Данный метод работал на протяжении более века. Но силовой экспорт западной модели был возможен до тех пор, пока у Запада была монополия на силу. Сегодня эта монополия закончилась. В Сирии путинская Россия продемонстрировала всему миру крах западной монополии. Она ошеломила Запад, который был убежден в своем могуществе. Россия доказала, что силы и технология, поддерживающие величие Запада, отныне доступны не только Империи. Кроме того, как уже упоминалось, западная модель потеряла большую часть своего первоначального блеска. Она держалась на теории непрерывного и бесконечного роста. Теперь же все убедились, что никакого роста нет. Запад отчаянно делает вид, что рост все еще продолжается. Он жмет на все рычаги средств массовой информации, чтобы продемонстрировать картинку роста. Однако этот рост – блеф, он существует только на экране телевизора, а в реальности ничего похожего не наблюдается.

Наряду с этим растет число субъектов, которые понимают, что теперь нет возможности удовлетворять бесконечные желания, существующие лишь для того, чтобы потреблять товары. Желания растут в огромном масштабе, но их удовлетворение все заметнее становится привилегией элитарного меньшинства. У прочих мелких потребителей, вцепившихся в свои смартфоны, мы не можем не поинтересоваться, почему Лондон и Париж так сильно отличаются от какого-нибудь Тимбукту.

Нет такой рекламы, которая могла бы позолотить своим блеском товарный голод. Модель, основанная на предпосылках демократии, вынуждена сокращать количество товара. В конце концов товар исчезает. Власть денег бесконечна, но несовместима с принципами демократии и равенства, количество которых по определению ограниченно. Необходим обмен товара на демократию. Третьего не дано. А те, кто имеет силу и власть, словно набрали в рот воды. Трудно противостоять иллюзии и обману.

«Когда русские нанесли нам удар в спину и отказались от своей империи в 1991 году, мы остались на берегу с большим количеством заблуждений насчет нас самих и, что еще хуже, насчет остальной части мира», – саркастически заметил один нетипичный американец, то есть критически настроенный интеллектуал[36]. «Заблуждения» быстро накапливались, росли как на дрожжах. Все радовались тому, что Запад выиграл «холодную войну». За много лет до этого подобное умонастроение Иосиф Сталин определил как «головокружение от успехов»[37].

Америка, а следом за ней весь Запад пятьдесят лет существовали в страхе перед «красной угрозой». В конце концов враг покончил жизнь самоубийством, уйдя с исторической арены. И вдруг больше не стало никакой опасности. Все пути теперь были открыты для новых перспектив, расширения господства и экспорта цивилизационной модели, припасенных в западном спецхране. Тогдашний президент США Билл Клинтон получил срочный вызов от ведущих банкиров Уолл-стрита. Ему было сказано, что Соединенные Штаты в состоянии выступить в качестве глобального банкира. Они должны получить возможность «поделиться своим опытом и своими услугами» со всем миром. Кроме того, было сказано, что реальной альтернативы на горизонте нет и не предвидится.

Перед Западом открывалась эра непрерывного, нового, беспрецедентного господства. Истории, как писал упомянутый выше Фрэнсис Фукуяма, наступил конец. XXI век и, очевидно, все последующие столетия будут стопроцентно «американскими», глобальными в своем единстве. Раскаты грома от падения Берлинской стены в 1989 году услышали три миллиарда человек, которые к этому времени уже регулярно смотрели телевизор в новом едином и глобальном мире. Все успели посмотреть уникальный репортаж с места катастрофического события и воочию увидели конец эпохи.

Да, все мы видели этот репортаж. Все мое поколение видело его, и оно помнит об этом событии. Однако новое поколение уже забыло о нем, точнее, и не знает вовсе. Оно ведать не ведает (даже современники выпустили это из памяти), что Советский Союз не просто покончил жизнь самоубийством, а был уничтожен в результате длительной разрушительной кампании, важнейшими элементами которой были:

• внешнеэкономическая агрессия;

• воздействие многочисленной «пятой колонны»;

• мощная пропагандистская кампания, превозносившая зажиточность Запада, основанную на технологическом подъеме, и подавлявшая любую возможность управления коммуникационными рычагами оборонявшейся стороны;

• исчерпание «движущей силы» советской модели и однопартийной политической системы[38];

• неспособность СССР продолжать конфронтацию с Западом в условиях вопиющего технологического отставания;

• падение производительности труда в Советском Союзе и неспособность контролировать цены на сырье, которые являлись важным источником советского экспорта.

Стратегический паритет был обеспечен Леонидом Брежневым, но цена этого достижения была разрушительной. Тем не менее разрыв между уровнем жизни в СССР и на Западе на самом деле не был таким глубоким, как это рисовалось. Но разница была колоссальной в том, что касается сферы широкого потребления. Однако де-факто критерием, которым измерялся «уровень жизни» в Советском Союзе, стали принятые на Западе стандарты. И в одночасье миллионы советских граждан почувствовали себя нищими. Их убедили в том, что хуже, чем они, никто не живет. Правда, лет через десять те же граждане бывшей Страны Советов заметили, что и в системе западного капитализма им живется отнюдь не вольготнее. Им по-прежнему жилось очень плохо. В одночасье они стали отчаянно бедны, но делать нечего – было слишком поздно.

Прежде они думали, что бедность является результатом социальной системы, политического режима, при которых они родились и жили. В этом нельзя было винить их: широкие массы не состоят сплошь из историков, экономистов и философов. Вряд ли они в состоянии оценить свое положение в целом или хотя бы частично. Теперь у них не было опоры в виде системы ценностей, которую советская социалистическая система обещала, но не смогла сохранить. В любом случае было очевидно: Запад удачно экспортировал свои ценности. И свободу, и демократию. И то и другое служило олицетворением «Запада».

Отмечу мимоходом, что в этом ключ к пониманию новизны текущего времени. И раньше бывали войны, но теперешние разительно отличаются от всего предыдущего опыта. Новейшие войны совсем не похожи на битвы прежних эпох. Тогда война велась по линии фронта. В ней участвовали армии, каждая в своей форме. Население погибало или принимало участие в боевых действиях. Но чаще оно играло роль пассивного наблюдателя за столкновениями на своих полях, в своих лесах и городах. Война, в которой был побежден Советский Союз, была проиграна не на традиционном поле боя. Эта война обладала обобщенным, как бы незримым обликом и завершилась феноменальным реальным результатом.

Главное оружие, с помощью которого был разбит вдребезги Советский Союз, – абсолютное превосходство в сфере коммуникационных технологий. Запад на порядок превосходил советский потенциал. «Холодная война» обладала своими особенностями. Она разворачивалась в отсутствие «линии фронта». Шла постоянная вооруженная конфронтация между двумя антагонистами. Они были выстроены в боевые шеренги и готовы к боестолкновению, но огня не открывали. Война называлась «холодной», потому что не было слышно ни взрывов, ни автоматных очередей. Правда, не обходилось и без вооруженных стычек. Они случались в отдаленных местах и велись через «посредников». То есть люди погибали, но как бы с «третьей стороны».

Существовала угроза «взаимного гарантированного уничтожения» (MAD)[39], она поддерживала баланс сил и помогала избегать прямой конфронтации. В истории «холодной войны» было только одно исключение – так называемый «карибский кризис» 1962 года. Тогда Советский Союз и Соединенные Штаты оказались на пороге прямого столкновения и задействовали соответствующие стратегические арсеналы. Опасность ядерной войны сохранялась в течение нескольких дней. Затем оба противника, Джон Кеннеди и Никита Хрущев, поняли смертельную ошибку и пошли на компромисс.