Но только чаша весов боя склонилась в сторону русичей, как с заледеневшей реки показался еще один татарский отряд в несколько сотен всадников. И они тотчас устремились к левому крылу сражающихся — заставив сердце Ефима Михалыча болезненно сжаться от предчувствия неотвратимой беды…

…- Алексей! Переведи Ак-Хозе: пусть его булгары бьют стрелами в спины татарам, как сблизятся с ними — после чего оставайся подле царевича! Быть может, он сможет убедить и прочих сородичей выйти из боя, перейти на нашу сторону!

— Сделаю все, княже!

— Давай брат, верю в тебя!

Схватка булгар и ханских нукеров была яростна и ожесточенна, но не очень длительна — сказалось численное превосходство местных и неожиданность вспыхнувшей сечи. А также тот факт, что всадники Синей Орды, пришедшие в Булгар с Тохтамышем, с началом боя оказались буквально окружены булгарами… И после победы последних Ак-Хозя повел своих новоиспеченных воинов к Казани, возвращаясь в город тем же путем, коим отряд следовал на вылазку.

Однако при приближении к крепости, с первыми лучами только показавшегося над горизонтом солнца я увидел, что перед южными воротами идет нешуточная сеча. И судя по масштабу хаотичной схватки и настежь открытым вратам я сделал вывод, что ханский мурза пошел ва-банк и бросил в бой свой главный козырь, тяжелых батыров-катафрактов!

А значит, в самом городе защитников уже не осталось…

Стало совершенно очевидно, что именно наш удар способен изменить исход боя — тем более, что в тылу ханских нукеров я разглядел отдельно стоящую группу тяжелых всадников с бунчуком мурзы. После чего и повел к ней уцелевших в сечи булгар, рассчитывая решить исход боя одним лихим ударом!

— Ну, братцы — с Богом! Се-ве-е-ер!

— Се-ве-е-ер!!!

— АЛ-ЛА-А-А!!!

Клич булгар прогремел над полем боя, заглушив рев моих немногочисленных дружинников. И наши новые союзники на полном скаку отправили в полет первый заряд стрел, убийственным градом хлестнувших по спинам и головам ордынцев! Обратив на себя внимание и телохранителей ханского мурзы… Заодно заприметивших два десятка русских дружинников, уже во весь опор летящих в их сторону!

А ведь «тургаудов» у мурзы больше, как минимум в два раза больше нашего…

Упрямо стиснув пику подмышкой, я только пришпорил летящего словно ветер Бурана, направляя его к ворогам — и молясь лишь о том, чтобы они не бросились наутек! Но нет, эти гордые, эти решились принять бой — перехватив чжиды обеими руками и рванув нам навстречу…

Свист ветра в ушах, сливающийся в единое белое полотно снег под копытами верного скакуна — и темные, карие глаза врага, уже хорошо различимые над кольчужной бармицей. Батыр направил наконечник копья мне в лицо — что же, я лишь сгруппировался в седле, закрыв павезой и лицо по самые глаза, и низ живота с седельной лукой… И никаких попыток рвануть в сторону, сместиться с линии атаки, ударить по коням — нет! Чего бить по лошади, если долю секунды спустя в тебя ударит вражеское копье⁈ И потом — что меня, что татарина по бокам подпирают соратники, атакуя друг друга вытянутой шеренгой конных копейщиков.

Просто вторая половина ордынцев обтекает нас на крыльях, намереваясь зайти с тыла…

Удар!!!

В последний миг я чуть приподнял щит к лицу, полностью его закрыв — и тотчас получил кромкой павезы по лбу, отброшенный на заднюю луку седла! С такой силой рвануло павезу от удара чжиды… Причем вражеское копье пронзило ее — и пусть наконечник вылез из щита лишь на две трети, полоснув меня по щеке, со смертью я разминулся буквально в пару вершков!

Тяжело рвануло в правой руке и мое собственное копье — древко которого спустя секунду переломилось с оглушительным треском! Но мой собственный, натренированный летом удар нашел цель — граненый наконечник вонзился именно в лицо батыра, без труда пронзив кольчужную бармицу. Чистый «рыцарский удар», прошивающий даже «хундсгугель», забрало бацинетов! Причём собственным щитом татарин закрыться не смог — накинутый на левую руку (локтевым хватом), он прикрывал лишь корпус всадника. Вскинуть его к голове противник, сжимающий копье обеими руками, не имел никакой возможности…

Мгновением спустя конь поверженного всадника (буквально вылетевшего из седла!) благополучно проскакал справа. А мы с Бураном оказались за спинами ордынцев — вблизи трех оставшихся с бунчуком всадников!

