Ладно, не сию минуту!
Я обернулся к друзьям и натужно улыбнулся:
– Я, кажется, понял, что это было!
Витек прекратил выбивать зубами дробь. Лилька перестала скулить. Лена с надеждой обернулась ко мне. Вован вскочил.
Я с фальшивой бодростью заявил:
– Это газы!
Вован открыл рот. Я торопливо добавил:
– Клянусь, я читал об этом! Это не утопленники!
Глаза Кузнецова очистились от мути. Вован смотрел на меня с нескрываемой готовностью в очередной раз поверить в силу печатного слова. Подвести его я не мог. Облизал воспаленные губы и пояснил:
– Есть газы, вызывающие галлюцинации, понимаете? А мы уже несколько дней подряд голодаем, с соображалкой у нас сейчас неважно, вот и купились…
Ребята молчали и смотрели на меня недоверчиво. Я воскликнул:
– Клянусь, раз мы причину знаем, они на нас больше не подействуют! Я про газы. Вот, смотрите!
Я схватил чей-то шест и мысленно перекрестился. Подошел к тому месту, где только что на наших глазах затонул ребенок, и решительно ткнул туда осиной.
Лилька зажмурилась и тихо заплакала. Лена страшно побледнела. Витек задрожал. Серега вскочил, подбежал ко мне и неверяще уставился на абсолютно спокойную воду. Вован остолбенело таращился туда же. Потом благоговейно прошептал:
– И правда…
Он подошел и забрал у меня шест. Осторожно ощупал дно и задумчиво протянул:
– Можа, и мне почитать что-нибудь стоит, а, Сашок? Подкинешь, нет, что-нибудь получше?
Глаза у меня защипало. Я сглотнул горьковатый комок в горле и кивнул. Вован еще раз ткнул шестом в болото и почти весело объявил:
– Все, суслики, пора двигать, наотдыхались!
Он решительно вернулся к первой тропе, с которой нас завернула зловещая рука. Перепуганный Витек попытался остановить его. Что-то несвязно залепетал о потревоженных могилах и недовольном утопленнике. Но Кузнецов лишь презрительно расхохотался. Как я уже говорил, он свято верил печатному слову.
Болотные газы – значит, болотные газы, всего лишь. И не ему, Вовану, бояться жалких галлюцинаций!
Чтобы Казанцев нас не задерживал, наш вожак поднял его с земли за шиворот и подтолкнул к болоту. Потом продемонстрировал бастующему Витьку внушительный кулак. И, выразительно поглядывая на Лильку, заявил:
– Ты, музыкант, воду мне не мути. Утопленник – тьфу! Меня бойся. Я, знаешь, как зол, что мы время зря потеряли?! – И грозно зарычал: – Ежли что, я тебя на кулаках ТАК понянчу… Ух, тебе на пользу пойдет!
Необычайно длинная для Вована речь оказала на Казанцева поистине волшебное воздействие. Да и Лилька перестала дрожать, ее взгляд стал осмысленным.
Вован удовлетворенно усмехнулся. Приглашающе кивнул на болото и передразнил Серегу:
– Прошу, сэры!
Мы неуверенно засмеялись. И пошли.
Болото за это время надежнее не стало. Разве что туман окончательно исчез, и оно теперь лежало перед нами во всем своем отвратительном великолепии.
Двигались мы медленнее, чем обычно. Зато страшное место, где недавно пришлось повернуть назад, миновали беспрепятственно.
Это немного нас взбодрило. Мы уже не думали о разлагавшихся в этой трясине мертвецах – наверняка многочисленных! – просто шли за Вованом, с надеждой поглядывая на далекую полосу леса.
Кузнецов забыл о недавних неприятностях. Снова злился и требовал, чтобы мы не ловили ворон. И был прав: тропа отнюдь не выглядела надежной и держала в постоянном напряжении.
Под моей ногой опять дрогнуло и поехало в сторону моховое полотнище, потревоженное ребятами, и я торопливо перепрыгнул через расширявшуюся на глазах трещину.
Шест, отданный мне Леной, пригодился. Без него я вряд ли перемахнул бы через промоину. Почуяв свободу, туда рванулись бесчисленные цепочки пузырей, и густая коричневатая жидкость словно закипела.
