— Бейте по готовности.

Пушкарский голова согласно кивнул, после чего резко опустил поднятую до того руку:

— Пали!

— Ох, елки…

Испуганно заржали лошади, встревоженные грохотом выстрелов — да и у меня, признаться, заложило уши от столь близкого, слитного залпа! Но наше неудобство — просто ничто по сравнению с действием картечи, ударившей по татарам в упор… В одно мгновение над ближними к нам ордынцами вдруг взвилась в воздух кровавая взвесь под оглушительный крик увечных — после чего два-три ряда степняков буквально рухнули на окровавленный снег вместе с лошадьми.

— Перезаряжай!

Конечно, первый же залп не мог не привлечь внимание врага. Но, обернувшись, татары увидели батарею — а за ней неизвестное число тяжелых русских дружинников! В реальности насчитывающих всего две с половиной сотни бронированных гридей… Тем не менее, ордынцы пришли в смятение. И вместо стремительного рывка к пушкам — ведь степняки вполне могли обстрелять расчеты прямо на скак!у — ханские нукеры лишь невольно подались назад.

Уперевшись в спины сородичей…

— Пали!

И еще один залп оглушительно грохнул, сметая замерших впереди нас татар. Вот тут-то их соратники принялись спешно разворачивать лошадей, чтобы податься в стороны… И кто-то даже успел ускакать — прежде, чем вновь раздалась команда Ефима:

— Пали!

Очередной заряд картечи сметает и бегущих, и попытавшихся было ринуться к нам смельчаков… А за спиной на реке уже послышался вой приближающихся булгар, сигналом на атаку которых как раз и послужил первый выстрел бомбард:

— Эмир Ак-Хозя! Истинный правитель Булгара!

Несмотря на весьма посредственные знания кипчакского, изучаемого мной от случая к случаю, перевод боевого клича союзников я вполне уловил…

— Все, Ефим, отходите, покуда вас не стоптали! Пора!!!

Даниил Пронский, коему и был адресован последний призыв, согласно кивнул головой:

— Пора… В бой, русичи! За Пронск!

— ПРО-О-ОНСК!!!

Оглушительно грянул боевой клич дружины соратника — но постарались и ельчане, уже разгоняя жеребцов для тяжелого галопа:

— Се-е-еве-е-ер!!!

Мы ринулись в атаку, склонив пики к врагу — и за считанные мгновения пролетели полсотни метров, разделяющих нас с ордынцами. Легкие же всадники Тохтамыша, не имея реальной возможности уйти от столкновения и бежать, попытались остановить атаку дружинников единственным доступным им средством — стрелами…

Что же, несколько срезней, направленных в Бурана, безрезультатно срикошетили от нагрудной брони, чуть удлиненной к ногам верного коня. А стрела с единственным бронебойным наконечником, отправленная в мою сторону, завязла в досках вовремя вскинутой к лицу павезы…

— Се-е-еве-е-ер!

Я успел закричать от переизбытка разом плеснувшего в кровь адреналина — за мгновение до того, как наконечник пики с легкость вошел в грудь ордынского лучника…

Тохтамыш услышал грохот тюфенгов издали, тотчас узнал их — и с тревогой обернулся назад, на реку. Ведь выстрелы раздались в тылу татарской рати… И теперь, когда метель неожиданно стихла, сердце хана ударило с перебоем — ведь он узрел натиск свежей дружины урусов, ударившей в спину его нукерам!

— Это же невозможно…

Сеча под Булгаром, задуманная ханом Золотой Орды как легкая победа, обеспеченная внезапным ударом татар, в реальности обернулась хаотичным боем. В ходе которого новый враг появляется в тот самый миг, когда Тохтамыш был готов уже праздновать победу!

Пожалуй, что наибольший страх темник испытал еще на рассвете. Это когда дружина нижегородцев, легкое истребление которых во сне обсуждалось заранее, неожиданно встретила батыров Тохтамыша лобовым ударом… И когда рать Владимира Храброго бросилась в безумную атаку, сумев надолго остановить продвижение тумена на льду Итиля!

