Но толчок вышел знатным!
Справа и слева меня тотчас обогнули рвущиеся в бой гриди, полностью закрыв нас с Бураном от татар… И одним ударом пронзив толпу ворогов практически насквозь! А все потому, что пешие ордынцы, в большинстве своем бездоспешные, подхваченные хаосом внезапной схватки и брошенные им в самое пекло, не могут толком противостоять старшим дружинникам, закованным в лучшую русскую броню.
Впрочем, даже если поганые и успели бы облачиться в свои куяки (да-да, хатангу дегель), и встретили нас верхом… Я бы все одно поставил на копейный таран своих витязей!
Просто наши потери были бы больше…
Сильный толчок в спину бросил меня на холку жеребца — и я даже почуял резкое жжение у правой лопатки, не переросшее, впрочем, в настоящую боль. Оборачиваюсь назад — и замечаю на полатях острога татарских лучников, успевших подняться на стену и теперь разящих нас с тыла!
— Щиты за спины! Поганые с тына стрелами бьют!
Не успевшие вступить в сечу ратники спешно выполняют мой приказ — а на стену уже спешат гриди Михаила, ведомые ближником, и вои младшей дружины… Поняв, что с новой угрозой вскоре будет покончено, я чуть пришпорил Бурана, вновь посылая его вперед, в сечу!
Не сразу мы протолкнулись сквозь замедлившихся дружинников, медленно, но верно теснящих пеших ордынцев. И ведь на каждом шаге жеребцов гриди колют поганых пиками — да крушат булавами их черепа в ближнем бою! Н-да, тяжко приходится ордынцам, попавшим под удар тяжелой русской дружины…
Мне самому довелось еще дважды коротко уколоть копьем — прежде, чем путь вперед оказался полностью расчищен от ворогов. И, недолго думая, я пришпорил жеребца, вырываясь из толчеи сечи!
Несколько секунд короткого бега меж хаотично стоящих шатров — и я замечаю двух полностью закованных в броню татар, сжимающих в руках тугие составные луки. Не знаю, почему именно сейчас — но спину обдало смертным холодком; подчинившись извечному инстинкту «бей или беги», я послал разгоряченного Бурана на ворогов, подтянув павезу к голове, к самым глазам…
Вовремя!
Две стрелы ударили в щит практически одновременно — ударили на уровне лица, пробив прочную защиту узкими, гранеными наконечниками! Крутые ребята, бьют очень точно — и стрелы у них дельные… Хорошо, что стреляли в меня, а не в коня — быть может, в надежде его затрофеить?
В любом случае стрелы, пробив павезу, все же застряли в ней древками, не причинив мне особого вреда — и от страха я вновь пришпорил Бурана, бросив его в тяжелый, яростный галоп!
Как кажется, под копытами жеребца дрогнула сама земля…
Поняв, что не достали меня, татары вновь наложили стрелы на тетивы — и в этот раз направили их в грудь коня, рассчитывая поразить его сердце… Осознание последнего яркой вспышкой озарило мой мозг — и, раззявив рот в яростном крике, на одних инстинктах я перехватил пику, швырнув ее вперед!
Конечно, копье не дротик, и в цель я не попал — но летящая в татар пика заставила ордынцев отпрянуть назад, промедлить с очередным выстрелом…
А уж там я успел направить коня влево, огибая степной шатер — и заходя поганым за спину!
— Се-е-евер!!!
Буран врезался в ордынца, успевшего развернуться ко мне боком, снеся его с ног… А мгновением спустя я с силой вонзил острие капетинга в открытое лицо второго нукера! Трофейный меч с потертой, невзрачной рукоятью, но прочным клинком принадлежал атаману Усу — а теперь с легкостью вошел во вражью плоть… И тотчас вышел из нее, окрасившись красным!
Тяжелый удар конских копыт добил лежащего на земле лучника — а я бешено обернулся в седле, в поисках новых противников… И заметил одного — в нерешительности замершего в стороне, у богато украшенного шатра! Молодой татарин в шелковом халате с ужасом взирает на меня, держа в руках ножны с саблей — но клинок он так и не оголил…
Я бросил Бурана в сторону ворога, занеся капетинг для удара — успев при этом разглядеть плещущийся в глазах ордынца смертный ужас… И уже опуская клинок на его голову, в последний миг развернул меч плашмя!
