мы могли бы рассчитывать? Ну тех, что были в мотеле в Куонтико и потом сопровождали нас.

– Я просил вас повторить, что вы только что сказали.

– Не мешайте мне, – сказал Питер. – Лучше помогайте, а не ставьте палки в колеса. Я – связующее звено между всей четверкой. Каждый из них знает, что меня использовали в качестве марионетки. Один из них знает или будет знать, что я подозреваю его.

– Ну а потом?

Ченселор налил виски О’Брайену.

– Он попытается убить меня.

– Мне это тоже почему-то пришло в голову. И вы думаете, что я соглашусь взять на себя всю ответственность? Ни в коем случае.

– Вам не удастся остановить меня. Лучше помогите.

– Черта с два! Я сумею остановить вас. Я могу официально оформить с десяток обвинений против вас и запрятать в кутузку.

– А что потом? Вы же не сможете встретиться с ними.

– Почему бы и нет?

Ченселор подошел к столу и сел:

– Да потому, что вы – жертва шантажа. Вы что, забыли о Хан Чоу?

О’Брайен не шелохнулся, он смотрел прямо в глаза Питеру:

– Что вы знаете о Хан Чоу?

– Ничего, Куин, да и не хочу знать. Могу только догадываться. В тот первый вечер, когда мы встретились, я упомянул о Лонгворте, рассказал вам о том, что случилось с Филлис Максвелл, обронил слово «Часон», и в ваших глазах появился такой страх… Вы произнесли это название так, будто оно убивало вас. И на меня вы смотрели точно так же, как смотрите сейчас, будто обвиняли в грехах, о которых я не имел ни малейшего представления. Вряд ли вы поверите мне, но я придумал вас еще до нашей встречи.

– Что вы там городите? – с напряжением в голосе спросил О’Брайен.

Питер со смущенным видом отпил глоток виски. Он отвел взгляд от Куина и уставился в свой стакан.

– Вы действовали на меня очищающе. Вы – один из моих героев, который признавал свои слабости и умел бороться с ними.

– Не понимаю, о чем вы говорите.

– В каждой истории о пороке должен быть положительный герой, выступающий на стороне правых. Я считаю, разница между сносным романом и комиксом состоит как раз в том, что в романе герой не сразу становится героем, а только после того, как ему удастся преодолеть свой собственный страх. Чувствую, что трагедия – не мое призвание, поэтому ваш страх не будет представлен в виде трагического порока, а только как слабость. Хан Чоу и есть ваша слабость, не так ли? Это и отражено в досье Гувера.

Куин непроизвольно проглотил слюну, продолжая в упор рассматривать Ченселора:

– Вы хотите, чтобы я рассказал вам обо всем?

– Нет, не хочу, но мне надо знать, почему вас шантажировали. А вас действительно шантажировали еще до нашей встречи.

О’Брайен говорил короткими фразами, как будто опасался собственных слов:

– Накануне той ночи, когда умер Гувер, в журнале учета посетителей появилась запись о визите в бюро трех человек: Лонгворта, Крепса и Сэлтера.

– Под псевдонимом Лонгворт скрывался Варак, – резко прервал его Питер.

– А так ли это? – возразил Куин. – Вы сказали, что Варак погиб, стараясь возвратить досье. Нелепо рисковать жизнью, пытаясь достать то, что у тебя уже есть. Это был кто-то другой.

– Продолжайте.

– Настоящий Лонгворт не мог посетить бюро, потому что Крепс и Сэлтер использовали легенды. Но я не смог установить их личности. Другими словами, трое неизвестных получили в ту ночь пропуска в бюро Гувера. Я начал задавать вопросы. А потом мне позвонили…

– Человек говорил зловещим шепотом?

– Шепотом. Очень вежливый человек, с отличной дикцией. Он приказал мне не лезть не в свое дело. Хан Чоу был рычагом.

Ченселор наклонился вперед. Два дня назад О’Брайен вел допрос, а сейчас настал его черед. Любитель руководил профессионалом, потому что профессионал был крайне напуган.

– А что такое легенда?

– Заранее подготовленные данные на какое-нибудь имя, используемые в случае необходимости. Биографические данные, сведения о родителях, школе, друзьях, местах работы, послужной список и так далее.

– За какие-нибудь десять минут составляется история жизни человека?

– Скажем, за пару часов. Эти данные необходимо запомнить.

– А что вас натолкнуло на журнал учета посетителей?

– Досье. Некоторые из нас хотели знать, что стало с ними, и мы говорили об этом. Правда, украдкой и только друг с другом.

– Но почему журнал?

– Сам не знаю. Видимо, метод исключения. Я побывал в помещениях для уничтожения списанных документов, проверил входящую информацию. Туда не поступало никаких больших партий материалов. Я даже поинтересовался судьбой коробок с личными вещами Гувера, которые были увезены из «Флагов».

– Из «Флагов»?

– Так мы называли бюро. Правда, Гуверу это не нравилось, и в его присутствии мы никогда не употребляли этого названия.

– И много было таких коробок?

– Совсем немного, чтобы в них можно было унести все досье. Тогда я понял, что они исчезли, и очень испугался. Не забывайте, я знал, как их используют.

– Александр Мередит…

– Кто этот Мередит?

– Вам бы следовало познакомиться с ним. Впрочем, его не существует.

– Это персонаж из вашей книги?

– Да, продолжайте.

– Поскольку не исключалась возможность убийства, я приступил к изучению журнала. Все знали, что Гувер умирает. У нас даже было кодовое обозначение на случай его смерти: «открытая территория». Значение его, надеюсь, вам понятно: кто после него?

– Или что?

– Именно так. Я погрузился в архивы, сосредоточив особое внимание на пропусках, выписанных вечером, так как думал, что досье Гувера вряд ли будут вывозить днем. Казалось, все было в порядке, пока я не наткнулся на записи в журнале в ночь на первое мая. Там я нашел три фамилии. Две из них ни о чем мне не говорили…

Куин замолчал и сделал глоток виски.

– И какова ваша версия? Когда вы узнали, что двое из них лица вымышленные?

– После смерти Гувера, а потом мои предположения подтвердились… – О’Брайен закурил сигарету. – Думаю, что Гувер умер днем раньше, а не тогда, когда официально объявили о его смерти. – Он сделал несколько глубоких затяжек.

– Вот это заявление!

– Это логично.

– Почему?

– Дело в тех вымышленных лицах. Тот, кто послал их, наверняка был посвящен в тайны организации и смог снабдить их подлинными документами. Агент, который дежурил в ту ночь, по фамилии Парк, даже не захотел говорить о них. Он лишь признал, что Гувер лично, по специальному телефону, дал разрешение пропустить их. Этот факт подтвердился, телефоном действительно воспользовались, но не думаю, что Парк говорил с самим Гувером. Он говорил с кем-то другим, кто находился в то время в резиденции Гувера. Однако агенту специальный телефон директора казался святыней, поэтому он убежден, что разговаривал именно с Гувером.

– Итак, он говорил с кем-то из резиденции Гувера. Ну и что же дальше?