Нет уж… Пусть лучше сгинет. Вместе со всей своей дружиной…
Вновь тяжело выдохнул княжич, замерший с десятком лично преданных ему ближников у самого берега Волги. В эту ночь дозор несли вои из личной дружины Симеона — да к рассвету он отправил их отдыхать. Мол, все одно не спится княжичу, так пусть он сам с ближниками у берега и постоит, побдит в дозоре — а дружинным-то что? Те и рады отогреться после бессонной, холодной ночи — уж тем более, если сам Симеон Дмитриевич отпустил!
Только неладно на сердце княжича, ох как неладно… Шут с ней, городецкой ратью, ее дружина верна лишь Борису. А вот нижегородцев под удар подставлять (включая воев собственной сотни!) ему действительно жаль… Но ведь и ничего с тем не поделать! Простые ратники уже не раз воевали вместе с москвичами в одном войске — общим походом они громили Булгар шесть лет назад, взяв богатую добычи. И также все вместе были биты на Пьяни спустя год…
Но позор хмельного поражения нижегородцы смыли и своей, и чужой кровью на Куликовом поле! И теперь дружинники Нижнего Новгорода почитают за вождей именно великого князя, его «Храброго» брата и первого воеводу Боброк-Волынского — а вовсе не престарелого Дмитрия Константиновича или его сыновей! Нет в ратниках и страха перед татарами, готовы они с ханской ратью биться грудь в грудь… Так поддержат ли эти вои Симеона Дмитриевича, когда он поклонится Тохтамышу всем княжеством, признавая власть хана над Русью? Согласятся ли вновь платить дань татарам без очевидного, сокрушительного поражения⁈
Нет!
Так пусть уж лучше сгинут здесь, у Булгара — чем на стенах Нижнего Новгорода, куда в конечном итоге пришел бы Тохтамыш с великой ратью…
Симеон Дмитриевич пожил на бренной земле уже практически тридцать лет, и когда-то честную детскую веру в Господа в его душе сменила гордыня и властолюбие… А следом пришло и снисходительное презрение к нищим церковникам, подобным Сергию Радонежскому, не сумевшему переубедить Бориса Городецкого отдать Нижний отцу! Как же… В этом случае дядя показал младшему из племянников наглядный пример того, что имеет действительный вес на бренной земле: мирные увещевания — или же ратная сила!
Но все-таки остатки совести, что некоторые именуют «гласом Божьим» в людском сердце, Симеон из своей души вытравить так и не смог. И понимая, что Василий может и сгинуть в походе, княжич убедил отца оставить старшего брата в Суздале, сохранив под его началом также и остатки местной дружины, заметно поредевшей на Куликах…
А грядущий разгром и истребление нижегородцев Симеон оправдал заключенным с Тохтамышем соглашением — теперь, когда хан пойдут в обратный поход на Русь, он не должен тронуть отцовский удел! И это большое благо для Нижегородского княжества… Ведь в противном случае, когда ордынцы, озлобленные отказом Москвы платить дань, явились бы к Нижнему, они бы не пощадили никого — ни воев, ни членов их семей! И старых, и малых…
Так что по всему выходит, что Симеон благое дело делает.
О том, что не случись его предательства, так великий князь Дмитрий Иоаннович мог бы разбить Тохтамыша в Булгаре, младший сын Суздальского князя старается просто не думать. А если все же невольно возвращается к этим мыслям — то тотчас гонит их от себя: Донской быть может, и разбил бы хана зимой, но летом-то Тохтамыш вернется с куда большей силой! И уже тогда отомстит сполна! Нет, пусть все идет своим чередом: великий князь сгинет здесь со всем своим войском и Храбрым братом — а хан даст ярлык на великое княжение Симеону. А уж тот достойно воспитает племянников от сестры Евдокии, даст им наделы… Какие-никакие. И будет править в Москве — или Суздале, или Нижнем, не столь и важно!
Главное, что Симеону быть великим князем на Руси!
Только бы хан успел ударить сегодня, перед рассветом. Не зря же Симеон предложил именно нижегородцам встать у полуночных ворот крепости — да ныне снял дозоры! Легко перебьют татары сонных воев, уничтожив разом пятую часть русской рати — а уж там из Булгара поспешит на выручку хану сильной войско… Благо, что княжич сумел передать весточку в город.
