82

Разместили посольство в довольно таки приличном подворье «полуазиатского» типа: все строения были с плоскими крышами, но внутри типичная греческая планировка и предметы обихода. Была и баня, которую протопили к нашему прибытию. Мы уже ночью, при свете масляных ламп, помылись по-быстрому, перекусили вареной рыбой, потому что у христиан был постный день, и выдули непомерное количество вина, белого и красного, чтобы всю ночь просыпаться и отливать в ночной широкогорлый глиняный кувшин, который к утру был до краев, но без подтеков. Наверное, кто-то из обслуги отхлебнул лишнее.

На завтрак нам подали свежий, горячий, ароматный хлеб с хрустящими коричневатыми корками, печеную баранину, сливочное масло, творог и молоко вместо вина. Как извиняющимся тоном сообщил худой юркий евнух, заведовавший подворьем, они привыкли принимать посольства из мусульманских стран, где вино, если и пьют, то мало, поэтому запасов больших не делали, а мы вчера выдули всё. Новое подвезут в течение дня.

Затем приехал со свитой тот самый пухлый бородатый чиновник, что сопровождал нас вчера. Звали его Мефодий. Я еще шутливо спросил, нет ли у него кореша по имени Кирилл? Чиновник серьезно ответил, что нет. Вместе с ним прибыли двадцать семь лошадей для нашей делегации, которая состояла из трех послов – меня, викинга Хафлиди и словенина Ратимира, которые были отобраны из-за суровых лиц в шрамах и почти двухметрового роста и крепкого телосложения и выступали в роли, так сказать, впечатляющей мебели, и двадцати четырех охранников, каждый из которых не уступал им статью. Послы были в вышитых золотом и серебром шелках, награбленных в прошлом году, охранники – в надраенных шлемах одного типа и кольчугах и вооружены секирами – боевыми тяжелыми топорами с двумя лезвиями в виде полумесяца на длинном древке, которые позже назовут датскими. Опытный воин таким оружием мог одним ударом проломить и щит, и шлем, и голову врага. Я уже собирался отдать команду садиться на лошадей, когда обратил внимание, что слишком уж они мелкие. Наверное, их захватили у малорослых кочевников, скорее всего, мадьяр. Нам для езды на таких придется или делать стремена очень короткими и сидеть с задранными ногами, или цепляться сапогами за брусчатку. Оба варианта будут выглядеть комично.

- А поменьше лошадей у вас нет? – серьезным тоном спросил я Мефодия.

- Нет, - немного стушевавшись, ответил он.

Значит, это не случайная ошибка, а, как будут говорить в двадцать первом веке, тонкий троллинг.

- Тогда мы сделаем вывод, что к нам относятся без должного уважения, и пойдем пешком, - решил я.

- Нет, вы не должны идти пешком, я сейчас пошлю за другими лошадьми… - засуетился было он.

- … и твоему правителю придется долго ждать, что сочтет неуважением к нему с нашей стороны, - продолжил я,

- Нет, он не сочтет… - начал было чиновник и запнулся.

Пухлое лицо его начало стремительно багроветь, потому что оказался в «служебном» цугцванге. Любое его решение приводило к дипломатическому скандалу и последующему изощренному втыку от начальства. Это в лучшем случае. А могут туда и копье воткнуть.

Предположив, что Мефодия сейчас кондрашка хватит, решение принял я:

- Мы пойдем пешком, а на этих лошадях повезем наши дары автократору, и ты будешь ехать за нами и придумывать, что рассказать своему начальству о неудавшейся попытке посмеяться над бестолковыми варварами.

Такое построение было нарушением дипломатического этикета, потому что представители принимающей стороны обязаны ехать впереди посольства, как бы показывая дорогу. Если «показывают» гости, то они и есть хозяева. Тоже тонкий троллинг, который ускользнул от взволнованного чиновника, неспособного самостоятельно принять решение. Может, успокоившись, Мефодий и понял свою ошибку, но уже было поздно.

Мы зашли в Константинополь через Золотые ворота. Я шагал впереди. По бокам и отставая на полшага двигались Хафлиди и Ратимир. За ними в шеренгу по три маршировали наши охранники. Я еще в Киеве научил их ходить в ногу. К моему удивлению викинги, привыкшие воевать строем клин, быстро научились этому. Следом за нами волочились на лошадях чиновники дрома. Глядя на их унылые морды, можно было подумать, что это наши пленники.