Одновременно с тем окружив ордынских багатуров вместе с их ханом…

По сути, Тохтамыша спасла лишь вылазка осажденных. Но вскоре уже нукеров Искандер-бея обратил вспять копейный таран дружинников великого князя Дмитрия! Да, их бегство остановил сам хан, выскочив вперед своего тумена — после чего воодушевленные мужеством своего вождя, батыры вернулись в бой… Усиленные отрядом соратников, бившихся до того на реке.

Вот только и те, и другие уже успели устать — и даже имея численное превосходство, они не опрокинули дружину великого князя, а лишь сумели остановиться ее разгон! Впрочем, хан тотчас принялся окружать русичей, пустив по реке своих конных стрелков, намереваясь завести их в тыл урусам… Но неожиданно сильно разыгралась метель, закрывшая лучникам всякий обзор — так что с ударом в тыл урусам как-то не сложилось.

И, наоборот, на левом крыле ордынцев вдруг показались воины Литовской Руси…

Да, из-за густого снега Андрей Полоцкий не смог организовать собственного таранного удара. Но его всадники итак внесли сумятицу в сечу, сблизившись с ордынцами, ослепленными бьющим в лицо снегом — и принялись яростно рубить дрогнувших всадников! К моменту, когда метель чуть стихла, русичи обратили в бегство целую тысячу конных лучников…

И вот, наконец, очередной удар в тыл внезапно появившихся урусов — не иначе как следующих по пятам за ханской ратью. Что же, неужели рязанцы сумели взять Казань да еще и поспели на битву?

Додумать хан не успел. На берегу Волги по правую от Тохтамышу руку показалась еще одна дружина урусов в несколько сотен всадников! Да откуда⁈ Впрочем, присмотревшись к стяган, хан узнал нижегородцев. Не иначе последние сумели оторваться от погони и перестроиться под покровом снега — после чего опрокинули преследующих их легких всадников… И вернулись в бой⁈

Немыслимо!!!

С заледеневшим сердцем Тохтамыш безмолвно следил за тем, как нижегородское войско ударило по его конным лучникам, преградившим путь дружине Бориса Городецкого на реке. И как смяв их, заметно уставшие урусы без всякого разгона навалились на правое крыло тяжелых батыров… Но ведь и те до предела измучены продолжительным боем! И на глазах хана ордынские катафракты дрогнули, начав отступать — а первые трусы так и вовсе показали спину, спешно вырываясь из рубки…

И в довершении разом обрушившихся на Тохтамыша бед, он услышал, как на реке за его спиной раздался вдруг яростный клич:

— Эмир Ак-Хозя! Истинный правитель Булгара!

Глазам хана предстала совершенно немыслимая картина — крупный отряд булгарских всадников врезался в спину татарам на льду реки, продолжая орать что-то про Ак-Хозю… Что тотчас привело в замешательство многие сотни булгарских нукеров, коих Тохтамыш набрал на восходе!

И, наконец, из-за поворота Итиля показалась еще одна, многочисленная дружина урусов — не менее, чем в тысячу тяжелых всадников…

Тот, кто имеет богатый опыт поражений, умеет предчувствовать катастрофу ещё до того, как она наступила, угадывая её по первым признакам… Или же все дело в малодушии тех полководцев, кто не способен сражаться до конца? Как бы то ни было, сейчас трижды битый хан ясно увидел, что его войско, атакованное со всех сторон, вскоре окажется в глухом кольце окружения. Что, несмотря на большую численность его нукеров, последние уже очень устали и дрогнули после выстрелов тюфенгов, призывов изменивших булгар — и внезапных ударов тяжелой конницы урусов.

А кто-то уже и вовсе бежит…

Прежде всего хан подумал, что стоит как можно скорее отступить под защиту стен Булгара — но Тохтамыш тотчас понял, что в грандиозной рубке спасется лишь горстка верных ему воинов. На булгар же теперь нельзя полагаться — раз изменили нукеры Казани, найдутся и другие предатели…

Бежать⁈

Что же, Тохтамышу не раз и не два приходилось бежать с поля боя — порой раненому, спасаясь от преследователей Урус-хана. И каждый раз будущий хан Золотой Орды находил убежище в Мавераннахре, у эмира Темир-Аксака… Убежище — и военную помощь.

Да, чингизиду было очень унизительно молить о милости безродного эмира — но все же в Самарканде Тохтамышу действительно помогали, не раз и не два.