— Давай!

Подгоняя тяжело задышавшего скакуна, я выхватил трофейный новгородский клинок, склонив его параллельно земле, подобно кончару — и полетел на татар, ведомый горячкой боя! Трое — наверняка ведь обойдут со спины и срубят… Но не думать об этом, не трусить! Трусить сейчас подобно смерти — а лихая атака способна подарить шанс на спасение и победу!

Однако же, к моему вящему удивлению, оставшиеся подле мурзы нукеры — да и сам татарский военачальник! — не приняли бой. Нет, развернувшись к открытым воротам, они бросились наутек в крепость… Как кажется, сейчас хватило лишь моей решимости, чтобы обратить врага в бегство! А может, они просто испугались, что завязав бой со мной, потеряют время — и тогда мои гриди успеют ввязаться в схватку⁈

Тяжело дышащий Буран начал замедляться, стремительно теряя силы — и я позволил верному скакуну перейти на шаг. Обернулся назад, где мои дружинники отчаянно рубятся с оставшимися ордынцами — и понял, что сам-то остался совсем один, в тылу всего татарского войска!

Ох, и щекочущее нервы ощущение!

Но все же я решился — и прижав к губам костяной рог, что есть силы затрубил в него, привлекая внимание ордынцев! Привлекая его к себе — а заодно и к бегущему с поля боя мурзе, спасающемуся в крепости…

Пожалуй, пора и мне последовать его примеру — пока ханские нукеры не стоптали меня, отступая вслед за своим вождем! Вон, татары в задних рядах уже потянулись назад… Хорошо бы ещё, чтобы князьям удалось превратить отступление врага в бегство! Но это как пойдёт…

Развернув Бурана, я направил его в сторону сражающихся, спеша на помощь гридям — на ходу бросив меч ножны и перехватив правой рукой шестопер. Пара мгновений скачки — и вот я уже поравнялся с ближнем ко мне ордынцем, заходящем русичу со спины… Противник увидел меня, вскинул саблю, пытаясь закрыться лёгким клинком! Но тяжёлая булава с лёгкостью снесла вражий блок, врезавшись шипастым навершием в кольчужную маску, разорвав её — и в кашу смяв плоть, что была укрыта под ней…

Глава 19

Бой под Булгаром, часть первая

Зимобор (март) 1382 года от Рождества Христова. Осадный лагерь нижегородцев у полуночных (северных) врат Булгара.

Симеон Дмитриевич, младший сын князя Дмитрия Константиновича, с тревогой посматривает в ночную тьму, что должна уже вот-вот смениться предрассветными сумерками. Вон, на восходе стык тверди небесной и тверди земной уже просветлел, предупреждая о скором пробуждении солнца… Но у полуночных врат Булгара, где встала лагерем нижегородская рать, беспросветный мрак пока не сдается. Ведь тонкий, едва видимый месяц с ночного неба ушел окончательно — да и просто пасмурно! Вон, нависшие над головой тучи были готовы прорваться плотными зарядами снега еще вчера вечером… Но и хорошо, что не прорвались, что не завьюжило — иначе пришлось бы ждать хана еще день! А то и два, и три…

Но нет — вскоре уже должна показаться на реке могучая рать татар, уже очень скоро! И первый ее удар обрушиться именно на нижегородцев, разбивших свой лагерь у самой кромки волжского берега…

Тяжело выдохнул Симеон Дмитриевич, очень тяжело. Что и говорить, жаль нижегородских воев, очень жаль! Свои же ведь ратники! Хорошо хоть, сумел убедить отца удержать половину княжеской дружины и суздальских ратников, итак понесших немалые потери на Куликовом поле. Да напросился в поход вместо старшего брата Василия — пусть и под общим началом дяди, Бориса Константиновича…

Брата Василия Симеон любит, пусть и не всегда с ним ладит. А вот дядю ему не жалко — чего жалеть немолодого уже, въедливого и жадного князя Городецкого? Причем верного именно великому князю Московскому… Много о себе думает Борис Городецкий, много о себе мнит победитель мокши, что разграбила Нижний внезапным налетом четыре года назад! А ведь в свое время гордый дядя пытался забрать стольный град у отца — и никакие увещевания церковников не смогли его переубедить. Борис даже на закрытие храмов в Нижнем Новгороде не посмотрел! И только московские полки заставили его искать мира с Дмитрием Константиновичем, отцом Симеона… А не станет отца, так забудет Борис про Городец, ринется добывать себе Нижний!