Сколько раз бывал в Константинополе, столько раз удивлялся тому, что, постоянно перестраиваясь, он как бы не менялся. Вроде бы дома стали другими, но такое впечатление, что всё по-старому. И люди здесь поразительно похожи и на своих предшественников, и на потомков, словно такие же вечные, как и я: острые на язык, крикливые, суматошные, переменчивые, как погода в марте… Они набились в портики по обе стороны самой длинной улицы города и принялись смачно комментировать прохождение нашей делегации. Поскольку прошлогоднее нападение и нынешний наш внешний вид – похожи на очень богатых горожан с великолепной охраной, вздумавших (с жиру бесятся!) прогуляться пешком – не располагали к насмешкам, остряки поупражнялись на чиновниках дрома. Особенно доставалось Мефодию. Предполагаю, что он будет объектом издёвок еще много дней.

Топали мы где-то с час. За такое время любой нынешний город франков можно пересечь вдоль и поперек и затем обойти по периметру. Большой дворец – главная резиденция императора восточных ромеев – это комплекс самых разных строений, расположенных на участке в виде кривого семиугольника и огражденных разной высоты каменными стенами с многочисленными башнями, в том числе надвратными. В комплекс входили несколько дворцов с крышами, покрытыми свинцом или позолоченной бронзой, домов для слуг и рабов, казарм, конюшен, кладовых, погребов, бассейнов, включая заполненный ртутью, в котором плавали чучела птиц, подземных цистерн, фонтанов, церквей… Все это начали строить в четвертом веке при Константине Великом и продолжили при его приемниках. Кто-то возводил новое здание, кто-то делал пристройку к старому, поэтому ни о каком архитектурном единстве не могли быть и речи.

Внешнюю охрану комплекса осуществляли выходцы из фригийского города Амория, откуда был родом дед нынешнего императора, основатель этой династии. Внутреннюю – скандинавы с небольшой примесью франков и армян. Забавно было наблюдать, с каким удивлением они пялились на нас. Наверное, им сказали, что прибыла делегация из причерноморских степей, а там, по мнению ромеев, что восточных, что западных, проживают скифы, которые сейчас называются то ли гуннами, то ли еще как-то, не важно, как, а увидели своих земляков. Кое-кто даже встретил старых знакомых. Наша охрана, которая осталась во дворе, сразу полезла целоваться в дёсны с императорскими стражниками, свободными от службы, которые пришли поглазеть на визитеров.

Нас, трех послов, повели во дворец Сигма, который начали сроить по велению деда нынешнего императора и закончили в первый год правления внука. На широком мраморном крыльце под навесом, крытым позолоченной бронзой, нас встретил логофет (начальник) дрома – тщедушный мужичонка с седой козлиной бородкой, еле передвигавшийся в тяжелых, шитых золотом, парадных одеяниях – и повел в тронный зал, который носил такое же название, как и дворец. Внутри все было сделано на «ах!» по нынешним меркам. Отсутствие вкуса компенсировалось избытком роскоши, из-за чего мне сразу вспомнились жилища «новых русских». Даже затрудняясь сказать, сколько килограмм или даже тонн золота, серебра, драгоценных камней было вбухано во внутреннюю отделку дворца. Это не считая мрамора и цветных стекол в витражах. Надо признать, что на Ратимира и Хафлиди эта мишура произвела неизгладимое впечатление. Наверняка до конца своей жизни будут рассказывать всем подряд и помногу раз об увиденном здесь. Зависть памятлива и велеречива.

На украшение тронного зала потратили, наверное, больше золота, чем на все остальные помещения дворца. По бокам золотого трона с непропорционально высокой спинкой, буквально утыканном драгоценными камнями, металл едва проглядывал, на беломраморном полу стояли по львы из, скорее всего, позолоченной бронзы, иначе бы каждый весил тонн сто, а перед ним – позолоченное дерево, на котором сидели позолоченные птицы. Когда мы зашли в зал, львы начали щелкать зубами и издавать звуки, смутно напоминающие рычание, а птицы – щелкать клювами и скрипуче чирикать. Мои спутники смотрели на них, как завороженные, а меня улыбнуло.