Мамлек-бей с яростью стиснул зубы и скривил лицо, выслушав доклад сотника-джагуна. Последний упал ему в ноги, не обращая внимания на торчащую из плеча казачью стрелу — и забрызгав сапоги мурзы кровью из рассеченной молодецким ударом щеки:
— О милостивый Мамлек-бей, казаки напали на выпасы и отогнали лошадей! Мы не могли ничего сделать, враг превосходил нас числом…
— И ударил внезапно⁈
Кюган стиснул рукоять сабли так, что пальцы побелели от напряжения — в то время как джагун аж весь сжался, ожидая расправы… Но все же сотник получил обе раны не в спину, он принял бой — это его и спасло. К тому же охрана лагеря, организованная самим Мамлек-беем, также проворонила вылазку урусов… Хотя и гонял дозоры мурза, пугал смертной казнью за сон на посту! Но враг очень умело выбрал время для вылазки — в самую, что ни на есть, «собачью пору»… Когда хочется спать сильнее всего, когда притупляется внимание — и в тоже время веришь, что ночь заканчивается и опасность уже не грозит…
А потому вместо наказания джагуна, вырвавшегося из сечи с горсткой всадников, Мамлек-бей лишь пнул его для острастки, после чего яростно воскликнул:
— Мои верные нукеры! Вы пришли со мной из Синей Орды, из родных кипчакских степей! Вы не дрогнете перед врагом! Вы опрокинете урусов и столкнете их в реку даже пешими! А после мы ворвемся в град на плечах бегущих — и вы получите все, что пожелаете: захваченное в Азаке золото и серебро, драгоценные ткани и самоцветы, самых красивых женщин!
— Ал-ла-а-а!!!
Восторженный крик обступивших кюгана воинов, успевших облачиться в полную броню и приготовить оружие, стал ему ответом! И Мамлек-бей, явственно ощутив, как отпускает его недавняя растерянность, хищно оскалился, указав в сторону реки:
— Сбросим урусов в воду!!!
Тысяча опытных татарских нукеров, среди которых особо выделяется сотня отборных батыров, облаченных в прочные хатангу-дегель, двинулась на врага, взяв в руки тугие составные луки и стрелы. Терять своих людей в рукопашной схватке с урусами кюган не собирается — достаточно будет булгар и татар Тагая… А нукеры Мамлек-бея обрушат на противника ливень стрел, закрыв неиссякаемым потоком их восходящее солнце!
Тогда дрогнут сердца даже самых храбрых орусутов…
Но не успели еще нукеры Мамлек-бея приблизиться к стене возов, как с противоположной стороны реки оглушительно грянул гром! Даже мурза, знакомый с тюфенгами, замер в нерешительности, силясь понять — отчего так громко⁈ И только разглядев сразу четыре дымных облачка, он понял, что урусы бьют слитным залпом четырех «тюфяков».
— Не бойтесь, стреляйте во врага! Здесь тюфенги нас не достанут!
Уверенный в своей правоте, Мамлек-бей даже продвинулся вперед, поднявшись на вершину пологой насыпи. Отсюда ему открылся лучший вид на кипящую за кольцом телег сечу — от вида которой в его душе вновь проснулись нехорошие сомнения…
Во-первых, мурзу неприятно удивило число судов урусов, уже приставших к берегу — и все еще пристающих! Во-вторых, Мамлек-бею стало не по себе от организованности врага — вот они гуртом повалили с носа корабля, ткнувшегося в берег, заученно держа щиты над головами. А вот уже мгновенно строят «черепаху», сомкнув круглые щиты внахлест — ни одна стрела ее не пробьет!
Вот немногочисленная «черепаха» десятка в три воев — увы, всего лишь одна из многих! — медленно, но неотвратимо приближается на двадцать шагов к булгарам, все еще обстреливающим урусов… И, переждав очередной залп, строй щитов распадается — а в нукеров летит настоящий град сулиц! Булгары во множестве падают, пронзенные ими насквозь — а урусы уже кидаются вперед, на ходу перестроившись клином, при этом отчаянно вопя:
— Сарынь на кичку!!!
И некоторые, особо впечатлительные булгары тут же бросаются бежать… Другие честно принимают бой — и падают наземь, сраженные яростно мелькающими секирами урусов, умело прикрывающих друг друга в ближнем бою!