Я оглянулся на покинутый островок и тоскливо вздохнул: до следующего, по прикидкам Вована, придется добираться не менее часа. Если нам повезет и не понадобится сильно петлять.
Мы растянулись длинной цепочкой. Только Лилька практически не отставала от Вована. То и дело тыкалась носом в его спину.
А вот Серега и Витек шли уже медленнее, проложенная Вованом дорожка становилась все ненадежнее.
Лену же отделяла от Казанцева уже добрая сотня метров тропы, колеблющейся и залитой прорвавшейся водой.
К моему удивлению, волк на этот раз нас не бросил. Правда, пробирался он немного в стороне, но далеко от меня не отходил. И я постоянно ловил на себе его напряженный, пристальный взгляд.
Временами мне казалось: гость чего-то ждет. Но мысль на этом не задерживалась. Я с туповатым упорством двигался вслед за Леной. Старался, чтобы расстояние между нами оставалось минимальным.
Я отлично видел, что Ахмедова смертельно устала. Она уже несколько раз падала и лишь чудом выбиралась на тропу без посторонней помощи. Без шеста ей приходилось особенно трудно, но взять его у меня Лена наотрез отказалась.
Периодически Вован останавливался и гневно орал на все болото, поторапливая нас. Его крик действовал: мы с Леной начинали чуть быстрее передвигать ноги, и цепочка становилась менее рваной.
Это случилось, когда Вован с Лилькой уже вплотную приблизились к спасительному островку, и мы потеряли бдительность. Особенно расслабляюще подействовала на нас близость леса.
Он уже не смотрелся сплошной темной лентой, давно рассыпался на отдельные деревья и кустарники. На ближайших мы могли рассмотреть отдельные ветки, а светло-зеленый ковер травы под старыми березами привел нас в умиление.
Впереди – земля!
Надежная, прочная, твердая земля, а не коварная болотная обманка, скрывающая под зеленью трясину. Мы не сомневались: следующий привал сделаем именно ТАМ, на этом волшебном берегу.
Я напрягал зрение, пытаясь рассмотреть, нет ли там ягодника. Рот в предвкушении пиршества заранее наполнялся слюной, я судорожно сглатывал ее и глупо улыбался.
Привел меня в себя короткий вскрик. Я испуганно дернулся и едва сам не заорал от страха: оступившуюся Лену затягивало в черную промоину. Она расширялась стремительно, и так же стремительно Лена погружалась в буквально кипевшую коричневую взвесь.
Не думая, я рванулся вперед, протянул ей свой шест и крикнул:
– Держись!
Лена вцепилась в мою подсохшую за эти дни осинку, и я потянул ее к себе. Видимо, слишком резко.
И без того слабый, дрожащий слой торфа подо мной вдруг разъехался, и я моментально оказался по пояс в болоте.
Стараясь не двигаться, я отпустил шест и прошипел:
– Хватай его! Концы положи на уцелевшие кочки и держись!
– А ты? – слабо отозвалась Лена.
– Дуреха! Тебя же через полминуты затянет! Давай! Я пока обойдусь!
Лена послушно потянула шест к себе, и мое сердце ухнуло куда-то в ноги. Я вдруг почувствовал себя совершенно беспомощным. С ужасом подумал: если Кузнецов с Серегой до нас не доберутся, я без шеста не продержусь и часа.
Страх оказался настолько сильным, что я едва не схватился за свой конец осинки. Непроизвольно. Инстинктивно.
Я неверяще смотрел на предательски задрожавшую руку: все-таки я трус. Самый настоящий. Я откровенно боялся – у меня скулы сводило от нерационального, какого-то нутряного страха, и бешено пульсировало в висках. Осознавать это…
Трус!
Всего лишь.
Не ожидал.
Я зажмурился и заставил себя сосчитать до десяти. Потом открыл глаза и вздохнул с облегчением: Ленкин подбородок уже не захлестывало водой, у нее даже плечи были свободны. Мой шест, кажется, держал ее довольно надежно.
Поймав мой взгляд, Лена слабо улыбнулась и спросила:
– Ты Витька видишь?
– Не-а. Кочки мешают. Думаю, он уже на островке и рыдает от счастья.
– Кричать будем?
Я пожал плечами и едва не выругался вслух: это безобидное движение погрузило меня в болото еще сантиметров на десять.