Но ведь и медлить нельзя! Не сегодня-завтра на помощь великому князю подойдут рязанцы, сумевшие в упорном бою захватить Казань… И переманившие часть булгар под руку предателя, царевича Ак-Хозя! Олег Рязанский успел упредить князя Дмитрия гонцом, указав, что в Казани русичей ждала засада — и что отбились благодаря измене булгар. Да все одно рязанцы понесли значительные потери… Однако же две с лишним тысячи дружинников и ушкуйников ныне спешат на соединение с великим князем! Да еще и булгар с тысячу под рукой мятежного царевича прихватил с собой Рязанский князь.
Хорошо хоть, командующий в Казани мурза пал в бою, как и многие его ближники — и рязанцы не смогли целиком раскрыть ханский замысел, известный лишь нескольким соратникам Тохтамыша. А потому, даже получив известия от Олега Рязанского, на совете у Дмитрия Иоанновича никто из князей не решился уходить из-под Булгара.
Наоборот! При активном содействии Симеона, не раз повторившего о необходимости штурма стольного града и разгрома Тохтамыша (ведь иначе Нижний Новгород первым попадет под ответный удар татар!), было решено остаться. Остаться, исключив всякую возможность успешной вылазки ордынцев — коих, судя по сече у Казани, теперь куда меньше, чем ожидалось…
Так что дозоры у городских врат сменились полноценными осадными лагерями русских дружин, серьезно укрепившихся со стороны возможной вылазки тыном или надолбами, да противоконными рогатками ближе к городским стенам. Появились укрепления и у полуночных врат, здесь схитрить Симеон уже никак не мог… Зато с тыла ни одна из стоянок русичей толком не прикрыта — никто не ждет удара с тыла, полагая, что татары поголовно собрались в Булгаре! При этом нижегородцы и «литовские» дружины, включая Смоленскую, Полоцкую и Брянскую рати встали отдельными лагерями у полуночных и полуденных ворот. А вот московское войско, разделенное надвое между Донским и Храбрым, расположилось с закатной стороны и на восходе…
Это два основных направления будущего штурма Булгара — московские мастера уже собрали осадные пороки. Теперь же готовятся к бою и крытые поверху тараны, и штурмовые лестницы, и вязанки мерзлого сушняка, коим закидают ров. Дмитрий Иоаннович желает начать штурм, как только рязанцы поспеют к Булгару, а царевич Ак-Хозя обратится к сородичам, предлагая им отринуть власть Тохтамыша… А это опасно не только тем, что кто-то из горожан действительно рискнет помочь русичам. Нет, Ак-Хозя наверняка узнает кюгана, облаченного в ханские одеяния и броню, и до сего дня играющего роль Тохтамыша, изредка показываясь на городских стенах! Пока эти появления редки и «хан» гордо молчит в ответ на предложения московитов начать переговоры о мире или сдаться, распознать подмену Донскому не удалось. Но когда предатель Ак-Хозя обратиться к своему народу, молчание «хана» не поймут ни русы, ни сами булгары! А значит царевич, лично знакомый с ханом и его приближенными, так или иначе раскроет подлог.
Нет, Тохтамыш должен ударить раньше — по-хорошему сегодня ударить, будь он неладен! Иначе справиться с ратью Донского станет гораздо сложнее… Особенно, если Дмитрий догадается, что в Булгаре нет хана, и отправит гонцов в Жукотин к ушкуйникам — а также дополнительные разъезды во все концы улуса. А уж те наверняка натолкнутся на свежую рать ордынцев!
Собственно, великий князь и его воеводы ни разу не дурни — дозоры сторожат русское войско и сейчас. Но это дежурные посты, не ожидающие появления татарского тумена, следующего по льду Волги! А потому высока вероятность, что посланные вперед ордынские ловчие сумеют перехватить их и бесшумно снять воев, коротающих ночи у обязательных костров…
Симеон вновь тяжело выдохнул, безуспешно вглядываясь в непроглядную тьму над рекой, пытаясь хоть что-то в ней разобрать. После чего княжич вновь обернулся на восход с явной тревогой: светлая полоса грядущей зари успела уже немного расшириться, а небо стало понемножку сереть… Но тут же Симеона окликнул Осип, один из верных его ближников: